Переработанный отрывок из книги «Загадка 2037 года»
В первой части статьи мы прочли «Людмилу» с комментариями, которые хотя и не убедили нас в масонской подоплёке баллады, но, надеюсь, заставили задуматься о том, что не может она быть просто литературным произведением романтического жанра. Будем исследовать этот вопрос дальше?
Был ли В. А. Жуковский масоном? Помните, как у Пушкина? «Он фармазон, он пьёт одно стаканом красное вино…»
Дмитрий Георгиевич Панфилов: «Когда Жуковский и Вяземский во время отпевания бросили в гроб [Пушкина], свои белые перчатки, они просто исполнили обряд, демонстрирующий единство братства. «Донесли, что Жуковский и Вяземский положили свои перчатки в гроб, — и в этом видели что-то и кому-то враждебное».
Был ли А. С. Грибоедов масоном?
Википедия: «Весной 1816 года начинающий писатель оставил военную службу, а уже летом опубликовал статью «О разборе вольного перевода Бюргеровой баллады „Ленора“». Тогда же имя Грибоедова появляется в списках действительных членов масонской ложи «Les Amis Reunis» («Соединённые друзья»)».
Была (и является) ли баллада «Людмила» описанием масонского ритуала?
О. А. Платонов «Тайная история масонства», главка «Звание 3-е – Мастер»: Посередине залы недалеко от эстрады стоит гроб, в котором лежит один из последне-принятых в звание мастеров масон, ногами к востоку, имея лицо, покрытое окровавленным платком. Сам он накрыт черным сукном и в ногах у него лежит: угольник, циркуль и ветка акации. Все присутствующие одеты в черное, имея на рукаве креп. Сначала посвящаемый находится в «комнате размышлений», где его заставляют снять обувь и обнажить левую сторону груди. В храме в это время Председатель ведет с собравшимися масонами обычную церемонию, спрашивая Наблюдающих: закрыты ли двери, все ли масоны в звании учителей, и делают проверку их по знаку, восклицанию, жестам и ударам. По окончании проверки посвящаемому надевают на шею веревку и ведут его в храм ложи. Он изображает убийцу того человека, который лежит в гробу. Председатель спрашивает его, зачем он сделался масоном. Не для того ли, чтобы поступить в их общество и, узнав тайны его, предать их, не он ли виновник смерти их брата? Задает вопросы из «катехизисов», которые он ранее получил; и посвящаемый должен отвечать слово в слово. После этого его подводят к столу, на котором лежит череп, освещенный изнутри, и Председатель говорит речь, в которой указывает на то, что все люди не знают, откуда они пришли и куда уйдут. Перед природой все равны, и никто не может сказать, принадлежит ли этот череп царю или рабу. Потом посвящаемого подводят к гробу и заставляют его, в знак невинности в смерти лежащего там товарища, перешагнуть через гроб несколько раз особенным образом. Шаги, сделанные при этом, составляют походку масонов в звании учителя. Далее Председатель продолжает свою речь, говоря, что «брат масон, которого они теперь оплакивают, погиб жертвой возмутительного заговора врагов ордена масонов, которые хотели вырвать у него насильно секреты его звания. Это сделали три негодяя, посвященные в первое масонское звание. Им стало невыносимо послушание, необходимое во всяком обществе, и они хотели проникнуть в тайны звания учителя силой. Для этого они вошли в храм, когда там был наш Великий Учитель Хирам. Их было трое: Юбела, Юбело и Юбелум. Они вошли в три двери и заняли их. Хирам подошел и спросил одного из них, что ему нужно. Тот отвечал, что он хочет повышения, потому что ему надоело быть работником. Хирам ему отказал и получил удар по горлу тяжелой линейкой. (Посвящаемый в это время получает такой же удар от 1-го Наблюдающего.) Тогда Хирам идет ко второй двери, но его встречает второй работник и ударяет его в сердце угольником. (Посвящаемый получает тоже удар.) Тогда, направившись к третьей двери, Хирам получает удар от третьего работника в голову молотком. (Посвящаемый получает такой же удар, и его бросают в гроб, из которого лежавший ранее человек своевременно уходит). (Везде выделено мной. – Г.С.).
Прервём чтение книги О. А. Платонова и подумаем, какое соответствие ЛЛ (позвольте мне дать такое сокращение выражению «баллада Ленора-Людмила», взяв начальные буквы имён и подкрепив их двумя «лл» из слова «баллада») масонскому чину посвящения в мастера мы можем предположить? Ну, наверное, такое: «Людмила» — это посвящаемый, которого вводят в ложу из «комнаты для размышлений». Вспомним стихи ЛЛ:
Спят пригорки отдаленны,
Бор заснул, долина спит…
Чу!.. полночный час звучит.
(Грибоедов: Но чу! бьет полночь! К Людмиле крадется мертвец на цыпочках, конечно, чтоб никого не испугать).
Г.С.: В тексте, которым я пользуюсь, здесь межстрофовый интервал. Если так сам автор написал в оригинале, то, видимо, важным было для него упоминание о полночном часе. А если не автор? Тогда не будем на этом интервале заморачиваться).
Потряслись дубов вершины;
Вот повеял от долины
Перелетный ветерок…
Скачет по полю ездок,
Борзый конь и ржет и пышет.
Вдруг… идут… (Людмила слышит)
На чугунное крыльцо…
Тихо брякнуло кольцо…
Тихим шепотом сказали…
(Все в ней жилки задрожали)
То знакомый голос был,
То ей милый говорил:
«Спит иль нет моя Людмила?
Помнит друга иль забыла?
(Грибоедов: Этот мертвец слишком мил; живому человеку нельзя быть любезнее. После он спохватился и перестал говорить человеческим языком, но все-таки говорит много лишнего, особливо когда подумаешь, что ему дан краткий, краткий срок и миг страшен замедленья.)
Весела иль слезы льет?
Встань, жених тебя зовет».
Если, читая ЛЛ, знать, что в полночь к Людмиле, т. е. к посвящаемому, который находится в комнате размышлений, входит «братия», чтобы надеть верёвку на его шею, то при словах «То знакомый голос был, / То ей милый говорил: / «Спит иль нет моя Людмила? / Помнит друга иль забыла?», — так вот если знать масонский подтекст ЛЛ, то можно просто обхохотаться над этими стихами Жуковского, что и делает, едва сдерживая себя от смеха, Грибоедов в приведённой выше реплике: «Этот мертвец слишком мил; живому человеку нельзя быть любезнее…».
Кстати, обратим внимание на второй прокол Жуковского. Почему второй? П.ч. на первый ему указал Грибоедов словами: «Такие стихи «Хотя и не варяго-росски, / Но истинно немного плоски». И не прощаются в хорошем стихотворении».
Это какие стихи не прощаются? Вот эти:
Лишь полночный час пробьет –
Мы коней своих седлаем,
Темны кельи покидаем.
Что же непростительного в этих совершенно невинных стихах? В первой части статьи я предположил, что в этих стихах Жуковский приоткрыл более чем можно наброшенный на масонский ритуал художественный покров ЛЛ. Одиночный мертвец вдруг превратился у него в «мы», а предыдущий стих, опущенный Грибоедовым, «Лишь полночный час пробьет», – откровенно указывает на время масонских сборищ, начинаемых в полночь, когда «братки»-фармазоны приступают к своим «таинствам», «седлая коней» и покидая свои «темны кельи». Так вот, и к приводимым ниже стихам ЛЛ мы можем адресовать этот же упрёк Грибоедова, а именно: такие стихи «не прощаются в хорошем стихотворении».
«Скачет по полю ездок,
Борзый конь и ржет и пышет.
Вдруг… идут… (Людмила слышит)
На чугунное крыльцо…
Тихо брякнуло кольцо…
Тихим шепотом сказали…»
Что непростительного, на мой взгляд, в этих стихах? То, что глаголы в строках: «Вдруг… идут…» и «Тихим шепотом сказали…» стоят во множественном числе, тогда как далее рассказчик ведёт речь об одном лице – мертвеце. Спалился, эх, спалился Василий Андреевич во второй раз!
О. А. Платонов: Сначала посвящаемый находится в «комнате размышлений», где его заставляют снять обувь и обнажить левую сторону груди. В храме в это время Председатель ведет с собравшимися масонами обычную церемонию, спрашивая Наблюдающих: закрыты ли двери, все ли масоны в звании учителей, и делают проверку их по знаку, восклицанию, жестам и ударам.
Л. Н. Толстой (Война и мир, том 2, часть 2, глава III): — Что бы ни случилось с вами, — сказал он, — вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, — прибавил Вилларский; — желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно-добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно–темно: только в одном месте горела лампада, в чем-то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем-то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие — ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. — «Бог, смерть, любовь, братство людей», — говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего-то. Дверь отворилась, и кто-то вошел.
Г.С.: В следующей главе описывается, как «братья» ведут Пьера Безухова из комнаты размышлений в «храм» ложи с завязанными глазами.
Л. Н. Толстой: Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей-то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда-то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами (выделено мной. – Г.С.).
Г.С.: Посвящаемый во всё время своего путешествия пребывает с завязанными глазами, и главным его чувством становится – слух, поэтому весьма часто при описании скачки Леноры встречаются слова: «чу!», «слышишь?» и пр. Грибоедову эта частотность не понравилось.
Чу! совы пустынной крики.
Грибоедов: Такие восклицания надобно употреблять гораздо бережнее; иначе они теряют всю силу. Но в «Людмиле» есть слова, которые преимущественно перед другими повторяются. Мертвец говорит:
«Слышишь! пенье, брачны лики!
Слышишь! борзый конь заржал.
………………………………………
Слышишь! конь грызет бразды!»
А Людмила отвечает:
Наконец, когда они всего уже наслушались, мнимый жених Людмилы признается ей, что дом его гроб и путь к нему далек. Я бы, например, после этого ни минуты с ним не остался; но не все видят вещи одинаково. Людмила обхватила мертвеца нежною рукой и помчалась с ним.
Г. С.: Вопрос литературоведам всех ростов и возрастов. Как можно, читая это замечание Грибоедова, не задуматься: одно из двух, либо Жуковский ахинею пишет, либо Грибоедов ничего не понимает? Действительно, невеста узнаёт от своего жениха, что его дом – могила, и ещё теснее прижимается к нему. Сумасшествие.
– «Где ж, скажи, твой тесный дом?»
– «Там, в Литве, краю чужом:
Хладен, тих, уединенный,
Свежим дерном покровенный;
Саван, крест и шесть досток.
Едем, едем, путь далек».
Мчатся всадник и Людмила.
Робко дева обхватила
Друга нежною рукой,
Прислонясь к нему главой.
Г.С.: Простите, уважаемые читатели, но не могу сдержать своих эмоций. То ли Жуковский спятил, то ли дева дура, то ли я дурак, когда такую дурь читаю. Впрочем, не буду нагнетать. Всё нормально. Всё идёт по плану. Это «братья»-каменщики вовлекают нас в своё «братство» через художественное описание масонских ритуалов. Даёшь «свободу, равенство, братство»! Вперёд, товарищи! Скачем дальше с Ленорой и пророком Пушкиным на белом коне!
Г.С.: Ниже приводятся стихи уже не из «Людмилы» Жуковского, но из «Ольги» Катенина, потому что о них ведёт речь Грибоедов.
— «Где живешь? скажи нелестно:
Что твой дом? велик? высок?»
— «Дом землянка». — «Как в ней?» — «Тесно».
— «А кровать нам?» — «Шесть досок».
— «В ней уляжется ль невеста?»
— «Нам двоим довольно места».
(П.А. Катенин. «Ольга», 1816)
Грибоедов: Стих: «В ней уляжется ль невеста?» заставил рецензента [Гнедича] стыдливо потупить взоры; в ночном мраке, когда робость любви обыкновенно исчезает, Ольга не должна делать такого вопроса любовнику, с которым готовится разделить брачное ложе? Что же ей? предаться тощим мечтаниям любви идеальной? Бог с ними, с мечтаниями; ныне в какую книжку ни заглянешь, что ни прочтешь, песнь или послание, везде мечтания, а натуры ни на волос.
Г.С.: Ну никакой конспирации, товарищи! Один (Катенин) пишет о сокровенном, другой (Гнедич), якобы стыдясь, указывает на сокровенность, а третий (Грибоедов), смеясь, её открывает. И в результате теперь даже школьники знают все ваши сокровенности, знают, что «по мере инициации посвящаемого проводят через разные бутафорные испытания: тёмная комната с мертвецом в гробу, внезапный укол шпагой в обнажённую грудь, смертельная присяга и т.д. Иногда его обнажённого кладут в гроб, где находятся настоящие кости мертвецов, зола и грязь».
Г. С.: Прочтём, что именно сказал Гнедич, «стыдливо потупив взоры», об этих стихах Катенина.
Гнедич: Невеста, которая говорит о кровати, и спрашивает: «В ней уляжется ль невеста?» – есть такая невеста, которая не может иметь места ни в подлиннике, ни в переводе.
Г. С.: Иными словами, есть настолько странная и бесстыжая невеста, которую невозможно найти ни в подлиннике, ни в переводе. Где ж её искать? В жизни. Т.е. прекрасно понимая, что речь в балладе идёт не о невесте, но о поэтах-каменщиках, описывающих свои ритуалы, Гнедич намекает им, что их невеста уже ни в какие ворота не лезет, что их сочинения утратили правдоподобие.
О. А. Платонов: Их было трое: Юбела, Юбело и Юбелум. Они вошли в три двери и заняли их. Хирам подошел и спросил одного из них, что ему нужно. Тот отвечал, что он хочет повышения, потому что ему надоело быть работником. Хирам ему отказал и получил удар по горлу тяжелой линейкой. (Посвящаемый в это время получает такой же удар от 1-го Наблюдающего.) Тогда Хирам идет ко второй двери, но его встречает второй работник и ударяет его в сердце угольником. (Посвящаемый получает тоже удар.) Тогда, направившись к третьей двери, Хирам получает удар от третьего работника в голову молотком. (Посвящаемый получает такой же удар, и его бросают в гроб, из которого лежавший ранее человек своевременно уходит.) (Выделено мной. – Г.С.).
Г. С.: Ритуальному моменту «положения во гроб» соответствует эти стихи ЛЛ:
Что же чудится Людмиле?
К свежей конь примчась могиле,
Бух в нее и с седоком.
Вдруг – глухой подземный гром;
Страшно доски затрещали;
Кости в кости застучали;
Пыль взвилася; обруч хлоп;
Тихо, тихо вскрылся гроб…
Что же, что в очах Людмилы?..
Ах, невеста, где твой милый?
Где венчальный твой венец?
Дом твой – гроб; жених – мертвец.
Г. С.: Болевым ощущениям от ритуального удара в грудь угольником соответствуют нижеприводимые стихи «Леноры», «Ольги» и «Светланы» с моими подчёркиваниями. В «Людмиле» я их почему-то не нашёл, если только эта строка: «Что ж Людмила?.. Каменеет».
Лежит Ленора в страхе
Полмертвая на прахе.
И в блеске месячных лучей,
Рука с рукой, летает,
Виясь над ней, толпа теней
И так ей припевает:
«Терпи, терпи, хоть ноет грудь…».
(В.А. Жуковский. «Ленора»)
Тут над мертвой заплясали
Адски духи при луне,
И протяжно припевали
Ей в воздушной вышине:
«С Богом в суд нейди крамольно;
Скорбь терпи, хоть сердцу больно.
(П.А. Катенин. «Ольга»).
Глядь, Светлана… о Творец!
Милый друг ее — мертвец!
Ах!.. и пробудилась.
/…/
Села (тяжко ноет грудь)
Под окном Светлана;
(В.А. Жуковский. «Светлана»).
Грибоедов: Поэт не прав (имеется в виду Катенин. — Г.С.); в наш слезливый век и мертвецы должны говорить языком романическим.
Г. С.: Написав это, Грибоедов тут же цитирует слова из пьесы Мольера: «Мы всё изменили, мы лечим теперь по совершенно новому методу». Спрашивается, при чём тут лечение, когда речь идёт о слезливом веке и о романическом языке? Ответ находим у В. М. Острецова: «Из масонских же лож пришла и идея о больном обществе, которое нужно лечить. Вылечить его от всех пороков должны были философия и искусство». Ответ находим и у Толстого, в пересказе слов ритора («так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство», курсив Л.Н. Толстого. – Г.С.) и мыслей Пьера Безухова.
Л. Н. Толстой: Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в-третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, — сказал он [ритор] и вышел из комнаты.
— Противоборствовать злу, царствующему в мире… — повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно-наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя — исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Г. С.: Надо сказать, что язык Грибоедова, энергичный и простой, мне нравится. Ну ещё бы он не нравился, ведь я воспитан на нём. Названное в ЛЛ количество могильных досок — шесть — оставим в покое, хотя любой конспиролог при виде этой цифры вздрагивает, как старый полковой конь при звуках боевой трубы.
О. А. Платонов: Так умер человек, верный своему долгу до смерти. Три работника, чтобы скрыть следы преступления, отнесли труп Хирама за город и закопали его возле леса, воткнув на могиле ветку акации. Три убийцы исчезли. Работники, узнав о смерти Хирама, собрались в храме, в среднюю комнату, которую обтянули в знак печали черной материей. После его смерти мы бродим как во тьме. Он унес с собой в могилу тайну начатого им дела». После этой речи Председателя братья масоны, вооруженные мечами, обходят три раза ложу, изображая поиски останков Хирама, находят ветку акации и собираются возле гроба, в котором лежит посвящаемый. Председатель берет его за руку и произносит слово «Бооц», потом, выпустив руку, говорит: «Ах, Б-же мой. Мак-Бенак» (что по-еврейски значит «тело отстает от костей»). Мак-Бенак – это священное слово, пароль, в звании учителя. После этого посвящаемого вынимают из гроба, и он дает клятву в том, что не разоблачит ни одной из тайн своего звания ни братьям работникам, ни ученику, ни профану (выделено мной. – Г. С.).
Г. С.: Что полезного для нашего просвещения (истинного, а не масонского просвещения, преподаваемого на уроках «русской» литературы), мы можем извлечь из сопоставления этих слов Платонова со стихами ЛЛ? То, что «мертвецами» в масонских ритуалах оказываются как посвящаемый, так и ранее посвящённый «брат». Ранее посвящённый, лежащий во гробе, «воскресает» для новой жизни и покидает гроб, чтобы туда мог лечь «новопреставленный» «брат», который «воскреснет», как и предыдущий, при посвящении другого «брата». Круговорот «братьев» в природе.
Жуковский и Катенин, похоже, должны были «умереть» для прежней жизни, и поэтому отождествляли себя с Ленорой, Людмилой, Ольгой, Наташей и т.д., а вот Пушкин, выходит, долежался до «воскресения», когда написал: «Она Ленорой при луне со мной скакала на коне».
Рассматривая в целом рецензию Грибоедова на балладу Жуковского, Гнедича на балладу Катенина, а также филиппику Грибоедова на Гнедича, нужно сказать, что они скорее походят на внутрипартийную разборку, чем на литературу. Простите, я не то сказал. Литература и есть внутрипартийная разборка. Литература, по слову В. В. Розанова, это – Пирамида, в которую ничто чуждое не вхоже, но всё только родное по духу, иначе бы она не стояла. Хотя и заводятся внутри неё постоянно распри и перепалки, но все они ведутся по поговорке: милые бранятся – только тешатся. И журнальная пикировка, которую мы только что прочли, есть не что иное, как небольшой междусобойчик, затеянный для отточки перьев. Молодцы «братья». Весело себя развлекали, оставив военную службу и потешаясь над нами, профанами.
И ещё на одно высказывание Грибоедова, подтверждающее мысль о литературной «борьбе» как о борьбе нанайских мальчиков, хочется обратить внимание.
Грибоедов: Но если верить г. рецензенту [Гнедичу], он сам по себе не вооружился бы против Ольги, взыскательные неотвязчивые читатели его окружают. Они заставили его написать длинную критику. Жалею я его читателей; но не клеплет ли он на них? – В противном случае, зачем было говорить с ними так темно: «Что касается до меня, то я, право, ничего бы не нашел сказать против этих стихов, кроме того, что, так сказать, нейдут в душу». Такой нескладный ответ, натурально, никого не удовлетворит: с неугомонными читателями надобно было поступить простее; надобно было сказать им однажды навсегда: «Государи мои! не будем толковать о поэзии! она для нас мудреная грамота, а примитесь за газеты». Читатели бы отстали, а бесполезная и оскорбительная критика в журнале не наполнила бы 22-х страниц.
Г.С.: Попробуем разобраться, какие «читатели» насели на Гнедича и заставили писать критику на «Ольгу»? Уж не «братки» ли это гнедичевой ложи? Что могло им не понравиться в «Ольге»? Не знаю, может, просто корпоративная солидарность взыграла, дескать, знай наших, давай грибоедовских проучим. Но классиков голыми руками не возьмёшь. Отлично срезал всех Александр Сергеевич: читайте газеты, господа, вы до поэзии не доросли.
Любопытно было бы, конечно, и Гнедичеву критику почитать, потому что в ней могло бы открыться, что не устроило гнедичевых «братков» в «Ольге» и почему они потребовали разборок. Но Б-г с ней. Я о другом хотел сказать: о том, что в этой «борьбе» масонских лож росла и крепла та «идейная» борьба, которая со страниц журналов и газет выйдет спустя десятилетия на городские площади, перевернёт и уничтожит русскую жизнь и воплотится в борьбе эсеров с эсдеками, красных с белыми, троцкистов со сталинистами, патриотов с космополитами, либералов с единороссами и т.д. и т.п.
Скажу более, эта масонская «борьба», которую вели Грибоедов с Гнедичем – одного поля ягода с «борьбой» коммунизма и капитализма, нацизма и социализма, американской демократии и российской плутократии, якобы сдерживающей агрессивный натиск Америки на мир. Это, конечно, уже не ягоды, как я неудачно выразился, это кровавые плоды кабинетных масонских войн, в которых корпоративные разногласия оборачиваются идеологическими фронтами, а последние в свой срок принимают вид фронтов полевых, перемалывающих миллионы и миллиарды жизней. Идеологические противоречия между народами и странами были и остаются мнимыми, искусственно создаваемыми и пропагандистки раздуваемыми. Вся эта «борьба» является, как я уже сказал, внутрипартийной усобицей. Потому что сколько бы ни было партий вовлечено в эту «борьбу», как бы они ни назывались, как бы не различали себя программами и лозунгами, суть их всех одна, и название у них у всех, согласно этой сути, единственное – антихристианство.
Для чего написаны «Ленора» и её переводы? Для того, чтобы вовлечь профанов в масонские мистерии, но не через деятельное участие – профаны до этого не доросли – а через чтение, умственное вникание, мечтательное представление, написаны баллады «Ленора», «Людмила», «Ольга», «Светлана», которая была сочинена через четыре года после «Людмилы», как думаю, для отвода слишком проницательных глаз и усыпления тех, кого надо было усыпить.
Как заканчиваются баллады?
«Твой труп сойди в могилу! / А душу Бог помилуй!», — заканчивается «Ленора».
«Твой услышал стон Творец; / Час твой бил, настал конец», — заканчивается «Людмила».
«Будь веселость, как была, / Дней ея подруга», — заканчивается «Светлана», но её в расчёт не берём, п.ч. она послужила лубочной завесой «Людмиле».
«Казнена ты во плоти; / Грешну душу Бог прости!» — заканчивается «Ольга».
«Как сидела, как спала, / К жизни с милым умерла», — заканчивается «Наташа».
Умереть, чтобы ожить для другой жизни – вот суть масонского обряда с костьми и гробом. Лечь во гроб, чтобы встать из него «прозревшим», «очищенным», «просветлённым», чтобы добиться экстаза (выхода из себя), о котором мы говорили, касаясь иудаистской мистики и каббалы. Всё это, конечно, не шуточки, всё это глубоко религиозные, связанные с духовным миром, обряды. Каким духовным миром – вот вопрос. С миром прелестным, погибельным и самоубийственным связаны масонские ритуалы. Ввести в них не только участников-«братьев», но и непосвящённых профанов через чтение «братских» сочинений и через просмотр их постановок — такая задача определена светской культуре.
Иерей Георгий Селин
Сайт «Ветрово»
7 марта 2019
Из википедии : Вольное общество любителей российской словесности (ВОЛРС) — литературно-общественная организация в Санкт-Петербурге, существовавшая в 1816-1826 годах.
… основано было по большей части членами масонской ложи избранного Михаила, как-то: Крикуновским, Боровковым и Никитиным в начале не было почти и литераторов, а собирались люди, видавшиеся в одной масонской ложе и желавшие как-нибудь помогать беднякам ученого сословия. После министр народного просвещения исходатайствовал им особый устав и позволил издавать журнал.
Состав общества был смешанный: литераторы и общественные деятели различных направлений того времени; Я. К. Грот писал:
Между членами были: Дельвиг, Баратынский, Рылеев, двое Бестужевых, братья Княжевичи, Кюхельбекер, Греч, Боровков и другие. Однажды Плетнёв заметил председателю, что следовало бы избрать и Пушкина, но Ф.Н.Глинка отвечал: «Овцы стадятся, а лев ходит один».
По данным В. Базанова, в обществе было 82 действительных члена, 24 члена-соревнователя, 39 членов-корреспондентов и 96 почётных членов. Часть членов общества принадлежала к «Союзу благоденствия»; в числе привлечённых к следствию о восстании декабристов были, кроме Рылеева, Бестужевых, Кюхельбекера и Ф. Н. Глинки: А. О. Корнилович и К. П. Торсон; а П. И. Колошин, А. С. Грибоедов и О. М. Сомов подозревались в причастности к тайному обществу и были арестованы, но затем освобождены.