Диакон Андрей Кураев по-своему прокомментировал сообщение о появлении в продаже игрушечного набора «Распни Христа сам», предложив нам очередную подмену:
«Сначала возмутился, а потом подумал — а чем это отличается от нашей проскомидии?
Таже приемлет священник левою убо рукою просфору, десною же святое копие, и знаменуя им трижды верху печати просфоры, глаголет:
В воспоминание Господа и Бога, и Спаса нашего Иисуса Христа. трижды.
И надрезает копием правую сторону печати со словами: Как овца на заклание Он был приведен.
[Надрезая] левую [сторону печати]: И как агнец непорочный пред стригущим его безгласен, так Он не отверзает уст Своих.
[Надрезая] верхнюю сторону печати: В унижении Его в правосудии Ему было отказано.
[Надрезая] нижнюю сторону [печати]: Но род Его кто изъяснит?
Диакон же, взирая благоговейно на это тайнодействие, возглашает при каждом надрезании: Господу помолимся, держа и орарь в руке.
Священник же, вонзив святое копие снизу с правой стороны просфоры, приподнимает агнец, говоря:
Яко вземлется от земли живот Его.
И положив и взнак на святем дискосе, рекшу диакону: Пожри, владыко.
Жрет его крестовидно, сице глаголя: Жрется Агнец Божий, вземляй грех мiра, за мiрский живот и спасение.
***
А поедание просфорки с ликом Богородицы?
***
А еще — представим сборку Голгофы при доставке в храм…
А, харам в том, что в коробке на фото — игра? Но ведь уже есть конкурсы детских православных рисунков? Нарисовать Распятие ребенку можно, а вырезать — нельзя? И игрушечные лего-храмы? А патриаршие молебны за олимпийцев? А иерусалимские магазины с россыпями распятий?
И по новому начинаем дискуссию о фильме Гибсона…
Это лишь очередное обнажение парадокса евангелизации: миссия неизбежно идет через профанацию. Отказ от молчания ради проповеди — это и освящение и профанация одновременно. Это хорошо заметно именно в беседах с детьми. Зерно, бросаемое в землю, умирает и дает жизнь.
И решение вопроса о том, что можно, а что нельзя всегда зависит от вкуса, культуры логической мысли, эрудиции. И просто от сиюминутного самочувствия оценщика, его давления, пищеварения и стула.
Так что выбор ответа упрется в некую неизвестную величину: каковы мотивы?
Если они кощунственны, то все однозначно. Но в комментария автора набора я этого не заметил. http://2015.twentebiennale.nl/artists/filemon-wesselink/
И в этих условиях тот, кто заранее уверен именно в кощунственном замысле неизвестных ему изготовителей или пользователей, быстро даст свой ответ. И, конечно, забудет поставить вопрос о мотивах своей собственной гипотезы.
А вообще это никакая не игрушка. Это единичный «артобъект». Нигде в продаже сего изделия нет. Ну, а артобъекты каждый нагружает тем смыслом, который сам же и произведет».
***
Удивительно, но православный диакон, сослужащий священнику во время Божественной литургии, не чувствует разницы. Благоговейные действия над не освящённым хлебом на проскомидии совершаются в воспоминание страданий Христовых. Цель этих священнодействий — Таинство Евхаристии, ради которого и совершается Литургия, Причащение Святых Христовых Таин, к которому приступают со страхом и трепетом, надеясь на обновление.
А ради чего выпущен набор «Распни Христа сам»? Неужели с благочестивыми целями? Можно ли «благочестиво» распять Христа? Сможет ли здравомыслящий взрослый, пусть даже неверующий, предложить ребенку такую «игру»? Наверное, только в семье сатанистов. Может быть, тогда имеет смысл придумать «набор», в состав которого войдут игрушечные орудия пыток вместе с фигуркой жертвы или, например, инструменты, с помощью которых делают аборты? А может быть, настольную игру «Продай Христа за тридцать сребреников»?
И зря отец Андрей, чтобы аргументировать лояльное отношение к «забаве», совершенно некстати упоминает и сборку Креста Голгофы при отправке в Храм (он служит для молитвы и к игре не имеет никакого отношения), и «иерусалимские магазины с россыпями распятий» (это хоть и дух торгашества, превращающий святыню в товар, но всё же не игра в богоубийство), и «патриаршие молебны за олимпийцев». Действительно, трудно принять молебны за олимпийцев, стирающие грань между высоким и низким. Но почему же отец Андрей, понимая это, сам уравнивает священнодействие и кощунство?
После не совсем понятных слов о евангелизации и профанации отец Андрей пишет: «Это хорошо заметно именно в беседах с детьми». И далее перефразирует слова Евангелия: «Зерно, бросаемое в землю, умирает и дает жизнь».
Евангельские слова Eсли пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода (Ин. 12:24) сказаны как раз о Крестной смерти Христовой и Его Воскресении. Но в рассуждениях отца Андрея эти слова обретают иное звучание: как будто для того, чтобы взрастить в ребенке веру, нужно сначала позволить ей умереть.
«Решение вопроса о том, что можно, а что нельзя всегда зависит от вкуса, культуры логической мысли, эрудиции, — пишет отец Андрей. — И просто от сиюминутного самочувствия оценщика, его давления, пищеварения и стула. Так что выбор ответа упрется в некую неизвестную величину: каковы мотивы? Если они кощунственны, то все однозначно». Давайте же тогда оценим вкус, культуру, эрудицию и мотивы Иуды, членов Синедриона, Понтия Пилата, римских солдат. Все они были совершенно разными людьми, и при желании их можно и оправдать, и пожалеть, и даже возвеличить — что и делают многие (вспомним хотя бы Леонида Андреева или Михаила Булгакова). А из Евангелия мы знаем, что первосвященник не считал свои мотивы кощунственными, но, напротив, называл богохульными слова Христа. Он очень просто решил вопрос о том, что можно, а что нельзя.
Нам кажется, что подобная реакция православного священнослужителя на явное кощунство— явление гораздо более печальное, чем появление самого «артобъекта». Очевидно, что произвели «игрушку» не просто неверующие люди, но настоящие «воинствующие безбожники». Неужели взгляды миссионера отца Андрея широки настолько, что он готов оправдать и их?
Сайт «Ветрово»
3 апреля 2019
Не воспринимаю эти высказывания православного диакона А. Кураева и предполагаю, что даже сердце ребёнка, воспитывающегося в благочестивой семье, отвергнет такую «забаву»!