Иерей Георгий Селин. Лев Толстой как иноагент

Часть 1. Тлеющий конфликт

Мож­но ли мо­лить­ся о смер­ти дру­гих лю­дей? А по­че­му нельзя? Мо­лить­ся мож­но о чём ­угод­но, воп­рос в том, что из этой мо­лит­вы вый­дет.

Пра­вед­ный Иоанн Крон­штадт­ский: 6 сен­тября. Гос­по­ди, не до­пус­ти Льву Толс­то­му, е­ре­ти­ку, пре­взо­шед­ше­му всех е­ре­ти­ков, до­стиг­нуть до празд­ни­ка Рож­дест­ва Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы, Ко­то­ру­ю он по­ху­лил у­жас­но и ху­лит. Возь­ми его с зем­ли — это труп зло­вон­ный, гор­достью сво­ею по­смра­див­ший всю зем­лю. А­минь.

Людмила Сараскина: Эта запись сделана в недавно опубликованном интимном дневнике о. Иоанна Кронштадтского в 1908 году накануне дня рождения и восьмидесятилетнего юбилея Толстого (это событие широко отмечали в России и во всем мире), сделана в 9 часов вечера, так что, по сути, это вечерняя молитва, где отец Иоанн просит Бога о скорейшей кончине другого человека… Это ли христианство? Христианство ли это? ― резонно спросит сегодня каждый читатель Толстого. Русская Православная Церковь ни тогда, ни теперь, сто лет спустя, не комментирует слова святого праведника в том смысле, что это было всего только его личное мнение (а не мнение всей Церкви); что иные священнослужители думали и думают иначе, чем он; что ТАК и ТАКИМ языком говорить о великом русском писателе невозможно, неэтично, некорректно и т. п. Русская Православная Церковь не решается пока что взять назад жестокую ругань о. Иоанна Кронштадтского в адрес Толстого, оставляя вековой конфликт тлеть — и он тлеет, то затухая, то вновь разгораясь. (Л.И. Сараскина. «Лев Толстой и этапы духовного поиска русских писателей XIX века»).

Г.С.: Почему Русская Православная Церковь оставляет тлеть вековой конфликт и «не решается пока что взять назад жестокую ругань о. Иоанна Кронштадтского в адрес Толстого»? Но почему Церковь, а не Толстой? Почему Церковь должна, а Толстой не должен взять назад жестокую ругань в адрес Церкви и Бога? Кто начал перебранку? Толстой. Вот пусть он её и прекращает. А то интересное получается дело. Толстой конфликт разжёг, а Церковь виновата, что не хочет его гасить. Что вы говорите? Толстой не может этого сделать? Хорошо. Пусть это сделает Союз писателей России. Почему Русская Православная Церковь может взять назад «жестокую ругань о. Иоанна Кронштадтского в адрес Толстого», а Союз Российских писателей не может взять назад жестокую брань Толстого в адрес Русской Церкви и Бога? «ТАК и ТАКИМ языком говорить» о Христе и Его Церкви, как это делал Толстой, «невозможно, неэтично, некорректно и т. п». Или Союз Российских писателей согласен со словами Толстого? А если не согласен, тогда гасите вы, представители великой русской литературы (ВРЛ), конфликт, который разжёг ваш товарищ. Кто там у вас в председателях значится? Пусть он от лица возглавляемых им писателей скажет, что ругань Толстого в адрес Бога и Церкви это личное мнение Толстого, которое не разделяется большинством писателей. Можно такое сделать? А почему нет? Почему русские писатели (если они, действительно, русские, а не иноагенты) не могут принести извинения от лица Толстого за высказанные им богохульства в адрес Христа и Русской Церкви, и богохульные слова, что напечатаны в его книгах, уничтожить? И тогда конфликт (который, по утверждению Людмилы Сараскиной, тлеет по вине Церкви, тогда как он тлеет по вине Толстова), погаснет. Тогда и «жестокую ругань о. Иоанна Кронштадтского в адрес Толстого» Церковь возьмёт обратно, потому что ― на нет и суда нет. Главное же другое, уважаемые российские писатели, ― вы погасите другой огонь. Какой? Вечный. Или вы не читали^[1] басню Крылова?

Журнал «Фома»: У Ивана Андреевича Крылова есть басня «Сочинитель и Разбойник». В ней попадают в ад, «в жилище мрачное теней» грабитель-душегуб, при жизни промышлявший «по большим дорогам», и писатель, который, как говорит баснописец,

Суд над ними был скор и строг. Работников пера и топора посадили в чугунные котлы, и под каждым разожгли костер из дров. Причем под котлом разбойника сразу занялся «ужасный пламень», а под котлом сочинителя огонь поначалу горел едва-едва. Однако с течением времени костер под котлом писателя становился все сильнее, а под разбойником, напротив, все тише и тише. В конце концов, под разбойником костер погас совсем, а под писателем разгорелся настолько, что тот уже не мог терпеть и стал громко кричать, что нет в богах справедливости, что

Г.С.: Простите, читатель, не могу не вклиниться в текст баснописца и не спросить: чьей славой-то? своей? Божией? Если бы Божией, не мучился бы в аду, гулял бы в раю.

Но на это служители преисподней ответили ему, что он напрасно равняет себя с Разбойником: тот «вреден был, пока лишь жил». Принесенный же писателем вред продолжает действовать и после его смерти.
https://foma.ru/skandal-po-grecheski.html

И. А. Крылов:

Примечания: [1] Разбива́л ― здесь: промышлял разбоем, грабежом.
[2] Сире́на ― в греческой мифологии демоническое существо, полуптица-полуженщина, своим волшебным пением заманивающая путников к гибели.
[3] Меге́ра ― в греческой мифологии одна из трёх эриний (богинь мщения), олицетворение гнева и мстительности.
[4] Бич ― длинный кнут или плеть.
[5] Провиде́ние ― Промысл Божий, управление миром, предопределение.
[6] Пеня́ть ― жаловаться, укорять кого-нибудь.
[7] Хула́ ― резкое осуждение, порочащие слова.
[8] При жизни Крылова басня была истолкована как выпад против Вольтера, что вызвало протест баснописца.

Г.С.: Предлагая свои комментарии к этой басне, прошу читателей понять меня правильно. Я не хочу ругаться над памятью Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Есенина и других писателей, хотя, скорее всего, именно так будут восприняты эти комментарии многими. Это как с вином, предложенным Iсусу Христу. Помните? И даяху Ему пити есмирнисмено вино: он же не прият (Мк. 15: 23). Есть два противоположных толкования этого события. По одному из них, предложенный оцет (так называется этот напиток в церковнославянском переводе, или уксус ― в синодальном) был делом милосердия со стороны распинателей, потому что, каким бы горьким ни было вино, оно сохраняло дурманящее действо и служило чем-то вроде анестезии. А по другому толкованию, предложившие Христу никому ненужную кислоту издевались над Ним, желая увеличить Его муки.

В воле читателей так или иначе воспринять мои комментарии к басне Крылова, в которых, чтобы не быть голословным, я привёл ссылки на критические размышления о ВРЛ. Пусть кто как хочет, так и думает о намерениях автора, но мною двигало желание облегчить посмертную участь российских сочинителей. Чем и как? Уменьшением значения их трудов в нашей жизни.^[2] И, простите, я буду конкретен. Иван Андреевич не назвал ни одного имени, а я назову, потому что время басен прошло. Они остались в XIX веке, а на нас надвигается вторая четверть XXI века.

Г.С.: Это о Толстом? Да. А ещё эти слова Крылова мне напомнили слова Б. А. Садовского: «В Пушкине, как в золочёном орехе, кроется яд невероятной разрушительной силы; у церковных людей этот яд называется соблазном. Только действие его не скоро скажется. Ох не скоро!»^[3]

Г.С.: Крылов говорит, что находящиеся в загробном мiре могут видеть происходящее на земле. Правда ли это? Что на этот счёт говорит Церковь? Она обращается с молитвами к святым, прося их помощи и заступления перед Богом, и к Самому Богу обращается Церковь с мольбами о упокоении усопших. Значит, между нашими мiрами есть связь в том и другом направлениях. Другой вопрос возникает. Тьмой кромешной называет Христос преисподнюю: сынове же Царствия изгнани будут во тму кромешнюю: ту будет плач и скрежет зубом (Мф. 8: 12). И в то же время Он называет геенну огнём неугасимым: и если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную, где червь их не умирает и огонь не угасает (Мк. 9: 47, 48). Выходит, что ад это ― одновременно тьма кромешная и огонь неугасимый. Но разве может быть огонь без света?

Преподобный Варсонофий Оптинский (недопущенный к умирающему Толстому в последние дни его жизни): Долго я не понимал слов псалма: Глас Господа, пресецающего пламень огня (Пс. 28: 7), и уже в монастыре я подумал так: на земле мы имеем огонь, пламень которого имеет и жар, и свет. Но между адом и раем огонь разделяется так: свет находится в раю и веселит праведников, а жар без всякого света жжёт грешников в аду, ибо пишется, что бездна адского пламени находится во тьме, и даже грешник не может видеть никого другого… Господи, спаси и помилуй. Чем хочешь накажи, Господи, здесь, только помилуй там. (Дневник послушника Николая Беляева).

Г.С.: С этими мыслями И. А. Крылова перекликаются мысли иеромонаха Романа (Матюшина-Правдина), высказанные им в статье «Ревнуя поревновах о Господе Бозе моем!».

Г.С.: И кто же их осмеял? Николай Васильевич Гоголь в повести «Шинель». Кому интересны подробности, они в статье «Повесть Н. В. Гоголя «Шинель» как пародия на житие преподобного Акакия Синайского».

Г.С.: Какие точные слова! Безверье просвещеньем величал… В книге В. М. Острецова «Масонство, культура и русская история» (её легко найти в интернете) подробно рассказывается, как в России вера замещалась безбожным просвещением.

Г.С.: Об этом в названной книге Острецова говорится так: «Из масонских же лож пришла и идея о больном обществе, которое нужно лечить. Вылечить его от всех пороков должны были философия и искусство. С одной стороны, с помощью прекрасного, а с другой — с помощью показа пороков, от которых человек должен содрогнуться, с отвращением отвернуться и сказать: больше так не буду. На самом деле дело обстояло прямо обратным образом: изображение пороков в литературе служило к утверждению их в ещё большей степени в сознании людей, читателей, и для социальной психологии это абсолютный факт. Обличение порока, показ его без одежд всегда есть соблазн, включающий мощный механизм приражения помыслов, примеривания на себя и совершения греха в своём сердце. Эта художественная литература, признанная по своему социальному долгу заместить религиозную потребность человека и дать ему свои, мирские, безбожные образцы поведения, — в которых евангельскому учению просто не было места, или, по крайней мере, оно допускалось лишь в качестве литературного украшения, — делала читателей по видимости умней, чувствительней, но духовней и добрее — никогда. Порок множился».

Возьмём, к примеру, «Героя нашего времени». В предисловии к этому роману М. Ю. Лермонтов пишет: «Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина? Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?..»

Г.С.: Нет, скажем мы, правды в нём ничуть не больше. Ваш герой, Печорин, выдуман так же, как выдумываются все литературно-художественные персонажи. В Вашей выдумке больше не, как Вы говорите, правды, но того самолюбивого, гордого духа, которого было меньше в вымыслах более ужасных и уродливых, чем Печорин.

М. Ю. Лермонтов: Вы скажете, что нравственность от этого не выигрывает?

Г.С.: Даже проигрывает, скажем мы. Впрочем, в этом и кроется назначение вашей литературы ― подменить христианский дух антихристианским.

М. Ю. Лермонтов: Извините. Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины. Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества!

Г.С.: Зачем же так бесстыдно призывать Бога в свидетели своего лицемерия? Кто, если не доктор, прописывает лекарства? А если не доктор, зачем браться их прописывать?

М. Ю. Лермонтов: Ему просто было весело рисовать современного человека…

Г.С.: Похоже, Пушкину тоже было просто весело, когда он привлечённую его сладкозвучной лирой толпу отправил прочь: «Подите прочь — какое дело / Поэту мирному до вас! / В разврате каменейте смело, / Не оживит вас лиры глас!» Подробнее в статье «Пастыри и наёмники, воры и разбойники».

М. Ю. Лермонтов: Ему просто было весело рисовать современного человека, каким он его понимает, и к его и вашему несчастью, слишком часто встречал. Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить — это уж бог знает!»

Г.С.: Вот именно, Бог знает, как её излечить. И где Его рецепты прописаны? В «Герое нашего времени»? Нет. В Евангелии! И незачем помимо Евангелия другие лечения предлагать. Всё прямехонько так и выложил М. Ю. Лермонтов о своей литературно-художественной задаче, и («бывают странные сближенья») она совпадает с масонской, как её формулирует В. М. Острецов в названной книге «Масонство, культура и русская история». 1. Общество больно. 2. Его надо лечить. 3. Горькими пилюлями, или показом пороков в наиболее «правдоподобном» виде, т.е. в небогобоязненном и нарцисском выставлении их напоказ. 4. В итоге цель светского искусства может считаться достигнутой, потому что «показ его [порока] без одежд, — пишет Острецов, — всегда есть соблазн, включающий мощный механизм приражения помыслов, примеривания на себя и совершения греха в своем сердце».

Г.С.: «Вся Отчизна в праздничном цветенье. Словно песня, льется вешний свет…». Это строки из стихотворенья Я. В. Смелякова «Здравствуй, Пушкин!» Об этом «свете» и об этих стихах Смелякова в статье «Загадка 2037 года».

Г.С.: Так всё и было в стране победившей великой русской литературы. Не «вешним светом», как пишет Смеляков, но убийствами и грабежами, тюрьмами и раздором наполнилась страна к 1937 году. Однако каким надо обладать зрением, чтобы кровавое марево, вставшее над отчизной, принять за вешний свет? Воистину, только опоенные лживыми ученьями поэты могут так обманываться и, увы, обманывать других.

Г.С.: Вот это обвинение, вот это удар мстительной Мегеры! Но почему Крылов зовёт истязательницу Мегерой? Может, это Муза? Может, Иван Андреевич не узнал её? Обаятельная для живых, она открывается по смерти в истинном своём обличье для тех, кого соблазнила. А может, Муза и Мегера ― служительницы одного ведомства? Первая плетёт сети, вторая мучит попавшихся в них, а Аполлон (он же Аполлион, см. Откровение 9: 11) их начальник? «…уже не Аполлон зовёт к своей жертве “ничтожнейшего из детей мира”, но пророчественный дух его призывает, и не к своему собственному вдохновению, но к встрече с шестикрылым серафимом, в страшном образе которого ныне предстаёт ему Муза». В этих словах отца Сергия Булгакова смешано всё, что можно смешать: Аполлон, пророчественный дух, собственное вдохновение, серафим, Муза… Видимо, в том и состоит задача работников адского ведомства ― перепутать все смыслы, чтобы ничего нельзя было понять и различить. Подробнее об этом в статье «Стихотворение А. С. Пушкина «Пророк» в прочтении протоиерея С. Булгакова».

Г.С.: Однажды я назвал Есенина хулиганом, за что получил отповедь от читателя. Но в чём я виноват? Во-первых, поэт сам себя так называл. А, во-вторых, после его стихов «Тело, Христово Тело выплёвываю изо рта…», Есенина следовало бы не хулиганом назвать, но анафематствовать. А словом «хулиган» я всего лишь пожурил зарвавшегося богохульника, чего не стал делать в отношении Толстого отец Иоанн, сказав всё, что думает, прямым текстом. С этими словами можно ознакомиться в выдержках «Из дневника о. Иоанна Кронштадтского в обличение измышлений графа Л. Толстого».

Смею думать, что резкими словами о творчестве Есенина, я его участь вечную облегчаю, а тех немногих, кого мне удастся предостеречь от обожания его поэзии, спасаю от заблуждения. Может, и часть есенинских грехов мы покроем, если скажем о его творчестве то, что боятся сказать многие, и что он сам хотел бы сейчас сказать, да не может, потому что покаяние в загробном мiре, как учит Церковь, уже невозможно. Но обратите внимание, как слаженно работает бесовская пропаганда. Далеко до неё геббельсовской. Все до того привыкли к богохульству, что слова теперь сказать нельзя о том, что очевидно. Целый век плюют в лицо Церкви, а православные молча утираются и даже восторгаются поэзией богохульника. Доколе это будет длиться? Доколе Христос Бог нас не выплюнет (ср. Откр. 3: 16).

Г.С.: И конфликт тлеет… Под геенским котлом и в людских головах. Но не Церковь его разожгла. Напротив, Церковь старается уберечь всех нас от огня этого конфликта. Поэтому слова, которые для Людмилы Сараскиной звучат жестокой руганью в адрес тех, кто конфликт разжигает, на самом деле являются предостережением и заботой, и, если хотите, охранным лаем сторожевых псов, поставленных оберегать покой и безопасность граждан Небесного Иерусалима.

Это с одной стороны, а с другой, жестокая критика праведным Иоанном творчества Толстого приносит облегченье душе последнего во всех случаях. И в случае, если она справедлива, и тем более, если несправедлива. Спрашивается, как несправедливые обвинения смягчают суд Божий над усопшим? Так, что Бог не оставит ложь без наказанья, и, наказывая клеветника, утешает оклеветанного Своей милостью. А справедливые обвинения полезны всегда и везде уже потому, что они справедливы.

Продолжение, даст Бог, следует.

Иерей Георгий Селин
Сайт «Ветрово»
29 ноября 2024