col sm md lg xl (...)
Не любите мира, ни яже в мире...
(1 Ин. 2:15)
Ветрово

Иерей Георгий Селин. Баллада В. А. Жуковского «Людмила» как образчик масонской пропаганды. Часть вторая

Переработанный отрывок из книги «Загадка 2037 года»

В первой части статьи мы прочли «Людмилу» с комментариями, которые хотя и не убедили нас в масонской подоплёке баллады, но, надеюсь, заставили задуматься о том, что не может она быть просто литературным произведением романтического жанра. Будем исследовать этот вопрос дальше?

Был ли В. А. Жуковский масоном? Помните, как у Пушкина? «Он фармазон, он пьёт одно стаканом красное вино…»

Дмитрий Георгиевич Панфилов: «Когда Жуковский и Вяземский во время отпевания бросили в гроб [Пушкина], свои белые перчатки, они просто исполнили обряд, демонстрирующий единство братства. «Донесли, что Жуковский и Вяземский положили свои перчатки в гроб, — и в этом видели что-то и кому-то враждебное».

Был ли А. С. Грибоедов масоном?

Википедия: «Весной 1816 года начинающий писатель оставил военную службу, а уже летом опубликовал статью «О разборе вольного перевода Бюргеровой баллады „Ленора“». Тогда же имя Грибоедова появляется в списках действительных членов масонской ложи «Les Amis Reunis» («Соединённые друзья»)».

Была (и является) ли баллада «Людмила» описанием масонского ритуала?

О. А. Платонов «Тайная история масонства», главка «Звание 3-е – Мастер»: Посередине залы недалеко от эстрады стоит гроб, в котором лежит один из последне-принятых в звание мастеров масон, ногами к востоку, имея лицо, покрытое окровавленным платком. Сам он накрыт черным сукном и в ногах у него лежит: угольник, циркуль и ветка акации. Все присутствующие одеты в черное, имея на рукаве креп. Сначала посвящаемый находится в «комнате размышлений», где его заставляют снять обувь и обнажить левую сторону груди. В храме в это время Председатель ведет с собравшимися масонами обычную церемонию, спрашивая Наблюдающих: закрыты ли двери, все ли масоны в звании учителей, и делают проверку их по знаку, восклицанию, жестам и ударам. По окончании проверки посвящаемому надевают на шею веревку и ведут его в храм ложи. Он изображает убийцу того человека, который лежит в гробу. Председатель спрашивает его, зачем он сделался масоном. Не для того ли, чтобы поступить в их общество и, узнав тайны его, предать их, не он ли виновник смерти их брата? Задает вопросы из «катехизисов», которые он ранее получил; и посвящаемый должен отвечать слово в слово. После этого его подводят к столу, на котором лежит череп, освещенный изнутри, и Председатель говорит речь, в которой указывает на то, что все люди не знают, откуда они пришли и куда уйдут. Перед природой все равны, и никто не может сказать, принадлежит ли этот череп царю или рабу. Потом посвящаемого подводят к гробу и заставляют его, в знак невинности в смерти лежащего там товарища, перешагнуть через гроб несколько раз особенным образом. Шаги, сделанные при этом, составляют походку масонов в звании учителя. Далее Председатель продолжает свою речь, говоря, что «брат масон, которого они теперь оплакивают, погиб жертвой возмутительного заговора врагов ордена масонов, которые хотели вырвать у него насильно секреты его звания. Это сделали три негодяя, посвященные в первое масонское звание. Им стало невыносимо послушание, необходимое во всяком обществе, и они хотели проникнуть в тайны звания учителя силой. Для этого они вошли в храм, когда там был наш Великий Учитель Хирам. Их было трое: Юбела, Юбело и Юбелум. Они вошли в три двери и заняли их. Хирам подошел и спросил одного из них, что ему нужно. Тот отвечал, что он хочет повышения, потому что ему надоело быть работником. Хирам ему отказал и получил удар по горлу тяжелой линейкой. (Посвящаемый в это время получает такой же удар от 1-го Наблюдающего.) Тогда Хирам идет ко второй двери, но его встречает второй работник и ударяет его в сердце угольником. (Посвящаемый получает тоже удар.) Тогда, направившись к третьей двери, Хирам получает удар от третьего работника в голову молотком. (Посвящаемый получает такой же удар, и его бросают в гроб, из которого лежавший ранее человек своевременно уходит). (Везде выделено мной. – Г.С.).

Прервём чтение книги О. А. Платонова и подумаем, какое соответствие ЛЛ (позвольте мне дать такое сокращение выражению «баллада Ленора-Людмила», взяв начальные буквы имён и подкрепив их двумя «лл» из слова «баллада») масонскому чину посвящения в мастера мы можем предположить? Ну, наверное, такое: «Людмила» — это посвящаемый, которого вводят в ложу из «комнаты для размышлений». Вспомним стихи ЛЛ:

Спят пригорки отдаленны,
Бор заснул, долина спит…
Чу!.. полночный час звучит.

(Грибоедов: Но чу! бьет полночь! К Людмиле крадется мертвец на цыпочках, конечно, чтоб никого не испугать).

Г.С.: В тексте, которым я пользуюсь, здесь межстрофовый интервал. Если так сам автор написал в оригинале, то, видимо, важным было для него упоминание о полночном часе. А если не автор? Тогда не будем на этом интервале заморачиваться).

Потряслись дубов вершины;
Вот повеял от долины
Перелетный ветерок…
Скачет по полю ездок,
Борзый конь и ржет и пышет.
Вдруг… идут… (Людмила слышит)
На чугунное крыльцо…
Тихо брякнуло кольцо…
Тихим шепотом сказали…
(Все в ней жилки задрожали)
То знакомый голос был,
То ей милый говорил:

«Спит иль нет моя Людмила?
Помнит друга иль забыла?

(Грибоедов: Этот мертвец слишком мил; живому человеку нельзя быть любезнее. После он спохватился и перестал говорить человеческим языком, но все-таки говорит много лишнего, особливо когда подумаешь, что ему дан краткий, краткий срок и миг страшен замедленья.)

Весела иль слезы льет?
Встань, жених тебя зовет».

Если, читая ЛЛ, знать, что в полночь к Людмиле, т. е. к посвящаемому, который находится в комнате размышлений, входит «братия», чтобы надеть верёвку на его шею, то при словах «То знакомый голос был, / То ей милый говорил: / «Спит иль нет моя Людмила? / Помнит друга иль забыла?», — так вот если знать масонский подтекст ЛЛ, то можно просто обхохотаться над этими стихами Жуковского, что и делает, едва сдерживая себя от смеха, Грибоедов в приведённой выше реплике: «Этот мертвец слишком мил; живому человеку нельзя быть любезнее…».

Кстати, обратим внимание на второй прокол Жуковского. Почему второй? П.ч. на первый ему указал Грибоедов словами: «Такие стихи «Хотя и не варяго-росски, / Но истинно немного плоски». И не прощаются в хорошем стихотворении».

Это какие стихи не прощаются? Вот эти:

Лишь полночный час пробьет –
Мы коней своих седлаем,
Темны кельи покидаем.

Что же непростительного в этих совершенно невинных стихах? В первой части статьи я предположил, что в этих стихах Жуковский приоткрыл более чем можно наброшенный на масонский ритуал художественный покров ЛЛ. Одиночный мертвец вдруг превратился у него в «мы», а предыдущий стих, опущенный Грибоедовым, «Лишь полночный час пробьет», – откровенно указывает на время масонских сборищ, начинаемых в полночь, когда «братки»-фармазоны приступают к своим «таинствам», «седлая коней» и покидая свои «темны кельи». Так вот, и к приводимым ниже стихам ЛЛ мы можем адресовать этот же упрёк Грибоедова, а именно: такие стихи «не прощаются в хорошем стихотворении».

«Скачет по полю ездок,
Борзый конь и ржет и пышет.
Вдруг… идут… (Людмила слышит)
На чугунное крыльцо…
Тихо брякнуло кольцо…
Тихим шепотом сказали…»

Что непростительного, на мой взгляд, в этих стихах? То, что глаголы в строках: «Вдруг… идут…» и «Тихим шепотом сказали…» стоят во множественном числе, тогда как далее рассказчик ведёт речь об одном лице – мертвеце. Спалился, эх, спалился Василий Андреевич во второй раз!

О. А. Платонов: Сначала посвящаемый находится в «комнате размышлений», где его заставляют снять обувь и обнажить левую сторону груди. В храме в это время Председатель ведет с собравшимися масонами обычную церемонию, спрашивая Наблюдающих: закрыты ли двери, все ли масоны в звании учителей, и делают проверку их по знаку, восклицанию, жестам и ударам.

Л. Н. Толстой (Война и мир, том 2, часть 2, глава III): — Что бы ни случилось с вами, — сказал он, — вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, — прибавил Вилларский; — желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.

Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно-добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно–темно: только в одном месте горела лампада, в чем-то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем-то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие — ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. — «Бог, смерть, любовь, братство людей», — говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего-то. Дверь отворилась, и кто-то вошел.

Г.С.: В следующей главе описывается, как «братья» ведут Пьера Безухова из комнаты размышлений в «храм» ложи с завязанными глазами.

Л. Н. Толстой: Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей-то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда-то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами (выделено мной. – Г.С.).

Г.С.: Посвящаемый во всё время своего путешествия пребывает с завязанными глазами, и главным его чувством становится – слух, поэтому весьма часто при описании скачки Леноры встречаются слова: «чу!», «слышишь?» и пр. Грибоедову эта частотность не понравилось.

Чу! совы пустынной крики.

Грибоедов: Такие восклицания надобно употреблять гораздо бережнее; иначе они теряют всю силу. Но в «Людмиле» есть слова, которые преимущественно перед другими повторяются. Мертвец говорит:

«Слышишь! пенье, брачны лики!
Слышишь! борзый конь заржал.
………………………………………
Слышишь! конь грызет бразды!»

А Людмила отвечает:

«Слышишь? колокол гудит!»

Наконец, когда они всего уже наслушались, мнимый жених Людмилы признается ей, что дом его гроб и путь к нему далек. Я бы, например, после этого ни минуты с ним не остался; но не все видят вещи одинаково. Людмила обхватила мертвеца нежною рукой и помчалась с ним.

Г. С.: Вопрос литературоведам всех ростов и возрастов. Как можно, читая это замечание Грибоедова, не задуматься: одно из двух, либо Жуковский ахинею пишет, либо Грибоедов ничего не понимает? Действительно, невеста узнаёт от своего жениха, что его дом – могила, и ещё теснее прижимается к нему. Сумасшествие.

– «Где ж, скажи, твой тесный дом?»
– «Там, в Литве, краю чужом:
Хладен, тих, уединенный,
Свежим дерном покровенный;
Саван, крест и шесть досток.
Едем, едем, путь далек».
Мчатся всадник и Людмила.
Робко дева обхватила
Друга нежною рукой,
Прислонясь к нему главой.

Г.С.: Простите, уважаемые читатели, но не могу сдержать своих эмоций. То ли Жуковский спятил, то ли дева дура, то ли я дурак, когда такую дурь читаю. Впрочем, не буду нагнетать. Всё нормально. Всё идёт по плану. Это «братья»-каменщики вовлекают нас в своё «братство» через художественное описание масонских ритуалов. Даёшь «свободу, равенство, братство»! Вперёд, товарищи! Скачем дальше с Ленорой и пророком Пушкиным на белом коне!

Г.С.: Ниже приводятся стихи уже не из «Людмилы» Жуковского, но из «Ольги» Катенина, потому что о них ведёт речь Грибоедов.

— «Где живешь? скажи нелестно:
Что твой дом? велик? высок?»
— «Дом землянка». — «Как в ней?» — «Тесно».
— «А кровать нам?» — «Шесть досок».
— «В ней уляжется ль невеста?»
— «Нам двоим довольно места».

(П.А. Катенин. «Ольга», 1816)

Грибоедов: Стих: «В ней уляжется ль невеста?» заставил рецензента [Гнедича] стыдливо потупить взоры; в ночном мраке, когда робость любви обыкновенно исчезает, Ольга не должна делать такого вопроса любовнику, с которым готовится разделить брачное ложе? Что же ей? предаться тощим мечтаниям любви идеальной? Бог с ними, с мечтаниями; ныне в какую книжку ни заглянешь, что ни прочтешь, песнь или послание, везде мечтания, а натуры ни на волос.

Г.С.: Ну никакой конспирации, товарищи! Один (Катенин) пишет о сокровенном, другой (Гнедич), якобы стыдясь, указывает на сокровенность, а третий (Грибоедов), смеясь, её открывает. И в результате теперь даже школьники знают все ваши сокровенности, знают, что «по мере инициации посвящаемого проводят через разные бутафорные испытания: тёмная комната с мертвецом в гробу, внезапный укол шпагой в обнажённую грудь, смертельная присяга и т.д. Иногда его обнажённого кладут в гроб, где находятся настоящие кости мертвецов, зола и грязь».

Г. С.: Прочтём, что именно сказал Гнедич, «стыдливо потупив взоры», об этих стихах Катенина.

Гнедич: Невеста, которая говорит о кровати, и спрашивает: «В ней уляжется ль невеста?» – есть такая невеста, которая не может иметь места ни в подлиннике, ни в переводе.

Г. С.: Иными словами, есть настолько странная и бесстыжая невеста, которую невозможно найти ни в подлиннике, ни в переводе. Где ж её искать? В жизни. Т.е. прекрасно понимая, что речь в балладе идёт не о невесте, но о поэтах-каменщиках, описывающих свои ритуалы, Гнедич намекает им, что их невеста уже ни в какие ворота не лезет, что их сочинения утратили правдоподобие.

О. А. Платонов: Их было трое: Юбела, Юбело и Юбелум. Они вошли в три двери и заняли их. Хирам подошел и спросил одного из них, что ему нужно. Тот отвечал, что он хочет повышения, потому что ему надоело быть работником. Хирам ему отказал и получил удар по горлу тяжелой линейкой. (Посвящаемый в это время получает такой же удар от 1-го Наблюдающего.) Тогда Хирам идет ко второй двери, но его встречает второй работник и ударяет его в сердце угольником. (Посвящаемый получает тоже удар.) Тогда, направившись к третьей двери, Хирам получает удар от третьего работника в голову молотком. (Посвящаемый получает такой же удар, и его бросают в гроб, из которого лежавший ранее человек своевременно уходит.) (Выделено мной. – Г.С.).

Г. С.: Ритуальному моменту «положения во гроб» соответствует эти стихи ЛЛ:

Что же чудится Людмиле?
К свежей конь примчась могиле,
Бух в нее и с седоком.
Вдруг – глухой подземный гром;
Страшно доски затрещали;
Кости в кости застучали;
Пыль взвилася; обруч хлоп;
Тихо, тихо вскрылся гроб…
Что же, что в очах Людмилы?..
Ах, невеста, где твой милый?
Где венчальный твой венец?
Дом твой – гроб; жених – мертвец.

Г. С.: Болевым ощущениям от ритуального удара в грудь угольником соответствуют нижеприводимые стихи «Леноры», «Ольги» и «Светланы» с моими подчёркиваниями. В «Людмиле» я их почему-то не нашёл, если только эта строка: «Что ж Людмила?.. Каменеет».

Лежит Ленора в страхе
Полмертвая на прахе.
И в блеске месячных лучей,
Рука с рукой, летает,
Виясь над ней, толпа теней
И так ей припевает:
«Терпи, терпи, хоть ноет грудь…».

(В.А. Жуковский. «Ленора»)

Тут над мертвой заплясали
Адски духи при луне,
И протяжно припевали
Ей в воздушной вышине:
«С Богом в суд нейди крамольно;
Скорбь терпи, хоть сердцу больно.

(П.А. Катенин. «Ольга»).

Глядь, Светлана… о Творец!
Милый друг ее — мертвец!
Ах!.. и пробудилась.
/…/
Села (тяжко ноет грудь)
Под окном Светлана;

(В.А. Жуковский. «Светлана»).

Грибоедов: Поэт не прав (имеется в виду Катенин. — Г.С.); в наш слезливый век и мертвецы должны говорить языком романическим.

Г. С.: Написав это, Грибоедов тут же цитирует слова из пьесы Мольера: «Мы всё изменили, мы лечим теперь по совершенно новому методу». Спрашивается, при чём тут лечение, когда речь идёт о слезливом веке и о романическом языке? Ответ находим у В. М. Острецова: «Из масонских же лож пришла и идея о больном обществе, которое нужно лечить. Вылечить его от всех пороков должны были философия и искусство». Ответ находим и у Толстого, в пересказе слов ритора («так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство», курсив Л.Н. Толстого. – Г.С.) и мыслей Пьера Безухова.

Л. Н. Толстой: Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в-третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, — сказал он [ритор] и вышел из комнаты.

— Противоборствовать злу, царствующему в мире… — повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно-наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя — исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.

Г. С.: Надо сказать, что язык Грибоедова, энергичный и простой, мне нравится. Ну ещё бы он не нравился, ведь я воспитан на нём. Названное в ЛЛ количество могильных досок — шесть — оставим в покое, хотя любой конспиролог при виде этой цифры вздрагивает, как старый полковой конь при звуках боевой трубы.

О. А. Платонов: Так умер человек, верный своему долгу до смерти. Три работника, чтобы скрыть следы преступления, отнесли труп Хирама за город и закопали его возле леса, воткнув на могиле ветку акации. Три убийцы исчезли. Работники, узнав о смерти Хирама, собрались в храме, в среднюю комнату, которую обтянули в знак печали черной материей. После его смерти мы бродим как во тьме. Он унес с собой в могилу тайну начатого им дела». После этой речи Председателя братья масоны, вооруженные мечами, обходят три раза ложу, изображая поиски останков Хирама, находят ветку акации и собираются возле гроба, в котором лежит посвящаемый. Председатель берет его за руку и произносит слово «Бооц», потом, выпустив руку, говорит: «Ах, Б-же мой. Мак-Бенак» (что по-еврейски значит «тело отстает от костей»). Мак-Бенак – это священное слово, пароль, в звании учителя. После этого посвящаемого вынимают из гроба, и он дает клятву в том, что не разоблачит ни одной из тайн своего звания ни братьям работникам, ни ученику, ни профану (выделено мной. – Г. С.).

Г. С.: Что полезного для нашего просвещения (истинного, а не масонского просвещения, преподаваемого на уроках «русской» литературы), мы можем извлечь из сопоставления этих слов Платонова со стихами ЛЛ? То, что «мертвецами» в масонских ритуалах оказываются как посвящаемый, так и ранее посвящённый «брат». Ранее посвящённый, лежащий во гробе, «воскресает» для новой жизни и покидает гроб, чтобы туда мог лечь «новопреставленный» «брат», который «воскреснет», как и предыдущий, при посвящении другого «брата». Круговорот «братьев» в природе.

Жуковский и Катенин, похоже, должны были «умереть» для прежней жизни, и поэтому отождествляли себя с Ленорой, Людмилой, Ольгой, Наташей и т.д., а вот Пушкин, выходит, долежался до «воскресения», когда написал: «Она Ленорой при луне со мной скакала на коне».

Рассматривая в целом рецензию Грибоедова на балладу Жуковского, Гнедича на балладу Катенина, а также филиппику Грибоедова на Гнедича, нужно сказать, что они скорее походят на внутрипартийную разборку, чем на литературу. Простите, я не то сказал. Литература и есть внутрипартийная разборка. Литература, по слову В. В. Розанова, это – Пирамида, в которую ничто чуждое не вхоже, но всё только родное по духу, иначе бы она не стояла. Хотя и заводятся внутри неё постоянно распри и перепалки, но все они ведутся по поговорке: милые бранятся – только тешатся. И журнальная пикировка, которую мы только что прочли, есть не что иное, как небольшой междусобойчик, затеянный для отточки перьев. Молодцы «братья». Весело себя развлекали, оставив военную службу и потешаясь над нами, профанами.

И ещё на одно высказывание Грибоедова, подтверждающее мысль о литературной «борьбе» как о борьбе нанайских мальчиков, хочется обратить внимание.

Грибоедов: Но если верить г. рецензенту [Гнедичу], он сам по себе не вооружился бы против Ольги, взыскательные неотвязчивые читатели его окружают. Они заставили его написать длинную критику. Жалею я его читателей; но не клеплет ли он на них? – В противном случае, зачем было говорить с ними так темно: «Что касается до меня, то я, право, ничего бы не нашел сказать против этих стихов, кроме того, что, так сказать, нейдут в душу». Такой нескладный ответ, натурально, никого не удовлетворит: с неугомонными читателями надобно было поступить простее; надобно было сказать им однажды навсегда: «Государи мои! не будем толковать о поэзии! она для нас мудреная грамота, а примитесь за газеты». Читатели бы отстали, а бесполезная и оскорбительная критика в журнале не наполнила бы 22-х страниц.

Г.С.: Попробуем разобраться, какие «читатели» насели на Гнедича и заставили писать критику на «Ольгу»? Уж не «братки» ли это гнедичевой ложи? Что могло им не понравиться в «Ольге»? Не знаю, может, просто корпоративная солидарность взыграла, дескать, знай наших, давай грибоедовских проучим. Но классиков голыми руками не возьмёшь. Отлично срезал всех Александр Сергеевич: читайте газеты, господа, вы до поэзии не доросли.

Любопытно было бы, конечно, и Гнедичеву критику почитать, потому что в ней могло бы открыться, что не устроило гнедичевых «братков» в «Ольге» и почему они потребовали разборок. Но Б-г с ней. Я о другом хотел сказать: о том, что в этой «борьбе» масонских лож росла и крепла та «идейная» борьба, которая со страниц журналов и газет выйдет спустя десятилетия на городские площади, перевернёт и уничтожит русскую жизнь и воплотится в борьбе эсеров с эсдеками, красных с белыми, троцкистов со сталинистами, патриотов с космополитами, либералов с единороссами и т.д. и т.п.

Скажу более, эта масонская «борьба», которую вели Грибоедов с Гнедичем – одного поля ягода с «борьбой» коммунизма и капитализма, нацизма и социализма, американской демократии и российской плутократии, якобы сдерживающей агрессивный натиск Америки на мир. Это, конечно, уже не ягоды, как я неудачно выразился, это кровавые плоды кабинетных масонских войн, в которых корпоративные разногласия оборачиваются идеологическими фронтами, а последние в свой срок принимают вид фронтов полевых, перемалывающих миллионы и миллиарды жизней. Идеологические противоречия между народами и странами были и остаются мнимыми, искусственно создаваемыми и пропагандистки раздуваемыми. Вся эта «борьба» является, как я уже сказал, внутрипартийной усобицей. Потому что сколько бы ни было партий вовлечено в эту «борьбу», как бы они ни назывались, как бы не различали себя программами и лозунгами, суть их всех одна, и название у них у всех, согласно этой сути, единственное – антихристианство.

Для чего написаны «Ленора» и её переводы? Для того, чтобы вовлечь профанов в масонские мистерии, но не через деятельное участие – профаны до этого не доросли – а через чтение, умственное вникание, мечтательное представление, написаны баллады «Ленора», «Людмила», «Ольга», «Светлана», которая была сочинена через четыре года после «Людмилы», как думаю, для отвода слишком проницательных глаз и усыпления тех, кого надо было усыпить.

Как заканчиваются баллады?

«Твой труп сойди в могилу! / А душу Бог помилуй!», — заканчивается «Ленора».

«Твой услышал стон Творец; / Час твой бил, настал конец», — заканчивается «Людмила».

«Будь веселость, как была, / Дней ея подруга», — заканчивается «Светлана», но её в расчёт не берём, п.ч. она послужила лубочной завесой «Людмиле».

«Казнена ты во плоти; / Грешну душу Бог прости!» — заканчивается «Ольга».

«Как сидела, как спала, / К жизни с милым умерла», — заканчивается «Наташа».

Умереть, чтобы ожить для другой жизни – вот суть масонского обряда с костьми и гробом. Лечь во гроб, чтобы встать из него «прозревшим», «очищенным», «просветлённым», чтобы добиться экстаза (выхода из себя), о котором мы говорили, касаясь иудаистской мистики и каббалы. Всё это, конечно, не шуточки, всё это глубоко религиозные, связанные с духовным миром, обряды. Каким духовным миром – вот вопрос. С миром прелестным, погибельным и самоубийственным связаны масонские ритуалы. Ввести в них не только участников-«братьев», но и непосвящённых профанов через чтение «братских» сочинений и через просмотр их постановок — такая задача определена светской культуре.

Иерей Георгий Селин
Сайт «Ветрово»
7 марта 2019

Заметки на полях

  • Из википедии : Вольное общество любителей российской словесности (ВОЛРС) — литературно-общественная организация в Санкт-Петербурге, существовавшая в 1816-1826 годах.
    … основано было по большей части членами масонской ложи избранного Михаила, как-то: Крикуновским, Боровковым и Никитиным в начале не было почти и литераторов, а собирались люди, видавшиеся в одной масонской ложе и желавшие как-нибудь помогать беднякам ученого сословия. После министр народного просвещения исходатайствовал им особый устав и позволил издавать журнал.
    Состав общества был смешанный: литераторы и общественные деятели различных направлений того времени; Я. К. Грот писал:
    Между членами были: Дельвиг, Баратынский, Рылеев, двое Бестужевых, братья Княжевичи, Кюхельбекер, Греч, Боровков и другие. Однажды Плетнёв заметил председателю, что следовало бы избрать и Пушкина, но Ф.Н.Глинка отвечал: «Овцы стадятся, а лев ходит один».
    По данным В. Базанова, в обществе было 82 действительных члена, 24 члена-соревнователя, 39 членов-корреспондентов и 96 почётных членов. Часть членов общества принадлежала к «Союзу благоденствия»; в числе привлечённых к следствию о восстании декабристов были, кроме Рылеева, Бестужевых, Кюхельбекера и Ф. Н. Глинки: А. О. Корнилович и К. П. Торсон; а П. И. Колошин, А. С. Грибоедов и О. М. Сомов подозревались в причастности к тайному обществу и были арестованы, но затем освобождены.

Уважаемые читатели, прежде чем оставить отзыв под любым материалом на сайте «Ветрово», обратите внимание на эпиграф на главной странице. Не нужно вопреки словам евангелиста Иоанна склонять других читателей к дружбе с мiром, которая есть вражда на Бога. Мы боремся с грехом и без­нрав­ствен­ностью, с тем, что ведёт к погибели души. Если для кого-то безобразие и безнравственность стали нормой, то он ошибся дверью.

Календарь на 2024 год

«Стихотворения иеромонаха Романа»

Сретенские строки

Новый поэтический сборник иеромонаха Романа

Не сообразуйтеся веку сему

Книга прозы иеромонаха Романа

Где найти новые книги отца Романа

Список магазинов и церковных лавок