col sm md lg xl (...)
Не любите мира, ни яже в мире...
(1 Ин. 2:15)
Ветрово

Илья Ничипоров. Песенно-поэтическое творчество иеромонаха Романа (Матюшина): духовное содержание и образный строй

Ярким явлением притчевой поэзии отца Романа стало и стихотворение «Блудный сын» (2001). Поэтическое переложение известной евангельской притчи, заостряющее драматичные перипетии ее сюжета, существенно обогащается лирическими «вкраплениями», где звучит голос лирического «я«, поначалу кратко комментирующего события, а в завершении соединяющего свой покаянный голос с обращением к Отцу раскаявшегося сына. «Внутренняя драматургия» произведения основана на живом звучании голосов героев притчи и повествователя, который уже в первых строках определяет свой эмоциональный настрой в отношении к происходящему («Одно из мест Евангельского чтенья //Волнует сердце скорбью без конца»), затем пристально, давая свои «ремарки» («Надежда укрепляет»), наблюдает за очистительным порывом блудного сына, психологическими деталями его речи: «А в горле комом – грешен пред Тобою. // И называться сыном нету сил…». Далее, внутренне противясь всяческому безжалостному благочестию, герой проводит глубокое сопоставление «праведности» старшего сына и милующей Любви Отца – сопоставление, в котором ощутимо знание о нелегком опыте не только мирской, но и внутрицерковной жизни:

Одна Любовь приемлет и спасает.
Она уже – награда без наград.
А праведность без оной обрекает
Стоять столпом у растворённых Врат…

Повышенная стилевая экспрессия заключительного покаянного обращения блудного сына и одновременно самого лирического «я» к Отцу сопряжена с расширительной интерпретацией притчевых образов, с контрастом возвышенного слога и намеренно сниженной самохарактеристики:

Я жрал рожцы мечтаний и деяний
И был рабом у общего врага.
Изведал горе горькое скитаний
И не дерзаю пасть к Твоим ногам.

И, все-таки, когда приду с надеждой,
Убогости моей не отвратись.
Я обойдусь без дорогой одежды –
Мне без Тебя уже не обойтись.

В смысловом отношении к этой поэтической притче близки и стихотворение «Не сохранила Божье, не сумела…» (1994), в котором герой воспринимает себя в качестве «потерянной драхмы», освещенной, как и в евангельской притче, Божьей Милостью (Лк. 15:8-10), и стихотворение «И за что мне сие?…» (2001), где притчевый образ человека, пришедшего на Пир в «небрачной одежде», спроецирован на судьбу героя – странника, взыскующего Бога. Сам образ небрачной одежды получает здесь несколько иное, по сравнению с евангельским текстом (Мф. 22:12-13), истолкование, ассоциируясь не только с отчуждением от Бога, но и с многотрудным путем к Свету, тяжесть которого передана в замедленно-протяжных строках, где слова произносятся героем на пределе душевных и физических сил:

Ах, какие дороги-пути перевыстрадал за́ день!
Диво то, что дошёл, хоть и места небитого нет.
Что не спросишь меня, почему я не в брачном наряде?
Видно, знаешь, что мне просто нечего молвить в ответ.

Итак, евангельские притчевые образы преображают художественную ткань произведений отца Романа, соотнося духовный путь его лирического «я» с исканиями и падениями героев известных притч. Эти образы раскрывают колоссальный заряд молитвенного, покаянного устояния героя поэзии отца Романа в борьбе со грехом и, воскрешая в сознании современников евангельские архетипы, приближают через доступные многим простые слова Христовых притч к глубокому восприятию Его учения.

Поэтические притчи иеромонаха Романа могут быть основаны и на услышанных автором сказаниях о событиях прошлого. В лирической «мини-новелле» «Я посетил в Румынии собор…» (2001) это рассказанное «преданье старины седой» о храмостроителе, который пожертвовал ради сохранения Храма женой и не родившимся ребенком, – предание, заключающее в своем трагическом звучании ощущение неисповедимости Промысла: «Благословен Всевышний и за то, // Что мы незнаем, что за поворотом…». Важны здесь размышления рассказчицы (в стихотворении создается атмосфера доверительного сказового повествования) и слушателей о смысле христианской жертвенности: «Какую цену Красоте даем?// Какую жертву Красоте приносим?..». В «Были» (2001) сказ-исповедь героини (отражение священнического опыта автора) о том, как в войну она побоялась спасти от расстрела прятавшихся от полицаев детей, обретает символический смысл, открывая в земных перипетиях слабость человека в понимании Божьего Замысла о его судьбе: «Два ангела явились за душою, // А ты им указала на порог…». Притчевый рассказ о соблазне осуждения ближнего, настигающего даже подвижников, звучит в стихотворении «Случай» (2001), где минутная немощь несправедливо осудившего брата старца-отшельника сменяется в его душе глубочайшим сокрушением о грехе («О Господи! Я брата осудил!). Притчевые иносказания сопровождаются у отца Романа лирическими комментариями, обращениями к героям, апелляциями к будничным житейским ситуациям, что создает эффект живой сопричастности автора переживаемым ими духовным испытаниям:

Что делать оклеветанному Старцу?
Не каждый понесёт напрасный стыд.
Мы сразу бы помчались разбираться,
Но потому-то мы и не святы.

Диалог с героем важен и в песне-притче «И Млечный Путь, и кроткий полумесяц…» (1992), прорастающей из пейзажной поэзии отца Романа. Контраст таинственных красот ночной Вселенной и не чувствительного к ним персонажа – кормчего, глядящегося в состоянии Богооставленности и солипсизма «в отраженье черное свое», нацелен на обобщающее постижение судьбы отдалившейся от Бога человеческой души: «В дорожке лунной чёлн застыл бесшумно, // Знать, не к кому и незачем грести…». Сочувственный взор пастыря на уныние утратившего Путь кормчего («погрузился в думы, головушку руками обхватив») перерастает во взволнованное обращение к нему, противопоставление тоске героя опыта жизни во Христе:

Гони кручину, призывая Бога,
Остави отражение-тоску,
Под небом звёздным лунною дорогой
Плыви к тому живому огоньку.

Разнообразные по своим источникам, образной системе и тональности поэтические притчи отца Романа явили действенную силу этого древнего жанра и в свете современного художественного опыта. Напряженная сюжетная динамика притч отца Романа, соединение в них «голосов» и жизненных позиций различных персонажей с проникновенными размышлениями лирического «я» способствуют приобщению слушательской аудитории к граням многовекового религиозного опыта, в житейских и обыденных ситуациях раскрывают духовное содержание человеческих поступков и помышлений.

Уединенная сосредоточенность, самоуглубленность лирического героя поэзии отца Романа сочетается с активной социальной позицией – например, в гражданских стихах о России, с потребностью в прямом, проповедническом по существу обращении к миру. В этом смысле песнопениям и стихам отца Романа близко то проповедническое начало, которое было коренным свойством отечественной литературы и культуры. Наследуя через века древний жанр духовной проповеди и поучения, поэт-певец творчески использует его, обращаясь к современному человеку.

В поэтических проповедях отца Романа сердечное сокрушение о греховности человеческой природы, мудрая ирония над беспечностью в духовной жизни («Не торопитесь подвизаться за шумным праздничным столом») сращены с осмыслением и собственного несовершенства: «Дай Боже выплыть самому…» Выполняя важную просветительскую функцию, эти проповеди часто построены с использованием ораторских приемов (восклицаний, риторических вопросов, ярких сопоставлений, иносказательных образов), которые усиливают их эвристическую ценность. Например, вразумляющие назидания поэта призваны поколебать обыденные неверные представления о молитвенном труде («Доколь искать пленительное счастье?..»,1996; «Мы молимся, но для чего – не знаем…», 2001), сущности общения человека с Богом:

Бог судит не по знанью – по смиренью.
Что наше знанье? – тягостный обман…
Господь взыскует нашего горенья,
А не потуг холодного ума.

Не потому ль так тянется прохожий
На огонек, светящийся в ночи?
…Огарок, но горящий, мне дороже
Большой непламенеющей свечи.

Подобно тому, как когда-то митрополит Филарет (Дроздов) дал свой наставительный ответ на пушкинское стихотворение «Дар напрасный, дар случайный…», отец Роман в стихотворении «Ты воздохнул: – «Так хочется покоя!»..» (2001) откликается на «Парус» Лермонтова и размышляет о метущемся духе не только поэта-романтика, но и зачастую современного, отдалившегося от Бога человека. Лермонтовская антиномия бури и покоя получает здесь христианское переосмысление: в покое видится воплощение райского блаженства, противопоставленного суетным бурям, одолевающим душу лирического героя стихотворения. Здесь вырисовывается онтология рая и жизни во Христе, требующей от человека духовной готовности, сосредоточенности внутренних сил:

Готов ли сам к тому, что сердце просит?
Желанный Край не всякий понесет.
Там нет волны, которая возносит,
И нет волны, которая зальет.

Ночь никогда туда не подступает.
Печаль-кручина не надсадит грудь.
Там паруса никто не подымает.
Зачем они, когда закончен путь?..

Повышенной эмоциональности лермонтовского произведения в стихотворении отца Романа соответствует мудро-уравновешивающее слово, окрашенное едва заметной иронией и проникнутое глубоким пониманием истоков душевной неуспокоенности автора «Паруса» – слово, которое зиждется на Евангельском образе «Царствия небесного внутри вас»:

Суши весло. Намореходил вдосталь.
Она в тебе – заветная Страна.
Но буря держит, вырваться непросто
Тому, кого баюкает волна.

Обобщая сказанное, отметим существенную духовную и социальную значимость как самого песенно-поэтического творчества иеромонаха Романа, так и факта широкого распространения его песен в современном российском обществе. Поэзия отца Романа, органично продолжающая просветительские традиции древней монашеской культуры, апостольского служения, возвращает современному художественному сознанию утраченную в постклассическую эпоху целостность. Эта поэзия представлена самыми разными жанровыми образованиями – такими как лирическая исповедь, молитва, проповедь, философская и пейзажная элегия, притча, мини-новелла, – которые в совокупности формируют единую православную художественную модель бытия. Данное единство раскрывается в онтологическом, культурном, социально-историческом ракурсах: в прозрениях о судьбе России, сущности творческого призвания, бытии природного космоса; в новом осмыслении коллизий евангельских сюжетов, собственного молитвенного и пастырского опыта. Глубокое песенное творчество сознательно удалившегося от мира поэта-проповедника привносит в мирскую жизнь значительный заряд
духовной сосредоточенности и трезвения.

Юрий Ничипоров
Из сборника: Духовные начала русского искусства и образования. Материалы III Всероссийской научной конференции. Великий Новгород, НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2003

Страницы ( 4 из 4 ): « Предыдущая123 4

Уважаемые читатели, прежде чем оставить отзыв под любым материалом на сайте «Ветрово», обратите внимание на эпиграф на главной странице. Не нужно вопреки словам евангелиста Иоанна склонять других читателей к дружбе с мiром, которая есть вражда на Бога. Мы боремся с грехом и без­нрав­ствен­ностью, с тем, что ведёт к погибели души. Если для кого-то безобразие и безнравственность стали нормой, то он ошибся дверью.

Календарь на 2024 год

«Стихотворения иеромонаха Романа»

Сретенские строки

Новый поэтический сборник иеромонаха Романа

Не сообразуйтеся веку сему

Книга прозы иеромонаха Романа

Где найти новые книги отца Романа

Список магазинов и церковных лавок