Ольга Надпорожская. Жажда возле родника

Икона Божией Матери «Взыскание погибших»

Во время нынешней эпидемии не раз вспоминала о том, что в рассказах о чудотворных иконах Божией Матери есть немало упоминаний о том, как по молитвам перед ними прекращался мор. Описания таких чудес есть, например, в сказаниях о Боголюбской иконе Божией Матери, Феодотьевской, Смоленской Шуйской — от чумы умер писавший эту икону Герасим Иконников и его семья, зато по молитвам перед ней мор прекратился в городе. Когда мы были в Серпуховском Высоцком монастыре, нам показали чтимую икону «Взыскание погибших» и рассказали, что праздник в честь этого образа в Серпухове длится целый месяц. В XVIII-XIX веках в Серпухов трижды приходила моровая болезнь, город оказывался на грани вымирания. И тогда люди шли в соседнюю Калужскую губернию, в город Бор, просили там чудотворную икону «Взыскание погибших» и обходили с ней крестным ходом Серпухов. Заходили в дома, на фабрики, на заводы, служили водосвятные молебны, и болезнь отступала… Да и во многих хрониках, где речь идёт о простой сельской жизни в какой-нибудь губернии, встречаются рассказы о том, как во время моров обходили крестным ходом деревни — пусть не с прославленными чудотворными иконами, а с образами из местного Храма.

Конечно же, можно предположить, что столетия назад люди хуже знали о том, как распространяются заразные заболевания, а потому и не боялись собираться на молитву. Но нельзя сказать, что они вообще не имели об этом представления: на Руси в середине XVII века чумных больных «изолировали» в домах, вещи и одежду умерших сжигали, деньги промывали в воде, а письма во время эпидемий передавали «через огонь»: с одной стороны костра стоял гонец и выкрикивал содержание письма, а на другой стороне услышанное записывали заново. В описании чумы, свирепствовавшей на Руси в то время, говорится, что «часть священников умерла, а потому больных стали привозить в повозках к церквам, чтобы священники их исповедовали и приобщили Святых Таин. Священник не мог выйти из церкви и оставался там целый день в ризе и епитрахили, ожидая больных. Он не успевал, и потому некоторые из них оставались под открытым небом, на холоде, по два и по три дня, за неимением, кто бы о них позаботился, по отсутствию родственников и семейных».

Моровые поветрия воспринимались народом как гнев Божий, и, конечно, верующий человек обращался к единственному средству «борьбы» с бедой — к молитве и покаянию. Как отмечается в тех же записках XVII века, повествующих о путешествии по Руси Антиохийского патриарха Макария: «Подлинно, этот народ истинно христианский и чрезвычайно набожен, ибо, как только кто-нибудь, мужчина или женщина, заболеет, то посвящает себя Богу: приглашает священников, исповедуется, приобщается и принимает монашество, [что делали] не только старцы, но и юноши и молодые женщины; все же свое богатство в имущество отказывает на монастыри, церкви и бедных. Хуже всего и величайшим гневом Божиим была смерть большинства священников и оттого недостаток их, вследствие чего многие умирали без исповеди и принятия Святых Таин».

Конечно, наше общество очень сильно отличается от русского народа минувших веков. Мы больше знаем о болезнях, больше уповаем на медицину, которая действительно научилась побеждать многие смертельные недуги. Но гораздо более серьёзное отличие — то, что народ наш по большей части утратил веру. Разумеется, очень многие пришли в Церковь после падения советского строя, но лёгкое ли это дело — воцерковление взрослых людей, утративших связь со своими дедами и прадедами, подчас даже ничего не знающих о них, не чувствующих преемственности, не знающих, у кого научиться? Вера наша колеблется от суеверия-маловерия до ревности не по разуму. И еще одно наше важное качество — это утрата здравого отношения к смерти.

Мысли о смерти мы отодвигаем как можно дальше, забыв о том, что память смертная – это добродетель, Божий дар, который помогает христианину не терять покаянное чувство. Благодаря современной медицине даже пожилой человек, постоянно проходя обследования и с помощью операций заделывая бреши в организме, по мере сил «живёт в своё удовольствие», оттягивая тот миг, когда придётся принять близкую кончину как данность и наконец-то задуматься о ней. А сейчас, когда очень многие новости начинаются со слова «скончался» и от этих новостей не укрыться нигде, мы вдруг обнаружили, что, оказывается, живём во время эпидемии смерти. Но эпидемия эта длится тысячелетиями, с того момента, как пал Адам, и завершится только вместе с земным временем, с приходом Вечности.

Конечно, никому не хочется умирать, и мы «предохраняемся» от смерти привычными способами: в мороз надеваем шубу, из дома выходим через дверь, а не через окно, многие даже переходят дорогу на зелёный свет. Да, смерть бродит где-то рядом, но, соблюдая простейшие правила безопасности, можно десятилетиями ходить с ней бок о бок и не встречаться. Если же кто-то, боясь смерти, не выходит из дома, избегает людей, всегда тщательно дезинфицирует пищу и носит в кармане нож, то он нездоров и, может быть, гораздо ближе к смерти, чем остальные. Преподобный Иоанн Лествичник пишет, что «совершенное чувство смерти свободно от страха». Конечно, до совершенства нам всем далеко, и всё же нельзя, чтобы смерть поработила душу, заставляла жить в постоянном страхе перед ней, иначе вся жизнь превратится в её предвкушение. Не в то предвкушение, какое должно быть у христианина, чающего встречи с Богом и жизни будущего века, а в рабский и беспомощный страх.

Сейчас, как мне кажется, мы должны быть осторожны, но не должны позволить смерти командовать нами. Что плохого в том, чтобы почаще мыть руки с мылом, стараться не ездить в переполненном транспорте и не ходить лишний раз по магазинам? Но плохо лишать себя того, ради чего мы пришли в этот мiр — общения с Богом и ближними, пусть и немногими. Плохо видеть небо только из окна квартиры, обрезанное крышами других домов, плохо не ходить по зелёной траве и не слышать шума деревьев. Кого-то Бог приковал к постели или поместил в тюремную камеру — да, эти люди несут свой подвиг. Но все остальные, пока живы, должны делать то, к чему призваны. Нельзя бояться и становиться «человеком в футляре». Нельзя, страшась пуль, всё время лежать в окопе, иначе война будет проиграна. Когда-то нужно выбираться из-под земли и, пусть и пригнувшись, бежать в атаку…

Вчера в Храме читалось Евангелие о самаряныне, и мне в очередной раз вспомнились слова песнопения иеромонаха Романа: «Дитя моё, нет хуже смерти — от жажды возле родника». Конечно, эти слова не только об этом, и всё же: в нашем городе двери многих Храмов не заперты. Почему же так мало людей открывают их?

Ольга Надпорожская
Сайт «Ветрово»
18 мая 2020