Оксана Головашина. Дискредитация образа семьи в ранние советские годы

По материалам журнала «Мурзилка»

Семья является одним из основных трансляторов памяти предыдущих поколений, традиций и прошлого социума. Разрушая «до основания, а затем» прежний мир, советская власть в 1920-е годы стремилась трансформировать и роль семьи в новом мире.

На самом деле тяжело не только строить, но и разрушать. О каком бы светлом будущем не говорилось руководителями молодого государства, большая часть страны продолжала жить в прошлом, и речи прогрессивных граждан были ей неинтересны. Царя убили, новый мир – это, конечно, хорошо, но надо готовить сено на зиму, пока погода стоит. Сейчас говорят о традиционной культуре как постоянном тормозе модернизационных преобразований, а тогда элита была полна оптимизма. Если прежнее поколение живет во власти предрассудков, то продуктивнее основное внимание уделять новым людям, «детям Октября», не знавшим «старого» мира, следовательно, как рассуждали идеологи, этих предрассудков. Поэтому необходимо было избежать сильного влияния семьи как трансляторов прошлого. Основной акцент был сделан на органах образования, так как трансляруемый ими контент можно контролировать.

«Мурзилка» обязан был включиться в строительство нового мира без тех традиций и предрассудков, транслятором которых является семья.

Журнал «Мурзилка» начал издаваться с 1 мая 1924 года тиражом 20000 (к 1933 году – 300000) экземпляров. Как официальное издание «Рабочей Газеты» для детей 4-7 лет, «Мурзилка» не только должен был отражать в себе «ребячье житье-бытье и природу», но и показывать «как ребята должны работать сообща, чтобы им весело было от работы». Журнал издается до сих пор, однако, именно в Советском Союзе «Мурзилка» выступал в качестве издания-монополиста для данной возрастной группы. Находившись под контролем государственных органов, журнал предоставлял идеологически нужную информацию, которая дополняла знания, полученные ребенком в детском саду или в школе.

Не для детей был журнал «Мурзилка» в первые годы его существования, а для строителей коммунизма. Рассказы о природе больше соответствуют занятиям в средней школе, а каждое стихотворение, текст несут какую-либо идеологическую или информационную нагрузку. Знакомая «Репка» преображается в рассказ о том, как шофер, милиционер, рабочий, ломовой, пионер и, конечно, октябренок (за мышку) тянули застрявший грузовик (25,08), а сказками называются рассказы о тяжелой жизни китайских рабочих, крепостных крестьян в дореволюционной России или описания экзотических животных. Если у детей принято лепить снежную бабу, то пусть они лепят из снега бюст Ленина, а чтобы покататься на горке, ее надо сделать своими руками. «Мурзилка» служит и как источник политинформации: о том, как «рабочие будут помогать крестьянам объединяться в колхозы» (30,03), о разных собраниях, успехах пятилетки, тяжелой жизни пролетариев и их детей на Западе и т.д. В период интенсивного социалистического строительства «ребята со своей стороны должны усилить свою учебу, помогать собирать утильсырье, помогать взрослым в их работе» (30,10). Не родители являются авторитетом для детей, а ребята выступают как пример для подражания родителям.

В первые годы издания журнала семья совершенно выпадает из внимания авторов. Дети ходят в детский сад, занимаются хозяйственными делами, общественной нагрузкой – но мамы и папы в их жизни как будто нет. Основной рефрен связан с формированием коллективизма, советской идентичности в ущерб всем остальным. Дети почти в каждом номере убегают из дома на детские площадки, в детские сады, не хотят оставаться с бабушкой. Семьей для ребенка должна стать новая социальная общность, а не родственники. «Не один я, а нас много – у меня милльоны братьев» (24,7), – говорит юный октябренок. «Октябрята – так всегда, Все – одна семья» (24,8). Поэтому концепты «сын», «дети», довольно распространены в журнале: «дети пролетариев», «дети Октября» (самый распространенный в журнале концепт данной тематики), «октябрята – пионеров братья», «дети фабрики Трехгорной», «ребятам всего мира единая семья», «коммуны верный сын». Все октябрята – «братики» (30,05). И если октябрята – «дети фабрик и огня», то место матери в этой новой советской семье занимает революция: «ждет там мать всей земли – революция». Папы пока (на исследуемом временном промежутке) нет, это потом все будут знать «отца народов». Место «дедушки» занято «дедушкой Лениным», (Октябрята – внуки Ильича (25,11)) и, конечно, ни один реальных дедушка превзойти его не может. «Дедушка Ленин» написал много книг, «которых боятся буржуи» (25,01), с покупкой мяча для колонии помог (25,3), и сам в мячик с детьми готов поиграть (29,1) торт в детский дом «своим ребятишкам» передаст (26,01) и даже лисицу застрелить не может, потому что «очень уж она красивая» (25,02). Это «первые слова», которые складывает малыш из кассы букв (25,3). Через несколько лет после смерти Ленина образ нового героя стал еще более мифическим: «Он сильнее белого медведя, К детям он добрей, чем день весенний, Лучше и умнее всех на свете, Вот такой он, этот дядя Ленин» (28,1), и при этом «совсем простой человек, и одет попросту, и говорит, как все говорят» (29,1). «Мы – красные солдатики, И все даем обет, Что дедушки любимого Мы выполним завет» (25,02), – должны повторять юные читатели. Слабо конкурировать с дедушкой всех октябрят (следовательно, всех читателей «Мурзилки») может только однажды появившийся на страницах дедушка-бывший революционер (25,12).

Родители – часть прошлого мира, требующего преодоления; они однозначно лишены авторитета. «Хоть родная меня мать Не ругала, Все же с Петькою в отряд Не пускала» (24,5). Ребенок, конечно, убежал, и с позиции новой морали поступил правильно – не зря его в пример в стенгазете привели. В мире взрослых – если они не члены партии – царствуют предрассудки, суеверия. Взрослые неграмотны (и дети «стариков, поди, научит Счету и письму» (27,11)), не знают элементарных вещей (нормы гигиены, правила уборки и т.д.), которым октябрята должны их обучить. Дети всегда добиваются того, что им нужно, взрослые только вздыхают: «Разве с ребятами сговоришь?» (29,1), «сделал по-своему, молодец» (29,8). Авторитет и настойчивость детей должны использоваться исключительно в нужных государству целях: «помощь родителям изжить прогулы» (30,12) и, конечно, подписываться на займы «Эй, ребята! Заданье вам: Агитируйте пап и мам, Расскажите, какая цель Постройки таких кораблей» (30, 12).

Семья, любовь, нежность к детям есть только в рассказах про животных «Милый ласковый ребенок» – это про цыплят (25,02), а не про советскую семью; мама, рискующая жизнью ради своих детей (25,9) – это про волков.

В конце 1920-х члены родители появляются в качестве действующих лиц отдельных рассказов, но обычно их образы являются фоновыми. Это нормально, естественно, так как «Все шумит, гудит завод. И с утра до самой ночи Там проводит дни рабочий» (26,7). Дети под присмотром государства, родители постоянно на работе или в правильных клубах. Контакты между членами семьи должны быть сведены к минимуму. Иногда родители обучают детей каким-либо навыкам. В этот период уровень идеологического накала несколько снижается: встречаются тексты нейтрального содержания, дети уже могут просто развлекаться и даже совершать безобидные глупости. Юным читателям «Мурзилки» разрешили улыбаться. Однако формирование трудолюбивого патриота, готового защищать родину остается основной функцией журнала. В 1930-е идеологический накал опять увеличился. Иллюстрации все больше становятся похожи на плакаты; тексты перегружены информацией о колхозах, социалистическом строительстве, борцах с западной буржуазией. Интересно, что ребята помогают сиротам, старикам, детям английских шахтеров и китайских крестьян – только не своим родителям. Юные читатели должны активно «участвовать в строительстве страны» (30,06) – начиная с 1930 г. «мурзилкина почта» посвящена исключительно сбору денег на нужды пятилетки. И, к примеру, липовый цвет – это не просто красиво или полезно; главное «Знай, кто не глуп: Выручим денег, радио купим В клуб!» (30,06). Дети борются с неграмотностью, собирают лом, мешки для мусора, старое железо, лекарственные травы, работают в колхозах, проводят всеобуч. «Будь, рука, сильней! Мы помогаем Нашей стране» (31,01).

Противопоставлением трансляции опыта предыдущих поколений через семью является трансляция через органы образования. Любой читатель «Мурзилки» должен стремиться в школу, в мороз ли, в холод, в метель, на собаке (28,02). Детские площадки изображаются как предел мечтаний детей: «Вот красота! На широком дворе, ровно усыпанном желтым песком, собралось много ребят. Одни играли в разные игры, другие читали и рисовали за большим столом, третьи качались на качелях, повизгивая от удовольствия» (30,06). И, конечно, такой рай детям предлагается устроить собственными силами с помощью комсомольцев.

Таким образом, трансформация образа семьи, ее дискредитация была вызвана необходимостью формирования новой советской идентичности. Идеальный «строитель коммунизма» мог появиться только под влиянием идеологически верной информации, трансляции которой семья могла мешать. Последствия дискредитации образа семьи мы наблюдаем и в современной России.

Публиковалось: Головашина О.В. Образ семьи и трансляция опыта предыдущих поколений в 1924-1933 гг. (по материалам журнала «Мурзилка») //Б.Н. Чичерин и традиции философской и социально-политической мысли в России: материалы Международной научной конференции. 20-23 ноября 2013 года. Стр. 431-435

Сайт «Культуролог»