col sm md lg xl (...)
Не любите мира, ни яже в мире...
(1 Ин. 2:15)
Ветрово

Иерей Георгий Селин. Пастыри и наёмники, воры и разбойники

Продолжение, части первая, вторая, третья, четвёртая, пятая, шестая, седьмая, восьмая

Часть девятая

Хо­тя пред­ло­жен­ный Ф. М. Дос­то­евс­ким во­прос уво­дит нас в сто­ро­ну от про­по­ве­ди ар­хи­е­пис­ко­па Ни­ка­но­ра (Бров­ко­ви­ча) и от «Тать­я­ны Ла­ри­ной» как апо­фе­о­зы со­ветс­кой жен­щи­ны, но его рас­смо­тре­ние по­зво­лит нам ши­ре взгля­нуть на ВРЛ и при­бли­зит к по­ни­ма­нию то­го, чем же на са­мом де­ле яв­ля­ет­ся «ве­ли­кая» «рус­ская» ли­те­ра­ту­ра. Ведь не слу­чай­но этот во­прос — «Со­гла­си­тесь ли вы быть ар­хи­тек­то­ром та­ко­го зда­ния на этом ус­ло­вии?» — ока­зал­ся в Пуш­кинс­кой ре­чи Дос­то­евс­ко­го и при­шит им к «Тать­я­не». На­пом­ню мне­ние Фе­до­ра Ми­хай­ло­ви­ча о ней.

Достоевский: Не такова Татьяна: это тип твердый, стоящий твердо на своей почве. Она глубже Онегина и, конечно, умнее его. Она уже одним благородным инстинктом своим предчувствует, где и в чем правда, что и выразилось в финале поэмы. Может быть, Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы.

Переименовать «Евгения Онегина» в «Татьяну Ларину»? Странное предложение, не правда ли? Понятно, что Достоевский этим предложением желает привлечь особое внимание к своей «правде», которую он увидел в «Татьяне», а не в «Онегине», но ради этого менять название восьмилетним трудам А. С. Пушкина? Вдвойне странно переименовать их с мужского имени на женское. Достоевский предлагает сменить пол поэмы? А есть ли у поэмы пол? Я и сам уже говорю что-то странное? Но, позвольте, читатель, если у писателя имеются фигуранты, т. е. персонажи мужского и женского пола, то названное в честь какого-либо из них произведение будет носить пол данного персонажа. Например, названное в честь «Евгения» будет «Евгением», а названное в честь «Татьяны» будет «Татьяной», и при переименовании «Евгения» в «Татьяну» что выйдет с поэмой? «Мадам Бовари это я», — заявил её создатель Флобер. И Пушкин, как бы ни отнекивался от своего духовного родства с «Онегиным», наделял его своими чертами. И вдруг поступает предложение переименовать поэму в «Татьяну Ларину». Лёгкость, с которой Федор Михайлович предлагает это сделать, заставляет задуматься: что же это за занятие такое — художественная литература? Что она воспитывает в человеке? Бесполую мечтательность?

Но оставим гендерные проблемы ВРЛ самой ВРЛ и перейдём к нашей теме. Назовём приведённые в 8-ой части статьи примеры из творчества Достоевского, а именно речь «Ивана Карамазова» и мысли «Татьяны Лариной» апориями гуманизма, или бесовским прилогом, и предоставим их разрешение святителю Иоанну Златоусту, но прежде заметим, откуда подобные апории берутся. Из перекосившего стройное здание Евангельского учения европейского гуманизма.

Наряду с благой вестью о вечном спасении Евангелие возвещает и страшную весть о вечной погибели. Гуманизм же, забыв последнюю, вырыл себе яму, идеже червь их не умирает, и огнь не угасает (Мк. 9:44). Обрушились народы в яму, которую выкопали; в сети, которую скрыли они, запуталась нога их. Познан был Господь по суду, который Он совершил; нечестивый уловлен делами рук своих. Да обратятся нечестивые в ад, — все народы, забывающие Бога (Пс. 9:16-19). В церковнославянском переводе: Углебо́ша язы́цы в пагубе, ю́же сотвори́ша: в сети сей, ю́же скры́ша, увязе́ нога их. Зна́емь есть Господь судьбы творяй, в де́лех руку́ свое́ю увязе́ грешник. Да возвратятся грешницы во ад: вси язы́цы забывающие Бога. Какие грозные и прекрасные слова.

Златоуст: Обрати внимание на непостоянство в суждениях большинства людей. Здесь жалуются на Бога, что Он часто бывает долготерпелив и равнодушно взирает на то, что многие злодеи, распутники, притеснители остаются без наказания (что делает Ф. М. Достоевский через «Ивана Карамазова». — Г.С.); там опять горько и сильно ропщут на то, что Бог угрожает им наказанием, хотя, конечно, если последнее огорчает их, то первое следовало бы восхвалить и одобрить. О, безумие!

Г.С.: Мысль Златоуста понятна? Чем меньшее наказание (болезнями, скорбями, житейскими невзгодами) несёт грешник здесь, тем большее наказание ждёт его там. Поэтому Божие долготерпение к злодеям должно вызывать в христианине… Не знаю, каким словом назвать это состояние? Радостью? Но эту радость честнее назвать злорадством. Соболезнованием злодею? Но этого слова не нашёл удобным сказать даже апостол Павел, понимая, что такое сопереживание под силу разве только святым, а рядовым христианам вроде «Ивана Карамазова» апостол даёт такое наставление: Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу [Божию]. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь. Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья (Рим. 12:19, 20).

Почитайте, как Златоуст толкует эти слова апостола Павлау́глие огнено собираеши на главу его, и станет понятно, что апостол не к мщению врагам призывает читателей Послания, но к милосердию. Поэтому не радость, схожую со злорадством, и не редко возможное соболезнование злодею об ожидающей его горькой участи в вечности, но — смирение, вот, пожалуй, подходящее слово для состояния, которое должно вызывать в христианине Божие долготерпение к лиходеям. Этого-то качества лишены «Иван Карамазов» и «Татьяна Ларина», как её представляет нам Ф. М. Достоевский. Он ставит от лица не ушедшей с «Онегиным» и оставшейся с мужем «Татьяны» вопрос: «Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания [в фундаменте которого заложено страдание]?»

Златоуст: О, скотское и ослиное рассуждение! О, грехолюбивая и преданная пороку душа! Ведь все эти суждения происходят от любви к удовольствиям, а если бы рассуждающие таким образом захотели прилепиться к добродетели, то они скоро убедились бы в геенне и не стали бы более сомневаться. /…/ На том основании, что Бог не всех наказывает здесь, ты не должен не верить будущим наказаниям; ведь Он человеколюбив и долготерпелив, потому угрожает и не тотчас ввергает в геенну. Не хощу смерти грешника (Иезек. 18:32), говорит Он. А если нет смерти для грешника, то это напрасно сказано. Знаю, что для вас всего неприятнее речь о геенне, но для меня нет ничего приятнее этого. О, если бы вы и за обедом, и за ужином, и в бане — везде беседовали о геенне! Тогда мы не сетовали бы на настоящие бедствия и не услаждались бы земными благами. Да и что ты назовёшь несчастьем: нищету, болезнь, плен, лишение членов тела? Всё это достойно смеха в сравнении с будущим наказанием. Хотя бы указал мне на томящихся всегда от голода, на лишённых зрения с младенчества, на живущих нищенством, — и это ничего не значит в сравнении с будущим мучением. Поэтому будем непрестанно говорить о геенне, память о которой не допустит нас впасть в неё. /…/ Для чего же Христос сказал: земли Содомстей отраднее будет в день судный (Мф. 11:24)? Итак, зачем ты шутишь тем, чем шутить не должно? Зачем ты обманываешь самого себя и вводишь в заблуждение душу свою? Зачем борешься против Божия человеколюбия? Бог уготовал геенну и угрожает ею для того именно, чтобы мы, сделавшись от страха лучше, не впали в неё. Таким образом, кто не позволяет говорить о геенне, тот незаметно делает не что иное, как этим обманом толкает и ввергает другого в геенну (т.9, с. 885-886).

Г.С.: Да, «Татьяна» поступила добродетельно. Но не по смирению, а по гордости. Она не оставила мужа не потому, что боялась нарушить заповедь Божию, а потому, что (по Достоевскому) не могла допустить того, что допускает Бог — строить счастье на чужом несчастье. А что, Бог и вправду так поступает?

Златоуст: Там не так, как здесь: для облегчения бедствия твоего не принесут тебе — один серебра, другой пищи, иной утешительного и отрадного слова; там все будут чужие. Даже и Ной, Иов и Даниил, хотя бы увидели кого из своих родных страдающими, не согласятся тогда ходатайствовать за несчастных. Тогда отнимется у нас всякое сострадание, свойственное теперь природе нашей. Так как благочестивые родители порой имеют нечестивых детей, и благочестивые дети нечестивых родителей, то, чтобы радость праведников всегда была чистая и чтобы наслаждающие благами не возмущались состраданием, — для этого, повторяю, и само сострадание отнимется, и они вместе с Владыкой воспылают гневом даже против единокровных своих (т.10, с.589).

Г.С.: Подтверждение этим словам Златоуста можно найти в Евангельской притче о мудрых и юродивых девах.

Достоевский: Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии? Вот вопрос. И можете ли вы допустить хоть на минуту идею, что люди, для которых вы строили это здание, согласились бы сами принять от вас такое счастие, если в фундаменте его заложено страдание, положим, хоть и ничтожного существа, но безжалостно и несправедливо замученного, и, приняв это счастие, остаться навеки счастливыми?

Г.С.: Как мне думается, этот вопрос — «Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания [в фундаменте которого заложено страдание]?» — поставлен Достоевским риторически. Конечно, слушатели не согласны. Но дело-то в том, что не несогласие «Татьяны» и слушателей на постройку такого здания должно быть причиной её отказа «Онегину», а то, что её «да» это — грех. По сути, такой мотивировкой «Татьяниного» поступка Достоевский подменяет христианство гуманизмом. По виду поступок «Татьяны» христианский, а по существу — гуманистический, сверху белый, внутри — красный.

Достоевский: Скажите, могла ли решить иначе Татьяна, с ее высокою душой, с ее сердцем, столь пострадавшим? Нет; чистая русская душа решает вот как: «Пусть, пусть я одна лишусь счастия, пусть мое несчастье безмерно сильнее, чем несчастье этого старика, пусть, наконец, никто и никогда, а этот старик тоже, не узнают моей жертвы и не оценят ее, но не хочу быть счастливою, загубив другого!»

Г.С.: Оказывается, не потому нельзя «Татьяне» оставить «старика», за которого она добровольно вышла замуж, что это — грех, а потому что она — «чистая русская душа» — не может построить своего счастья на чужом несчастье. «И пусть, пусть я буду несчастна, пусть никто не узнает и не оценит (! — Г.С.) моей жертвы, но я не хочу быть счастливою, загубив другого!» Вот вам, читатель, советская апофеоза с всклокоченными волосами и заломанными руками. Вот вам марксистско-ленинская белиберда, перенесённая на бытовую почву.

Достоевский: Тут трагедия, она и совершается, и перейти предела нельзя, уже поздно, и вот Татьяна отсылает Онегина. Скажут: да ведь несчастен же и Онегин; одного спасла, а другого погубила! Позвольте, тут другой вопрос, и даже, может быть, самый важный в поэме.

Г.С.: Какой же это вопрос? Всё тот же: почему «Татьяна» не ушла к «Онегину». Хотя Достоевский только что «объяснил», почему «Татьяна» не сделала этого (потому что не хотела строить своего счастья на чужом несчастье, в отличие от Главного Архитектора, Который только это и делает везде, во временной жизни и в вечной), но он понимает, что этого «объяснения» мало. Мало этих архитектурных изысканий в духе социалистического строительства, нужно ещё что-то, чтобы убедить слушателей в своей «правде», поэтому он привлекает другой, «самый важный» аргумент. Но прежде, чем он будет озвучен Достоевским, придётся ещё немного послушать его глубокомыслия.

Достоевский: Кстати, вопрос: почему Татьяна не пошла с Онегиным, имеет у нас, по крайней мере, в литературе нашей, своего рода историю весьма характерную, а потому я и позволил себе так об этом вопросе распространиться.

Г.С.: Имеется в виду архитектурное отступление Достоевского в гностическом духе, в хитросплетениях которого мы уже разобрались с помощью святителя Иоанна Златоуста. Но что разумеет Достоевский под «нравственным разрешением вопроса», и почему оно «у нас», т.е. у них, «русских» людей, «столь долго подвергалось сомнению»? По-моему, нравственным разрешением «Таниного» кризиса Достоевский называет его разрешение по Евангельскому закону: что Бог сочетал, того человек да не разлучает (Мф. 19:6). Законный брак, или соединение Богом двух в плоть едину — это нравственно, а расторжение брака — безнравственно. Тут можно ставить точку, господа, и расходиться. Что ещё выяснять? «Татьяна» поступила по Христову закону и высоконравственно. Почему же споры? Потому что поэт Пушкин искусил читателя образом «Татьяны». Потому что читателям и особенно читательницам хотелось бы, чтобы «Татьяна» и «Евгений» были вместе forever и навсегда… О, как знакома советским зрителям эта тема по унесённым ветром перемен постановкам Мосфильма и Голливуда. На ней, можно сказать, держалась киноиндустрия обеих империй .

Достоевский: Кстати, вопрос: почему Татьяна не пошла с Онегиным, имеет у нас, по крайней мере, в литературе нашей, своего рода историю весьма характерную, а потому я и позволил себе так об этом вопросе распространиться. Я вот как думаю: если бы Татьяна даже стала свободною, если б умер ее старый муж и она овдовела, то и тогда бы она не пошла за Онегиным.

Г.С.: Вот те раз, только что говорил о чужом несчастье как причине невозможности своего счастья, и когда уже нет этого препятствия, когда ничто не мешает «Татьяне» соединиться с «Евгением», «то и тогда бы она не пошла за Онегиным»… От этих писателей не знаешь, какого поворота мысли ожидать.

Достоевский: Надобно же понимать всю суть этого характера!

Г.С.: Ну давайте поймём всю суть, раз надобно. Только кому это надобно, товарищ Достоевский? Кому надобно разбирать ваши с Пушкиным фантазии? Вот в чём вопрос.

Достоевский: Ведь она же видит, кто он такой: вечный скиталец увидал вдруг женщину, которою прежде пренебрег, в новой блестящей недосягаемой обстановке, — да ведь в этой обстановке-то, пожалуй, и вся суть дела.

Г.С.: Кстати, вот ещё одна подмеченная Достоевским, вернее сказать, внедряемая и воспитываемая «великой» «русской» литературой особенность советского человека — обращать внимание не на внутреннее, духовное содержание событий, но на их внешнюю сторону, и нежелание думать по существу. Живые примеры этой отличительной черты — строители коммунизма. Поверили красивым словам, не задумываясь об их смысле.

Достоевский: Ведь этой девочке, которую он чуть не презирал, теперь поклоняется свет — свет, этот страшный авторитет для Онегина, несмотря на все его мiровые стремления, — вот ведь…

Г.С.: Простите, вклинюсь. Слово «несмотря» здесь явно не годится, потому что эти самые «мiровые стремления» «Онегина» возникли в нём под влиянием «света» . (Возьму это слово в кавычки, потому что это не свет, но тьма.) «Мiровые стремления» Онегина продиктованы желанием быть замеченным «светом», понравится ему, удивить его. Поэтому не «несмотря», но благодаря «мiровым стремлениям» «Онегин» духовно, идейно и нравственно слеп.

Достоевский: … — вот ведь, вот почему он бросается к ней ослепленный! Вот мой идеал, восклицает он, вот мое спасение, вот исход тоски моей, я проглядел его, а «счастье было так возможно, так близко!» И как прежде Алеко к Земфире, так и он устремляется к Татьяне, ища в новой причудливой фантазии всех своих разрешений. Да разве этого не видит в нем Татьяна, да разве она не разглядела его уже давно? Ведь она твердо знает, что он в сущности любит только свою новую фантазию, а не ее, смиренную, как и прежде, Татьяну! Она знает, что он принимает ее за что-то другое, а не за то, что она есть, что не ее даже он и любит, что, может быть, он и никого не любит, да и не способен даже кого-нибудь любить, несмотря на то, что так мучительно страдает! Любит фантазию, да ведь он и сам фантазия.

Г.С.: Будучи фантазией, стремиться к фантазии и мучительно при этом страдать — что это, читатель? Это советская жизнь. Её предначертание и предсказание. Ведь Пушкин и Достоевский, как говорят, были пророки.

Достоевский: Ведь если она пойдет за ним, то он завтра же разочаруется и взглянет на свое увлечение насмешливо. У него никакой почвы, это былинка, носимая ветром. Не такова она вовсе: у ней и в отчаянии и в страдальческом сознании, что погибла ее жизнь, все-таки есть нечто твердое и незыблемое, на что опирается ее душа.

Г.С.: Читатель, мы, наконец, приближаемся к главному вопросу поэмы, как его понимает Достоевский.

Достоевский: Это ее воспоминания детства, воспоминания родины, деревенской глуши, в которой началась ее смиренная, чистая жизнь, — это «крест и тень ветвей над могилой ее бедной няни». О, эти воспоминания и прежние образы ей теперь всего драгоценнее, эти образы одни только и остались ей, но они-то и спасают ее душу от окончательного отчаяния. И этого немало, нет, тут уже многое, потому что тут целое основание, тут нечто незыблемое и неразрушимое. Тут соприкосновение с родиной, с родным народом, с его святынею.

Г.С.: Вот и дошли мы в речи Достоевского до главного качества, которое ВРЛ привила к выведённому ей на русском подвое новому сорту людей. Какое качество, какое свойство отличало этих людей от всех других? Беззаветная любовь к Советской Родине.

Иерей Георгий Селин
Сайт «Ветрово»
12 ноября 2019

[1] Хотя Пушкин отнекивается от своего духовного родства с «Онегиным» в таких, например, словах:
Всегда я рад заметить разность
Между Онегиным и мной,
Чтобы насмешливый читатель
Или какой-нибудь издатель
Замысловатой клеветы,
Сличая здесь мои черты,
Не повторял потом безбожно,
Что намарал я свой портрет,
Как Байрон, гордости поэт,
Как будто нам уж невозможно
Писать поэмы о другом,
Как только о себе самом.
(гл. I, строфа LV).
Так вот, хотя и пишет это Пушкин, но многие исследователи его творчества, в числе которых В. С. Непомнящий, говорят, что «онегинский опыт не выдуман Пушкиным и не списан с кого-то постороннего: все, что пишет поэт об Онегине, он знает себя (Г.С.: видимо, пропущен предлог «из»: он знает из себя), картина поведения Онегина — суд над самим собой, суд с точки зрения того идеала человека, к которому стремится душа поэта. Идеал же человека воплощен Пушкиным в Татьяне: он так и говорит — «мой верный идеал» (выделено мной. — Г.С.). Почему же этот идеал воплощен в женщине? Потому, вероятно, что женщина во многом сильнее (! — Г.С.) мужчины, часто бывает мудрее (! — Г.С.) его — ибо она более цельное (! — Г.С.) существо, в ней меньше разлада между мыслью и чувством (! — Г.С.), ее интуиция бывает глубже, ей более свойственна верность своему чувству и убеждению, она нередко взрослее и ответственнее (! — Г.С.), чем мужчина».
https://azbyka.ru/fiction/da-vedayut-potomki-pravoslavnyx-pushkin-rossiya-my/#n10
Г.С.: Это о каком мужчине говорит В. С. Непомнящий и о какой женщине? Если о «Онегине» и «Татьяне» как пародиях на русского мужчину и русскую женщину, если речь идёт о них, то восклицательные знаки мною снимаются. К сожалению (вернее, к счастью), я не настолько хорошо знаю творчество Пушкина, чтобы судить, думал ли так сам Александр Сергеевич, или эти «еврейские» бредни приписывает ему В. С. Непомнящий. Почему «еврейские»? Потому что у современных «евреев» уже самое «отцовство» считается по женской линии. Думаю, что всё же приписывает, и что взгляды Пушкина на «женский вопрос» не расходились с устоявшимися в веках взглядами, которые активно стала разрушать советская (читай: «еврейская») пропаганда, как их выражает, например, автор «Анны Карениной» Лев Толстой устами «Осипа Алексеевича Баздеева», говорящему «Пьеру Безухову»: «Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины (выделено мной. — Г.С.), а ввергли ее в пучину лжи и несчастья». («Война и мiр», том 2, часть 2, глава II).
Непомнящий: Но это не все. Женщина всегда была для Пушкина — как и для любого большого художника — великой тайной, которая подчас выглядит обманчиво просто. Но и все бытие — непостижимая тайна, и каждая человеческая душа — тоже тайна, и Россия — великая тайна для всего мира, да и для нас самих, и для Пушкина тоже.
Г.С.: Женщина – тайна, душа – тайна, Россия – тайна… Это пустословие, эти надутые щёки, эти многозначительные фигуры умолчания идут от самого Достоевского. Это он закончил свою Пушкинскую речь словами о тайне. Так что в деле провозглашения тайн у В. С. Непомнящего хороший учитель. Великий мастер этот великий писатель делать тайны из ничего. Впрочем, делается это просто. Сперва нужно провозгласить нечто тайной, а потом «разгадать» её так, как самому отгадчику хочется. «[Пушкин] бесспорно унес с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем», — заканчивает свою речь Достоевский. Пушкин унёс с собой в гроб масонскую перчатку. И вот мы теперь без него не знаем, как её оттуда вынуть.
Непомнящий: В Татьяне Пушкин выразил чувство тайны: тайны бытия, тайны человека, тайны России; в ней он воплотил свою мечту об идеальном, прекрасном человеке. Создание этого образа было огромным событием во внутренней жизни поэта.
Г.С.: Всё в кучу смешал Валентин Семёнович: Пушкина, женщину, «Татьяну», Россию, тайны, мечты, идеал… Оно и понятно: когда идеала нет во Христе, его ищут в ком и в чём угодно. Но не столько на это я хочу обратить внимание, а на то, что сделанный Непомнящим словесный замес для вавилонского строительства он называет — «русской духовностью» и противопоставляет её духовности западного мiра в статье: «Удерживающий теперь. Феномен Пушкина и исторический жребий России. Предварительные итоги XX века». Что ж, и в этом противопоставлении у Валентина Семёновича всё тот же учитель — Достоевский, который противопоставил русскую женщину французской, дескать, русская женщина это «нe южная или не французская какая-нибудь». Иной раз просто смешно читать этих раздутых от важности мистиков.

[2] Апория (греч.) — в античной философии логическое затруднение, непреодолимое противоречие при разрешении проблемы.

[3] В 7-ой части статьи говорилось, что никакого антагонизма между советским и американским стилями жизни не было. «Противоречие» между ними заключалось в том, кто кого опередит, встречая антихриста. Вражда Америки и СССР это вражда Голливуда и Мосфильма за то, каким путём — капиталистическим или социалистическим идти навстречу антихристу. Голливудский путь развития человечества победил. Но, повторюсь, что никакого сущностного различия между ними не было. Чтобы убедиться в этом, сравните безпристрастно фильмы, например, Григория Васильевича Александрова, его супруги Любови Орловой (любимой артистки товарища Сталина) и их большого друга «великого» Чарли Чаплина. Какая между ними разница? В сущности — никакой. Хотел было выделить отдельную часть для обозрения художественной деятельности этих лиц в статье «Пастыри и наёмники, воры и разбойники», но передумал.

[4] Высшим светом, или бомондом (фр. beau monde), нынче называется клуб правителей двадцати стран — G 20 («жи двадцать»), «большая двадцатка». Обратите внимание, что не сами страны и народы, но их финансово-политическое руководство так называется. К высшему «свету» направлены стремления «Онегина», желающего обратить на себя его внимание. И когда это не получается по-хорошему, «Онегин» применяет силу, например, убивает «Ленского», как это делают настоящие пацаны по понятиям ВОР. Поэтому повторю, что Достоевский употребил здесь неверное слово. Не «несмотря», но из-за мiровых стремлений, из-за своей гордости «Евгений Онегин» — эта советская пародия на русского человека — духовно, идейно и нравственно слеп.

Уважаемые читатели, прежде чем оставить отзыв под любым материалом на сайте «Ветрово», обратите внимание на эпиграф на главной странице. Не нужно вопреки словам евангелиста Иоанна склонять других читателей к дружбе с мiром, которая есть вражда на Бога. Мы боремся с грехом и без­нрав­ствен­ностью, с тем, что ведёт к погибели души. Если для кого-то безобразие и безнравственность стали нормой, то он ошибся дверью.

Календарь на 2024 год

«Стихотворения иеромонаха Романа»

Сретенские строки

Новый поэтический сборник иеромонаха Романа

Не сообразуйтеся веку сему

Книга прозы иеромонаха Романа

Где найти новые книги отца Романа

Список магазинов и церковных лавок