col sm md lg xl (...)
Не любите мира, ни яже в мире...
(1 Ин. 2:15)
Ветрово

Валентин Катасонов. Отложенное убийство вместо помощи

«Уби­ва­ет не столь­ко ко­ро­на­ви­рус, сколь­ко борь­ба с ним» — эта фор­му­ла се­год­ня на­пол­ня­ет­ся кон­крет­ным со­дер­жа­ни­ем. На ко­нец пер­во­го по­лу­го­дия, по дан­ным Рос­ста­та, каж­дый тре­тий биз­нес в Рос­сии был убы­то­чен. И это без уче­та субъ­ек­тов ма­ло­го и сред­не­го пред­при­ни­ма­тельст­ва. В ок­тя­бре за­кон­чи­лись на­ло­го­вые ка­ни­ку­лы, и по­до­спе­ли но­вые ог­ра­ни­че­ния, ко­то­рые влас­ти пред­по­чи­та­ют не на­зы­вать вто­рым «ка­ран­ти­ном». Эти ме­ры по борь­бе с COVID-19 ста­ли еще одной подножкой умирающему российскому бизнесу.

Жертвы локдауна

Сегодня, в конце года, большинство экспертов прямо заявляют: ущерб от локдауна[1] оказался несравненно большим, нежели сомнительные выгоды (в виде сокращения числа инфицированных вирусом и количества летальных исходов). Статистика показывает, что смертность в мире и в большинстве стран в этом году существенно больше, чем в прошлом за соответствующий период. Некоторые могут сказать: «Конечно, больше. Она увеличилась из-за дополнительных смертей, вызванных COVID-19». Но, как выясняется, прирост смертности в этом году намного превышает показатель умерших от коронавируса. Приведу лишь один пример по России: смертность за июнь этого года выросла по сравнению с июнем прошлого года на 25 560 человек. В нынешнем июне было 7037 смертей с диагнозом «COVID-19». Можно считать, что разница между двумя цифрами, равная 18 523 людям, — смерти, обусловленные неправильными действиями властей. А если помножить указанную цифру на 12, то получим 223,3 тыс. человек, которые могут стать жертвами убийственной политики российских властей в течение года. Подождем статистику смертности в стране по итогам первого квартала 2021 года, тогда мы сможем рассчитать всё точно.

Причин смертности, спровоцированной так называемой борьбой с коронавирусом, несколько. И одна из них — упомянутый локдаун экономики. Такие международные финансовые организации, как Всемирный банк и Международный валютный фонд, оценивают, что по итогам 2020 года потери мировой экономики от lockdown могут составить от 5 до 10 трлн долларов. По отношению к величине прошлогоднего мирового ВВП это от 6 до 12 %.

Конечно, общие экономические потери неравномерно распределяются по странам и социальным группам населения. Для кого-то (например, для гигантов фармацевтической промышленности — Big Pharma) COVID-19 стал даже «пиром во время чумы», они заработали и продолжают зарабатывать на коронавирусе всё новые миллиарды. Но для какой-то части населения планеты пандемия стала трагедией. В июле этого года ООН спрогнозировала, что в 2020 году из-за пандемии число нищих в мире возрастет на 71 млн человек по сравнению с прошлым. Число нищих растет и в России.

По итогам первого полугодия число людей, имеющих доходы ниже прожиточного минимума, в нашей стране составило 20 млн человек. Это на 1,8 млн человек больше, чем в прошлом году. До конца года армия нищих в России может прирасти на 3 млн.

Бизнес фиксирует рост «смертности»

Рост нищеты провоцирует безработица в результате растущей «смертности» предприятий и компаний. Еще весной я высказывал предположение, что в конце года этот процесс усилится. Тогда якобы для поддержки российского бизнеса в условиях локдауна были введены налоговые и кредитные каникулы. А заодно — мораторий на банкротства сроком на полгода. Это выглядело как акт «спасения» отечественного бизнеса. А я квалифицировал это как «отложенное убийство».

Российским предприятиям и компаниям нужна была реальная поддержка в виде отмены ряда налогов, списания или реструктуризации долгов, государственных субсидий на выплату зарплат находящимся на карантине работникам, государственного субсидирования процентных ставок по банковским кредитам и т.п.

Вот тут как раз и надо было заимствовать опыт других стран, которые использовали весь этот инструментарий. И речь идет не только о таких богатых странах, как США. Там в экономику было влито по банковским и бюджетным каналам несколько триллионов долларов. Во многих странах второго ряда также была реальная помощь и компаниям, и их работникам. Например, в Турции государство в острый период кризиса выплачивало работникам социальные компенсации во время карантина, что снижало финансовую нагрузку бизнеса. Для некоторых категорий работников такие выплаты до сих пор сохраняются.

Российские компании, особенно малого и среднего бизнеса, прекрасно понимали, что в конце года может наступить их «смерть», так как налоговый и кредитный «счетчики» продолжали накручивать неподъемные суммы обязательств. Многие хотели бы остановить эти «счетчики» еще весной и летом, но не могли: действовал мораторий на банкротства. В российском малом и среднем бизнесе царила атмосфера мрачного ожидания «смертной казни», которая должна состояться в последние месяцы года. Я говорю именно про малый и средний бизнес. Крупные частные и государственные корпорации, конечно, также «просели» за указанный период. Но они себя всегда считали «системообразующими», которым государство ни при каких обстоятельствах не даст умереть. Они свято верят, что к ним применима формула западных гигантов бизнеса: too big to die («слишком большие, чтобы умереть»).

Уже по итогам первого полугодия 2020 года данные Росстата показали, что российская экономика отметилась рядом «антирекордов». Общий сальдированный финансовый результат по экономике рухнул по сравнению с первым полугодием 2019 года почти вдвое — с 8,084 до 4,308 трлн руб.

На конец первого полугодия каждый третий бизнес в России был убыточен: 35,2 % организаций имели к концу июня отрицательный финансовый результат. Суммарный убыток 19,3 тыс. организаций составил 2,676 трлн руб. Это, между прочим, без учета субъектов малого и среднего предпринимательства, суммарные убытки которых Росстат не отражает в отчетности.

В конце лета по инициативе уполномоченного по защите прав предпринимателей Бориса Титова в России был проведен опрос среди предпринимателей. В нем приняли участие руководители 1 035 компаний из 85 регионов. Из них 46 % сообщили, что продолжают фиксировать ухудшение финансовых показателей, а 26 % оценили положение как «кризис» или «катастрофу». Главным риском подавляющее большинство компаний назвали повторный карантин. В случае его введения 77 % респондентов оценили риск выживания своего бизнеса в 50 % и ниже. Около 40 % респондентов отметили, что сомневаются в том, что будут способны погасить свои налоговые обязательства по истечении полугодовых каникул.

Каникулы в октябре кончились. Налоговая служба начала выписывать компаниям «горчичники». И это на фоне ограничений, которые власти стали вновь вводить в октябре. Эти ограничения власти предпочитают не называть вторым «карантином», но они стали еще одной подножкой российскому бизнесу. Борис Титов обратился к властям с просьбой пролонгировать налоговые и кредитные каникулы. Это обращение похоже на акт отчаяния. С моей точки зрения, это лишь отсрочка исполнения смертного приговора. Бизнесу нужны не каникулы, а реальная помощь со стороны государства в виде субсидий, заказов, отмены налогов, дополнительных налоговых льгот и т. д.

А со стороны Центрального банка требуется: дальнейшее снижение ключевой ставки, поощрение реструктуризации долгов по банковским кредитам, расширение объемов денежной эмиссии в виде кредитования реальной экономики и др. А такой помощи бизнес до сих пор не видит.

Не буду приводить многочисленные оценки экспертов по российскому малому и среднему бизнесу (МСБ). Они не сильно разнятся: около половины субъектов такого бизнеса к первой годовщине российского lockdown должны исчезнуть. И раньше была высокая смертность в группе МСБ, но она компенсировалась высокой рождаемостью, общая численность субъектов предпринимательской деятельности оставалась примерно на одном уровне. Сегодня новых субъектов не нарождается. Численность предприятий МСБ имеет тенденцию к быстрому сокращению.

Крупные компании под ударом

Кажется, пандемия уже начинает косить и крупный бизнес. Вот свежая аналитика Центра макроэкономических исследований Сбербанка. В исследовании основное внимание уделено показателю долгового бремени компаний — ICR, который рассчитывается как отношение прибыли от продаж к процентным платежам. Если значение ICR у компании ниже единицы, то положение ее критическое. Она медленно погружается в долговое болото, и спасти ее от банкротства может только чудо (скажем, если неожиданно государство протянет ей руку поддержки).

В целом по экономике долговое бремя стало почти вдвое тяжелее: ICR за время кризиса снизился с 4,5 до 2,7. Но это «средняя температура по больнице». По расчетам «Сбербанка», у корпоративных заемщиков, создающих 28 % ВВП России, ICR опустился ниже единицы.

Такие негативные тенденции, по мнению аналитиков, обусловлены не только карантинными мерами российских властей, но также внешними факторами. В первую очередь падением цен на энергоносители на мировом рынке. Правда, если копать глубже, то ведь и падение цен на нефть и природный газ также обусловлено фактором COVID-19.

Ожидаемые массовые корпоративные дефолты по банковским кредитам в конечном счете ударят и по самим банкам. Просроченная задолженность по корпоративным кредитам с начала года выросла до 3,04 трлн руб. По состоянию на 1 октября доля таких кредитов в кредитном портфеле банков, согласно данным Банка России, достигла 7,9 %. Однако, по мнению экспертов, реальный объем плохих кредитов сильно занижен (банки стремятся приукрасить ситуацию, опасаясь отзыва лицензий). На самом деле «плохих» кредитов почти в четыре раза больше.

По оценке аналитиков «Райффайзенбанка», на начало сентября общий размер «плохих» кредитов (сомнительных, проблемных и безнадежных) достиг 11,76 трлн руб. При этом общий объем сформированных резервов по ссудам был равен 6,45 трлн руб.

Величина «дыры», образовавшейся в банковском секторе, таким образом, на начало осени превышала 5,3 трлн руб. А если начнется новая волна дефолтов российских банков, то, в свою очередь, они могут потянуть за собой дефолты корпоративных клиентов. Если для физических лиц, как известно, имеется система страхования банковских депозитов, то для корпоративных клиентов банков такого страхования нет. А она очень даже нужна. Особенно сегодня, когда фактор COVID-19 как дамоклов меч продолжает висеть над всей российской экономикой.

Валентин Катасонов,
экономист, профессор кафедры международных финансов МГИМО

Журнал «Компания»
5 ноября 2020

[1] "Локдаун" стало главным словом 2020 года
Британский словарь английского языка Collins English Dictionary определил самое популярное слово 2020 года. Им стало слово "локдаун", или режим самоизоляции, который вводился во многих странах мира для борьбы с распространением коронавируса. В нынешнем году было отмечено более 250 тысяч употреблений этого слова. "Локдаун — ограничительные меры, направленные на сдерживание, которые принимали власти всего мира для снижения распространения COVID-19, — назван словом 2020 года Collins", — сказано на сайте словаря.
pravda.ru

Уважаемые читатели, прежде чем оставить отзыв под любым материалом на сайте «Ветрово», обратите внимание на эпиграф на главной странице. Не нужно вопреки словам евангелиста Иоанна склонять других читателей к дружбе с мiром, которая есть вражда на Бога. Мы боремся с грехом и без­нрав­ствен­ностью, с тем, что ведёт к погибели души. Если для кого-то безобразие и безнравственность стали нормой, то он ошибся дверью.

Календарь на 2025 год

«Оглядывая прожитую жизнь...»

Месяцеслов

О временах года с цветными иллюстрациями

От сердца к сердцу

Новый поэтический сборник иеромонаха Романа

Где найти новые книги отца Романа

Список магазинов и церковных лавок