Иерей Георгий Селин. Украденная жизнь

Предисловие, комментарии и послесловие к статье В. М. Острецова «Украденный проект». Часть первая

«Опять про­ект?» ― по­ду­ма­лось мне по про­чте­нии за­го­лов­ка ста­тьи Ост­ре­цо­ва. Опять про­жект и свя­зан­ные с ним «про­жек­тё­ры, ис­ка­те­ли мест и пре­клон­ный ста­рик, и вдо­ви­ца»… Со школь­ной пар­ты пом­нит­ся эта стро­ка из «Па­рад­но­го подъез­да» Не­кра­со­ва. Од­на­ко по ме­ре чте­ния ста­тьи мне­ние о ней ме­ня­лось. Обыч­но пуб­ли­ци­сти­ка быст­ро те­ря­ет ак­ту­аль­ность, а тут ред­кий слу­чай ― на­пи­сан­ное чи­та­ет­ся с не­о­слаб­ным вни­ма­ни­ем спу­стя чет­верть ве­ка. Впро­чем, это не столько заслу­га ав­то­ра, что ска­зан­ное им в на­ча­ле сто­ле­тия, остаёт­ся зло­бо­днев­ным до сих пор, сколько бе­да тех, о ком он пи­шет. Да, беда русских людей и российской страны в том, что они продолжают пребывать в том же подвешенном состоянии, в каком пребывали десятки лет назад.

Мною уже приводился образ витязя по отношению к современной России в предисловии к другой работе В. М. Острецова: «Как камень на картине Васнецова «Витязь на распутье», встали на историческом пути России вопросы, которые Виктор Митрофанович поднял в книге “Масонство, культура и русская история”». Эта книга, как и статья «Украденный проект», писались на очередном изломе времён, при разрушении СССР и переходе к так называемым рынку и демократии. Прошедшие с той поры годы ещё более обнажили этот перелом, ничуть не уврачевав его. Такое впечатление, будто всё это время Россия шла по кругу и вернулась к тем же проблемам, которые отказалась решать четверть века назад. Вернее сказать, решение было принято такое ― рынок всё решит. Но как рынок может ответить на духовно-нравственные вопросы? Какие у него идеалы? Нажива. Кто сумел, тот и съел. Поэтому вопросы, связанные со смыслом бытия: зачем человек живёт, зачем народ живёт ― остались без ответа. Советская идеология была отвергнута, а другие цели жизни новые народные избранники не предложили своим избирателям. И к чему мы пришли? К тому, что теперь под вопросом оказалось существование России. Нерешённые проблемы выросли до онтологических размеров. «Быть или не быть» ― об этом, подобно шекспировскому герою, говорят теперь и президент, и патриарх. Либо Россия пойдёт по своему пути, предначертанному ей от Бога, либо растворится в других народах и государствах. Или русский народ вернётся домой, или он исчезнет… Но где исторический путь России? В чём её предназначенье? Наверное, об этом говорится в книге «Масонство, культура и русская история»? Нет, об этом в данной книге почти ничего не говорится, зато много сказано о том погибельном пути, на который вступила Россия, но не в 1917 году, а гораздо раньше. Подробнее об историческом предназначении России говорится в статье «Украденный проект». Обратимся к ней.

Острецов: Если правильно выражение, что прошлое есть залог будущего, то надо признать откровенно — советские историки украли у нас не только прошлое, а и будущее. И в сказанном нет решительно никакого намека на желание автора пооригинальничать. Если говорить сжато, то украли у целого народа самое важное, о чем сегодня пишут ученые-социологи и просто умные люди: украли историческую перспективу, исторический проект.

Г.С.: Позволю себе высказать замечание с целью корректировки данной мысли Виктора Митрофановича. «Исторический проект» не то выражение, которое я как священник употребил бы здесь. Ни народ, ни человек не могут проектировать своё будущее. Извините, могут, конечно, именно этим и занимались советские люди в советские годы, что проектировали своё будущее. Вот и допроектировались. О чём и пишет Острецов. Проектирует будущее не человек, но Бог. Поэтому если кто и может быть назван проектировщиком, то только Создатель. Проектирует Творец, а задача человека/народа правильно прочитать Божий проект, Божий замысел о себе и воплотить его в жизнь, короче, исполнить волю Божию. И в этом исполнении или неисполнении ― суть жизни. Не сомневаюсь, что Виктор Митрофанович прекрасно понимает эту суть, но вынужден использовать слово «проект» ради простоты изложения своих мыслей.

Острецов: Сегодня вся проблема нашего бытия, печального и безысходного, как раз и состоит в отсутствии у народа и его политиков именно исторического проекта. Все идеи прошлого, осуществлением которых занималась наша страна можно сказать с Петра I, в своем реальном воплощении потерпели полный крах. Ценой разрушения огромной страны они показали всю свою внутреннюю несостоятельность. А ведь в истории стран и больших народов проигрываются на разных уровнях — интеллектуальном, культурном, политическом и религиозном — разные варианты развития. Одни остаются в виде всплесков какой-то борьбы в том или ином месте страны, не всегда и захватывая ее всю, иногда выражают себя в виде бунтов и мятежей, другие остаются на бумаге. Историки оценивают события, исходя из своих представлений о их ценности для сегодняшнего дня. В прошлом они отыскивают то, что им представляется самым важным, и оставляют в стороне «неважное». Если им кажется, что без «демократии» жизнь невозможна на планете, то понятно, что они найдут совершенно незначащее для своего времени событие, какого-нибудь Радищева, и затем будут публиковать о нем тысячи исследований и романов, писать о нем и писать, публиковать и публиковать. О значимом с любой стороны, хоть в религиозном, хоть в политическом рассуждении, митрополите Московском Филарете будет сказано две строки^[1], а о каком-то никому не ведомом Радищеве, написавшем никем не читаемую книгу, миллионы трудов. И таким образом сам историк «лепит», как скульптор, свою историю, но называет её громко — «История России». Лепит, понятно, не по произволу, а согласно принятой в исторической науке доктрине.

Г.С.: Свидетельствую из пережитого опыта обучения в советской школе, что ни разу не слышал имени митрополита Филарета, не говоря уже о фактах его жизни, зато о путешествии Радищева по наполненной деспотией и народными слезами России, слышал много раз. Трудно не согласиться с Острецовым, никто не знал бы ни Радищева, ни прочих преобразователей, если бы они не оказались в тренде. Чего? Нового исторического движения? Нет. В тренде разрушительной силы, которой Главный проектировщик нашей жизни Господь Iсус Христос попустил выйти из подполья. Слово «подполье» неудачное? А, по-моему, самое подходящее, к тому же взято из тезауруса школьных уроков по истории. Там были и подпольщики, и революционное подполье, и подпольные работники.

Острецов: Сегодня историческая наука находится, в сущности, в глубоком кризисе. Все, что считалось прогрессивным, передовым и с позиций чего оценивались все события в царской России, вдруг предстает как реальная предтеча ГУЛАГа, Чека, рабовладельческого строя, в котором 85 процентов всего населения подверглось самому обыкновенному апартеиду или было превращено просто в государственных рабов. Весь финал деятельности не только большевиков, но их союзников либералов-интеллигентов из лагеря кадетов — в этом факте. От него никуда не уйти. Про труды и подвиги большевиков не приходится и говорить. Стремление европеизировать страну сначала усилиями либералов в царской России, затем кадетами при Временном правительстве и, наконец, при большевиках — опередить Европу и первыми с гиком и революционными песнями ворваться в райские кущи закончилось полным крахом.

Г.С.: Отчего же полным крахом? Советская страна была некоторое время лидером гонки прогрессивных стран к светлому будущему. СССР первым в мiре вышел в космос, первым в христианском мiре узаконил аборты, первым в мiре многое другое сделал… Теперь есть что вспомнить и чем гордиться. Можно приятно ностальгировать, с удовольствием петь «Старые песни о главном» и прибыльно снимать рекламные ролики под названием «Русский проект».

Острецов: Этап героической индустриализации страны привел в своем финале к тому, что плодом всех усилий целых поколений ударников — комсомольцев и заключенных концлагерей воспользовались абрамычи, абрамовичи и прочие граждане государства Израиль. И это факт — и политический, и юридический. О нем можно ничего не говорить, а продолжать отмечать даты рождений великих писателей, на чьих трудах росли все мы, включая и наших абрамычей и абрамовичей, и заполнять этими торжественными датами всё информационное поле, предназначенное для сообщений о Большом мире.

Г.С.: Что значит «Большой мир»? Может, Острецов имеет в виду Русский мiр, который в настоящее время строится на развалинах Советского мiра, стоявшего, как на фундаменте, на Великой Русской литературе и Великой Отечественной войне? Причём, если в советское время ВРЛ использовали для борьбы с пережитками прошлого, то в настоящее время в ней стараются разглядеть хранительницу Православия и народного самосознания. Об этом Виктор Митрофанович в другой своей статье говорит так: «Большевики, придя к власти, после короткой паузы^[2] записали классиков русской литературы в свои предтечи, почти в свои ряды как «борцов за народное дело с Самодержавием и поповщиной». А сегодня бывшие большевики в роли «Православных патриотов» записывают в новые «святцы» тех же Пушкина и Гоголя, но уже как «борцов за Православие». Забавно».

Острецов: Так чаще всего и делается. Но если что-то надо осмыслить и понять, тогда приходится говорить: вот, собственно говоря, и весь финал того — «освободительного движения», в котором участвовали интеллигентные круги России от времен декабристов и Герцена. Сегодняшний историк начинает метаться. Всё, что он знал как плохое, сегодня ему кажется почти хорошим. Все, что было хорошим вчера, прогрессивным и гуманным, сегодня видится как нечто варварское и жуткое. Многим (не всем, конечно), вероятно, и стыдно вспоминать, как еще несколько лет назад они в своих сочинениях крушили направо и налево октябристов и кадетов за их «соглашательство» с буржуазией. Сегодня эти историки смотрят в рот этой буржуазии и вымаливают у нее, хищной акулы, так называемые гранты, то есть подачки — говоря обывательским языком. Бросившись же в объятия кадетских мыслителей, многие почувствовали некоторое облегчение. Но и здесь не все просто. Мыслителей было много, писали они, что там ни говори, много хорошего и, что очень важно, хорошим русским языком, ныне превращенным в исторической науке в суконный вариант жаргона «для своих», на котором, конечно, никакую историю живых людей излагать нельзя. Социологические схемы — можно, а историю людей и народов — нельзя.

Г.С.: Виктор Митрофанович многие годы провёл в библиотечных архивах, изучая периодику дореволюционных и предреволюционных лет, поэтому со знанием дела говорит о хорошем русском языке, на котором писали тогдашние «освободители» народа, в отличие от нынешних их наследников, т.е. либералов и демократов. Кстати, язык самого Острецова выгодно отличается от казённой речи современных историков и политиков.

Острецов: С точки зрения интеллектуального запаса кадеты и их философы — просто находка для нынешней интеллигенции. Клондайк. Но что нам, простым людям, да и самим историкам и философам в их личной жизни, до всех этих умностей, когда страна не знает, что надо делать дальше. Весь этот огромный интеллектуальный запас всех Бердяевых и Вышеславцевых, Франков и Кизеветтеров, Гессенов и Слиозбергов, С. Булгаковых и Свенцицких, Соловьевых и Эрнов на главный вопрос не дает ответа ни в малейшей степени! Все хорошо, — историософские схемы, предложенные ими, и романы, и повести, написанные их друзьями. И прекрасные полотна великих художников нужны нам, и это наше богатство. Все хорошо, а страна в развале. У нации нет главного — исторического проекта, она просто не знает, куда идти и что делать. Миллионы людей в растерянности. Удивительно, у нас нет даже слова для названия желаемого будущего. Социализм был, — лучше бы его не было. Съели, попробовали и отравились. Теперь выплыла вторая часть социализма — «демократия» (социал-демократия). Эта сразу провозгласила, что никаких идеалов, кроме желудочных и связанных вообще с физиологическими отправлениями, не должно быть. И хорошо, что провозгласила. Не стала валять дурака, как в Америке. Иначе бы поверили в какую-нибудь очередную глупость.

Г.С.: Насколько я понял Острецова, американская мечта, которую США несут мiру, неразрывно связана с желудочно-физиологическими отправлениями, Америка же дурака валяет, называя эти отправления демократией и прочими высокими словами. Но российская демократия не стала такого дурака валять, заявив прямо и без прикрас, что никаких идеалов кроме желудочно-физиологических не имеет. Мы ещё обратимся к этим словам Острецова, если дочитаем его статью до конца.

Острецов: Итак, рухнула еще одна иллюзия времен, кстати, тех самых кадетских философов, над осуществлением которой они так долго трудились, а потом от реального воплощения которой так быстро неслись кто в Париж, а кто в Берлин, спасаясь от своих вчерашних союзников-большевиков. Вот и весь приговор и этой части творцов свержения царизма, то бишь февральской революции во имя демократии. Писали наши кадетские мыслители хорошо, лгали еще лучше в своей реальной политической деятельности, громили царизм, о котором в эмиграции вспоминали с умилением и слезами ностальгии. Уже на брегах Вавилонских сыпали себе голову пеплом и говорили, как В. А. Маклаков: отчего же мы были такими идиотами, что не пожали вовремя руку черносотенцам и не стали с ними защищать Россию от ее врагов, а вместо этого изгалялись над своей Родиной вместе с ее врагами…

Итак, два исторических проекта рухнули. Но печально то, что другого-то нет. Этот другой проект украден, спрятан. Ведь это факт. Ведь в этом факте — вся сегодняшняя трагедия. По своей глубине ее не с чем сравнить. Возникает вопрос в связи с поставленной проблемой. Вопрос, на который революционеры, до сих преобладающие в среде историков, ответили давно. «Там» было плохо для трудящихся масс. Была бедность, и богатые выжимали соки. Они повторяют и сегодня эту глупость, опровергаемую всем опытом сегодняшней нашей жизни: жуткая бедность народа, вопиющее богатство «новых русских», вымирание целых областей России, словно от чумы или холеры, полное бесправие трудящихся, но революцией не пахнет.

Г.С.: Учтём год написания статьи, 2000. Пахнет ли революцией сегодня? Не знаю. Думаю, что её могут устроить, если нужно будет, в два счёта. Я согласен с Острецовым, что революции происходят не по социально-экономическим причинам, дескать, «верхи не могут, а низы не хотят»^[3], но по другим. Каким? Первая революция случилась в раю, т.е. там, где всего было в преизбытке. Чего же не хватило тогда Адаму с Евой? И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел (Быт. 3: 6). Может ли выведенный Лениным «закон» революционной ситуации объяснить происшедшее в раю грехопадение? «Низы» не хотели? Нет, они жили бы по-старому ещё миллионы лет и целую вечность. Значит, «верхи» не могли? Но разве не мог Всемогущий Бог управлять людьми по-старому? Что же произошло? Почему всё же низы не захотели, а верхи не смогли?

Острецов: Другие ломают себе голову в направлении парадоксальном, самом привлекательном для восприятия читателя, революция, считают они, была от богатства и сытости. Ну плюс, конечно, «противная» интеллигенция, которая не хотела жить в застое и решила улучшить строй, а получилось как всегда.

Г.С.: Вспоминается едкий Салтыков-Щедрин: «Я сидел дома и, по обыкновению, не знал, что с собой делать. Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то взять бы да ободрать кого-нибудь. Заполучить бы куш хороший ― и в сторону. А потом, либо севрюжины с хреном закусить, либо об конституции помечтать. Ах, прах ее побери, эту конституцию! Как ты около нее ни вертись, а не дается она, как клад в руки! Кажется, мильон живых севрюжин легче съесть, нежели эту штуку заполучить! И что это за конституция такая, и для чего мне ее вдруг захотелось ― право, и сам не знаю».

Острецов: В принципе, все перечисляемые факты имели место в реальности. В своей критике царской России ни демократы-либералы ничего не выдумывали, ни большевики. Были и капиталисты, и бедные. Были и остались, заметим себе. Были плохие дороги и непролазная грязь. Были. И, заметим, остались. Было и взяточничество. Было. Но сказать, что осталось, — нельзя. Это особый разговор. Но здесь просто совпадение слов при обозначении разных предметов. Того, что сегодня называется взяточничеством, тогда просто не существовало. Но оставим эти маленькие детали. Что касается бесправия народа, то здесь та же картина. Того времени бесправие — сегодня бы казалось воплощением законности и порядка. Впрочем, оставим и эти мелочи. В конце концов в то время не были обязаны сравнивать свои пороки с теми, что свалятся на Россию через сто лет. Не недостатки старого строя, не пороки общества, не эксплуатация человека человеком, не бедность и прочее в том же роде, а неодолимая мечта о новом была двигательной силой революции. Это заметил Лев Тихомиров, опережая в этом понимании современных социологов. Созрел новый исторический проект. Вызрел до деталей. Все недостатки людские, все пороки, присущие человеку, как существу падшему, были приписаны «царизму». Во имя мечты о новом критиковали государственный строй.

Г.С.: Спрашивается, почему эта мечта не возникла раньше и не двинула народы России к «светлому будущему» лет за 300 или за 600 до 1917 года? Тогда некогда было мечтать? С одной стороны, и вправду, было не до мечтаний во времена становления и роста Руси-России, когда перед всеми и каждым, кто к ней принадлежал, стояла одна задача ― выжить. С другой стороны, тогда была крепка вера. Почему же она ослабла и уступила место мечте? «Неодолимая мечта о новом была двигательной силой революции», ― говорит Острецов. Но почему именно тогда она двинула российских людей к её воплощению?

Острецов: Эта мечта давно была до деталей разработана в одной-единственной религии — в иудаизме. Нельзя сказать, чтобы этот факт прошел незамеченным в русской правой печати. Тот же Тихомиров сказал, что социал-демократия есть продукт еврейско-протестантской культуры. Впрочем, то же самое говорил и Бердяев. Эту же мысль в Германии разрабатывал и еврейско-немецкий философ Герман Коген, труды которого переводили в России и который приезжал сам в Россию читать лекции. В иудаизме финал истории как раз и есть сад земного наслаждения.

Г.С.: Чтобы убедиться в истинности последнего предложения Острецова, не нужно далеко ходить. Вся информация сегодня ― на расстоянии вытянутой руки. Открываем сайт «Толдот»: «Таким образом, еврейский Машиах призван усовершенствовать мир. Он освободит людей от рабства, угнетения и творимого ими зла. В мире наступит доселе неслыханное материальное процветание. Человек словно вернётся в райский сад, чтобы безмятежно наслаждаться плодами земли без изнурительного труда», ― пишет рав Арье Каплан (1934-1983).

Знали или не знали строители коммунизма, что своими трудами они приближали приход Машиаха? Рядовые, допустим, не знали, а главные инженеры и прорабы^[4]? Если не знали, то как они взялись быть инженерами и прорабами, если были такими бестолковыми? Суть общественно-экономической формации (до сих сидят в голове марксистско-ленинские формулировки) под названием Коммунизм и прихода Машиаха одна: «в мире наступит доселе неслыханное материальное процветание. Человек словно вернётся в райский сад, чтобы безмятежно наслаждаться плодами земли без изнурительного труда».

Что сказать об этой еврейско-советской мечте? Если и наступит земной рай, то точно не для всех. Как это и было при недостроенном коммунизме, то бишь социализме. Хотя коммунизм был обещан всем («каждому по потребностям», помните?), но уже на первой стадии коммунизма было очевидно, что потребности у разных людей разные, и удовлетворить их в равной мере невозможно. Все граждане СССР были равны перед законом, но некоторые были равнее. Могу напомнить, что́ было сказано главным раввином, простите, генеральным секретарём коммунистической партии Иосифом Сталиным: «Марксизм говорит лишь одно: пока окончательно не уничтожены классы, и пока труд не стал из средства для существования первой потребностью людей, добровольным трудом на общество, люди будут оплачиваться за свою работу по труду. «От каждого по его способностям, каждому по его труду», — такова марксистская формула социализма, то есть формула первой стадии коммунизма, первой стадии коммунистического общества. Только на высшей стадии коммунизма, только при высшей фазе коммунизма каждый, трудясь в соответствии со своими способностями, будет получать за свой труд в соответствии со своими потребностями. «От каждого по способностям, каждому по потребностям»^[5].

Если вдуматься в выражение «каждому по потребностям», то нельзя не согласиться, что осуществить его невозможно. Это сколько же нужно иметь всего-всего, чтобы удовлетворить потребности каждого? Планеты не хватит. Не очевидно ли, что речь идёт не о каждом, но об особом каждом? Поверить же в реализацию этой марксистской формулы для всех без исключения жителей Земли мог, простите, только идиот. Или тот, кто хотел, как говорит Острецов в другой своей работе, «стать писателем, артистом, романистом и поэтом, режиссером и просто руководителем какой-нибудь конторы, то есть социально обозначиться и вылезти “в люди”»^[6].

Окончание, даст Бог, следует.

Иерей Георгий Селин
Сайт «Ветрово»
10 февраля 2025