Окончание, часть вторая,
часть первая
Епископ Никон: Православие взяло из языческой культуры только то, что было чисто по природе своей, что не отвлекало мысль верующего в сторону язычества. Церковь взяла для своих храмов, например, план театра, но самый театр отвергла.
Г.С.: Решительно не соглашусь с владыкой. Церковь взяла для своих храмов не план театра, но план ветхозаветной скинии. Подробнее об этом в статье «Ложесна бо Твоя престол сотвори».
Епископ Никон: Для удовлетворения потребности эстетического чувства она создала нечто, отдаленно напоминающее первобытный театр времен Софокла, Еврипида и др. великих трагиков (ибо театр того времени был для язычника почти богослужением), но и то очистила, возвысила, одухотворила до того, что всякое напоминание о театре исчезло. Я говорю об обрядах богослужебных, о пении и т.п. Ваяние же отвергла, заменив его живописью, вернее — иконописью.
Г.С.: «Ваяние же отвергла…». Каким образом отвергла? Канонически? Догматически? Соборным постановлением? Вердиктом? Как?
В. С. Кутковой: Авторитетнейший теоретик церковного искусства Л. А. Успенский замечает: «Православная Церковь не только никогда не запрещала скульптурных изображений, но… такого запрета вообще быть не может, так как он не мог бы быть ничем обоснован». /…/ И, тем не менее, запреты на скульптуру все-таки имели место. Они появляются относительно поздно: в Синодальный период Русской Православной Церкви, т.е. после упразднения патриаршества и с началом возглавления её государственным чиновником в лице обер-прокурора (одно название должности чего стоит!), который подчас бывал инославного вероисповедания. /…/ Запрет скульптуры [в Греко-Российской Кафолической Церкви] вытекает не из канонических формулировок и определений, а больше из политических предпочтений.
«Запрещает ли Православная Церковь скульптуру в храме?»
Г.С.: Вот и владыка говорит о том же: об отвержении скульптуры не по вероучительным, но по житейским соображениям. Владыка говорит, что так исторически сложилось у православных христиан, что для изображения святых они признали более пригодной иконопись, чем ваяние. И это разграничение (ваяние для мiра, иконопись для церкви) всем очевидно, оно — многовековой уклад. И что в нём плохого? Зачем его разрушать? А разрушать его начали усиленно и планомерно на наших глазах. Повторю, что не канон или догмат нарушать, но обычай. Почему? Не потому ли, что сменились «политические предпочтения», как выразился Кутковой, касаясь бывших в Российском государстве ограничений на скульптурные изображения в церковной жизни? Подул противоположный ветер и смёл все ограничения. А какая ещё причина может быть у наблюдаемого чугунного прорыва, при котором количество установленных памятников одним только святым Петру и Февронии в различных городах и весях, духовно окормляемых Русской Православной Церковью, приближается к 50-ти?
Г.С.: «Ваяние же отвергла…», — пишет владыка Никон. Ваяние не было совершенно отвергнуто Церковью. Тому подтверждение изящные барельефы на стенах Димитровского собора во Владимире (1191), Георгиевского собора в Юрьеве-Польском (1230). Хотя барельефы не скульптуры, но они, конечно, и не иконопись. Однако известны и православные скульптуры, то есть резные фигуры из дерева Христа, Богородицы, святых. Резная фигура святителя Николая (Никола Можайский), которая хранится в Третьяковской галерее, датируется XIV веком[1]. Фигуру Христа вырезал, например, игумен Филипп (Колычев), святитель Московский († 23.12.1569), и молился перед ней в часовне на Соловках.
Википедия: Святитель Филипп, будучи игуменом Соловецким, любил удаляться сюда [Филипповскую (Иисусову) пу́стынь] по временам на молитву. Незадолго перед тем, как он имел быть избран в Митрополита всероссийского, на молитве явился к нему Иисус Христос в терновом венце в оковах. Униженный, обагренный кровию с ранами на теле, в таком виде, как Он после поруганий и биений перед судилищем Пилата, введен был в темницу; на месте этого явления брызнули из земли струи чистой ключевой воды. В память этого чудесного прославленного явления, бывшего на сем месте в 1565 году, св. Филипп поставил здесь часовню. Устроил из дерева и изображение Иисуса Христа, в подобии им виденном (выделено мной. — Г.С.), и где вода брызнула из земли, там ископал колодезь, оставил здесь и камень, который был ему возглавием и заповедал хранить. Устроенное Св. Филиппом поддерживаемо было настоятелями свято 300 лет.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Филипповская_пустынь
Г.С.: Почему игумен Филипп не написал или не повелел написать икону Иисуса Христа «в подобии им виденном», но прибег к резьбе? По соловецкому преданию, он сам вырезал эту фигуру. Может, потому и вырезал, что лучше владел стамеской и долотом, чем кистью? Вообще говоря, деревянные скульптуры Христа были весьма распространены на Русском Севере, о чём свидетельствует сам владыка Никон в Дневнике за 1911 год.
Епископ Никон: Восемнадцатый век, век измены родным идеалам старины православной, без всякого разбора насаждал у нас и вносил во святая святых — в наши св. храмы плотяной реализм западного искусства, и вот — его плоды: эта портретная живопись с натурщиков и натурщиц, эти статуи почти топорной работы, эти обнаженные фигуры у самого престола Господня, эти обнаженные дети, сидящие на карнизах иконостасов. Ужели все это надо охранять как «елисаветинскую старину»? Ужели беречь и этого сатану, злобно-насмешливо выглядывавшего в открытых царских дверях? Думаю, что ни один православный археолог не станет защищать все это. Я не говорю, что нужно уничтожать, а просто убрать из Божьего храма: если угодно — берегите это в музеях как памятник неразумного увлечения наших предков западными реалистическими идеалами и пренебрежения высокими, чистыми, духовными идеалами старой Руси, вследствие непонимания их. Кстати сказать: в Сольвычегодске под историческим собором есть целый музей таких статуй, особенно статуй Христа в темнице: все они производят очень тяжелое впечатление (выделено мной. — Г.С.). А в нашем Вологодском древлехранилище есть даже гроб с резным изображением Христа. Что же: ужели и это все оставлять в церквах?
https://azbyka.ru/otechnik/Nikon_Rozhdestvenskij/moi-dnevniki-vypusk-2/27
Г.С.: Наконец, в каждом православном храме стоит Распятие, и гораздо чаще на Кресте — фигура Христа, а не Его изображение. Что же теперь? Выносить эти фигуры в древлехранилища? Я помню, что, когда впервые зашёл в храм, на меня тоже далеко не лёгкое впечатление произвёл двухметровый Крест с висящей на нём фигурой Христа, и особенно череп (конечно, его подобие) в голгофе. Поэтому говорить о том, что ваяние отвергнуто Православной Церковью как таковое, как, например, в мусульманстве категорически запрещены образы, дающие тень, то есть скульптурные изображения, я бы не стал. Дело здесь, как мне думается, не в скульптуре самой по себе, а в её исполнении. Оно может быть хорошим и может быть плохим.
Епископ Никон: В этом храме очень изящный, в стиле рококо, иконостас, но неприятно поражает глаз изваяния крылатых существ, рассаженные по карнизу этого иконостаса, а в алтаре, около престола, по углам сени стоящие фигуры ангелов со свечами в руках. Я сказал: «изваяния крылатых существ», не желая назвать их херувимами, ибо понятие херувима как-то не вяжется с изображением обнаженных детей, хотя и с крыльями. А у алтарных ангелов руки безобразно толсты. Тела раскрашены и производят антихудожественное впечатление. Приходилось встречать такие изображения и в некоторых других церквах: в Тотьме, например, в Предтеченской церкви сень над престолом поддерживается четырьмя фигурами ангелов с обнаженными ногами, а у царских дверей с одной стороны стоит Ангел-Хранитель с младенцем, которому показывает рукою на небо, а с другой Архангел Михаил, поражающий сатану. Но копье Архангела давно сломано, осталась только поднятая рука, а сатана с рогами, оскалив зубы, смотрит на молящихся и будто смеется. Я приказал немедленно убрать эти фигуры, а обнаженные ноги ангелов, держащих сень, прикрыть парчою. В Красноборске над самым престолом, на плафоне сени, резное изображение Бога Отца с простертыми вниз руками, тоже раскрашенное, я также велел снять. Уж очень тяжелое впечатление производят такие фигуры на молящихся: по крайней мере, я это испытал на себе. Церковная власть не раз делала распоряжение, чтоб не допускать резных изображений, кроме распятий искусной резьбы, и однакоже эти распоряжения часто нарушаются, и даже находятся защитники «елисаветинской старины», которые обращаются к архиереям с просьбами беречь эту «старину». Пусть бы это были еще художественные изображения, без всякой раскраски: можно бы их за «старину» потерпеть (здесь и выше выделено мной. — Г.С.); но когда такое изображение раскрашено, когда оно, как вышеупомянутое изображение сатаны, граничит с кощунством, по крайней мере, вызывает шутки у зрителей, то, пусть гг. археологи простят мне это, я требую убрать их с иконостаса. Закон художества говорит, что два искусства — ваяние и живопись не терпят смешения: возьмите статую великого неподражаемого ваятеля древности Фидия и поручите ее раскрасить не менее великому живописцу Рафаэлю — получится безобразие. Зачем же допускать такое безобразие в наших святых храмах? Ваяние и без раскраски слишком плотяно, слишком грубо вещественно, чтоб служить Православной Церкви: оно усвоено латинской церковью как наследство времен языческих (известно, например, что одна фигура Юпитера в Риме превращена в изображение Апостола Петра: только вместо перунов в руку его даны ключи). Нам нужно помнить, что в церковном искусстве наша Церковь полагает в основу одухотворение, а латинская — оплотянение; отсюда у нас идеал иконы — иконопись, а на Западе — живопись, у нас — иконы, а там — статуи, у нас — дивный обряд, а там — театральная церемония.
Г.С.: «У нас иконы, а там — статуи», — говорит владыка. Но, как слышим, и у нас статуи. Просто некоторые из них настолько плохи, что владыка велел вынести их из храма (и правильно сделал), а те, что чуть получше, оставил и смиренно терпел их присутствие за их «старину» даже в сени над престолом. Значит, скульптура имела и имеет место быть в православном храме, хотя бы только в Распятии, которое допускала церковная власть. (А владыка Никон, как слышим, допустил «изваяния крылатых существ» даже над престолом.) Поэтому в вопросе о том, почему скульптура в православии не прижилась в той мере, как это произошло в католическом церковном искусстве, я бы указал не ту причину, которую приводит владыка. Он говорит, что ваяние, «воплощая идею, недостаточно способно было одухотворить ее, слишком, так сказать, оплотеняло её (курсив владыки Никона. — Г.С.)». Но ведь и икона делает то же, хотя в намного меньшей степени, чем скульптура, здесь я согласен с владыкой. И икона оплотеняет идею: неспроста же в Церкви было столько долгих и жестоких споров об иконописи.
Я думаю, владыке понравилось бы рассуждение мусульман о различении иконы и скульптуры. Икона не даёт тени, сказали бы мусульмане, и потому не оплотеняет идею, а скульптура даёт, поэтому любая скульптура для мусульман однозначно — идол, хотя изображения, в том числе и людей, допускаются[2]. И если в отношении скульптур владыка нашёл бы согласие с мусульманами, то как быть с барельефами? Ведь они, как и скульптуры, дают тень. Но барельефы Димитровского собора во Владимире столь одухотворяют внешний вид храма, что говорить о том, что они оплотянили его как идею, данную Богом, несправедливо. Напротив, без барельефов храм — плотян, а с ними — воздушен. В чём же дело?
Повторю, что дело, как мне думается, в качестве скульптуры, а не ней как таковой. Можно и иконой так оплотянить идею, что смотреть на изображение не захочется, а можно и скульптурой одухотворить идею так, что глаз не оторвёшь. Поэтому названную владыкой Никоном причину того, что скульптура не прижилась в православии («нам нужно помнить, что в церковном искусстве наша Церковь полагает в основу одухотворение, а латинская — оплотянение), я бы уточнил, и это уточнение мне представляется очень важным, что, если роспись и барельеф иначе как на стенах храма существовать не могут, то иконопись и скульптура могут жить сами по себе. Вынесенные из храма икона и скульптура начинают «давать тень» — иметь самостоятельное значение, становясь независимыми предметами почитания. И здесь начинается искушение. Какое?
Дело в том, что, если храм это — образ Божий, в том смысле, что он представляет Бога и дан Богом, то вынесенные из храма образы, то есть икона и скульптура, как бы лишаются покрова Божия. Ещё раз. Новозаветный храм, как и ветхозаветная скиния (вернее, скиния и вышедший из неё храм), это — образы, данные людям Самим Богом. Храм это то, что Бог хочет сказать людям о Себе, поэтому всё заведённое в храме (а всё, что заведено в нём, заведено Церковью и соответствует преданию Церкви) — свято. Храм — образ Бога и образ человека, созданного по образу и подобию Божию. Внешнее и внутреннее убранство храма составляет единое целое. Всякий предмет, всякий образ в храме занимают определённое и только ему назначенное место. Поэтому, если стоя́щие в храме икона и скульптура находятся на положенных им «духовных местах», то вынесенные из храма они начинают существовать самостоятельно и давать «духовную тень». Икона меньшую, скульптура гораздо бо́льшую. По этой причине, как мне думается, отдельно стоя́щих скульптур Христа, Богородицы, святых, как это вошло в обычай у католиков, не встречалось на Руси. «Старейшим памятником святому на территории России был монумент Владимиру Великому, установленный в Киеве на Владимирской горке в 1853 году».
https://www.pravmir.ru/pamyatniki-russkim-svyatyim-1/
Я не говорю, что скульптуры Христа, Богородицы и святых, стоящие вне храма, автоматически становятся идолами, но опасаюсь, что они могут таковыми стать. Потому что у них нет как вещественной, так и, главное, «духовной крыши» храма, под которой эти образы были бы защищены от идолопоклонического восприятия, опасность которого многократно возрастает, когда скульптуры оказываются за стенами церкви или часовни.
Приведу наглядный пример: два ролика о том, как почитается скульптура «святой Татьяны» в Томске. Эта скульптура ошибочно названа Дарьей Менделеевой памятником мученице Татьяне и внесена в список святых памятников[3], хотя отец Силуан, настоятель Богородице-Алексеевского монастыря (в настоящее время епископ Колпашевский и Стрежевский) говорит, что это памятник просто Татьяне[4], но обратим внимание, сколько просмотров у ролика, где он это говорит? 1034. И сколько подписчиков у так называемого «Правмира»? Миллионы. Сколько людей услышали здравое мнение отца Силуана? И скольких людей заражает своим духовным нездоровьем «Правмир»? Однако посмотрим, как обращаются томские студенты с этим памятником.
Как видим, почитание памятника «святой Татьяны» ничем не отличается от почитания идола. Ну а каким оно должно было быть? Думаю, что иным это почитание и быть не могло. Вот если бы скульптура святой Татьяны стояла в храме (хотя зачем там скульптуры, если есть иконы?), возможно ли было такое отношение к ней? Уверен, что в храме с помощью Божией и помощью человеческой чувства молодых людей, вернее, проявление этих чувств было бы перенаправлено из идолопоклоннического в христианское русло. А в парке ничто не сдерживает их языческого напора.
Храм — собрание святых, в едином духовном порыве устремлённых к Богу. Их образы в росписях, в барельефах, на иконах, в скульптурах, каждый в своём чине стои́т и славит Господа. Они также в притворе, в святилище, во святая святых молятся Господу. Имею в виду «несвятых святых», пришедших в храм. Они вместе со святыми святыми составляют целое. А что такое икона (или скульптура) святого, стоя́щая отдельно? Для иудеев соблазн, а для еллинов безумие… (1 Кор. 1:23).
Епископ Никон: Закон художества говорит, что два искусства — ваяние и живопись не терпят смешения: возьмите статую великого неподражаемого ваятеля древности Фидия и поручите ее раскрасить не менее великому живописцу Рафаэлю — получится безобразие.
Г.С.: Вы знаете, безобразия не получится. Будет очень красиво, но при обязательном условии — качественной и со вкусом совершённой раскраске. Погуглите, если хотите, эту тему, введя в поисковик фразу «полихромия скульптуры»[5]. Скульптуры в цвете смотрятся обворожительно. Это не безобразие, не китч и не лубок, если, повторюсь, раскраска сделана с большим тщанием. Раскрашенные идолы более привлекательны, чем нераскрашенные[6]. Почему же Фидий свои скульптуры не красил? А кто сказал, что не красил? Просто за тысячи лет краска облетела. Красиво раскрасить скульптуру — дорогое удовольствие, но гораздо дороже поддерживать её в безукоризненном состоянии. А именно таким должно быть это состояние, чтобы скульптуре быть привлекательной, потому что любое пятнышко, любое облупление краски портит весь вид. Дешевле не раскрашивать, но некоторые, а, может, даже многие древние скульпторы покрывали свои изваяния красками.
Епископ Никон: Наш народ всю свою культуру воспринял от Православной Церкви: понятно, что и на всякие статуи он смотрит с церковной точки зрения. Мне приходилось, например, слышать от простых поселян наименование памятника Пушкина «идолом». И думается мне, что уже по одному этому не следует ставить памятника святым печальникам родной земли в виде статуй (это точно! — Г.С.): зачем насильственно навязывать народу доселе чуждое ему воззрение на памятники святым людям? Зачем вводить его в искушение мыслию о том: место ли угодникам Божиим стоять среди площади (выделено мной. — Г.С.)? Не будет ли это профанацией, особенно при нашей русской неряшливости, когда не редкость, например, видеть голубиный помет на памятнике Пожарскому и Минину, когда слышится не редко непечатная брань извозчиков около заветных святынь наших храмов, когда подножия памятников не защищены от возмутительных надписей?..
Г.С.: Владыка сетует на извозчичью брань и голубиный помёт, но их можно назвать детским лепетом и небесной росой в сравнении с той профанацией, которую я видел собственными глазами (стало быть, стал её соучастником?), и которую уже не профанацией следует назвать, но кощунством. Это памятник Пресвятой Троице в Ярославле.
Когда я это увидел, я оторопел. Мимо проходили люди. Кто-то бросал монетки в чаши (их почему-то три, и почему-то они на земле: то ли вылеплены из земли, то ли в неё врыты?), едва не наступая при этом на надпись, которая гласит, что памятник изображает Святую Троицу. Кто-то старался прикоснуться к руке, страшно сказать, образа Бога Отца или образа Бога Духа Святого, думая, наверное, при этом, что загаданное желание после прикосновения исполнится… Братия и сестры, они не просто смеются, они уже ржут во всё горло над нашим православием, а мы ничего не слышим, потому что духовно глухи и слепы. Кто они? Бесы, разумеется. А вы про кого подумали?
Епископ Никон: Пусть так, пусть ставят у нас памятники великим людям, прославившим нашу родную Русь, пусть эти памятники, как памятник Минину и Пожарскому, и говорят, и даже перстом показуют русским людям на те святыни, за которые они грудью стояли[7]. «Не на нас смотрите — смотрите вот на эти святыни, любите их, умирайте за них: в почитании их — залог для вас Божия благословения»… Пусть даже красуется памятник славному нашему святому князю-просветителю Владимиру, высоко поднимающему св. крест над купелию Руси святой — старым Днепром: все это тени нашего славного прошлого, все это — поучение современных поколений «в лицах», но все это так отзывается земным, что не следовало бы прилагать к угодникам Божиим, прославленным от Бога славою нетленною. (Это точно! — Г.С.). Правда, и Владимир — Божий угодник, но он не монах, не святитель, а святителям и монахам мы еще не ставили памятников.
Г.С.: Действительно, по сведениям Дарьи Менделеевой, «вторым по времени [после памятника князю Владимиру] в Российской империи был памятник княгине Ольге, апостолу Андрею, святым Кириллу и Мефодию в Киеве», открытый в Киеве в 1911 году.
https://www.pravmir.ru/pamyatniki-russkim-svyatyim-1/
Епископ Никон: Правда, в разных украшениях памятников, в виде деталей, как на памятнике тысячелетия Руси в Новгороде, и они [святителям и монахи] есть, но ведь это — детали, а не главное, это подробности, а не целое…
Г.С.: Подобные украшения называются барельефами или, если они очень выпуклы, горельефами. Барельефы святителей и других святых имеются на храмах Владимирской Руси в их великолепной каменной резьбе. И, повторю слова владыки, «это — детали, а не главное, это подробности, а не целое…» Целое же это — храм Божий.
Епископ Никон: Во всех мiрских памятниках сказывается как бы опасение: а ну — забудут люди этого человека?.. Отольем же ему возможно вечный памятник из металла: это надежнее будет… Но сердце русского человека не может и мысли допустить, чтобы оно забыло своих родных молитвенников пред Богом, угодников Божиих. Русский человек пойдет к их святым мощам, поклонится им в их нетленных останках, приобретет себе в дом их святую икону и станет с ними молитвенно беседовать. А есть возможность, — и храм в честь их построит, имя сыну или дочери даст. Видеть же их статуи среди площади, хотя бы и той площади, которая видела их подвиги на пользу земли родной, едва ли он пожелает… Скажут: тогда вы совсем не желаете памятников святым людям? Да, кстати: патриарх Гермоген еще и не прославлен… Во-первых, не пора ли прославить нетленно и открыто почивающего в московском Успенском соборе святителя-священномученика за отечество Гермогена? Ведь в некоторых святцах XVIII века он называется уже святым.
Википедия: [Патриарх Ермоген] прославлен в лике святых в воскресенье 12 (25) мая 1913 года (год 300-летия дома Романовых, за несколько дней до прибытия царской семьи в Москву) как священномученик; богослужения в Московском Кремле возглавлял патриарх Антиохийский Григорий IV; присутствовала великая княгиня Елисавета Феодоровна.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Гермоген_(патриарх_Московский)#Почитание_и_прославление
Г.С.: По ссылке можно почитать любопытные воспоминания очевидца этого события, Михаила Ивановича Макарова (1906–2004), звонаря Данилова монастыря.
https://pokrov.pro/proslavlenie-patriarxa-germogena/
Епископ Никон: Во-вторых, я желал бы видеть памятник-храм, по меньшей мере — памятник-часовню в честь сих угодников Божиих. И представляется мне она в стиле древнерусских церквей, по внутренним стенам вся украшенная мозаиками из жизни и подвигов святителя Гермогена, преп. Дионисия Радонежского и — почему к ним не присоединить и подвиги Авраамия келаря Троицкого? Против входа — икона Гермогена и Дионисия с горящею пред нею лампадою. Наружные стены можно украсить также мозаикой, если русскому стилю претят барельефы. Все должно говорить сердцу русскому о подвигах их. Какая благодарная задача для наших родных художников, каковы В. М. Васнецов и А. Н. Померанцев!
Г.С.: Наш родной художник Васнецов… Другое мнение об этом художнике у Павла Александровича Флоренского.
Флоренский: Понятны нарочитые предупреждения в подлинниках иконному мастеру о том, что, кто станет писать иконы не по Преданию, но от своего измышления, повинен вечной муке… Так, соборный разум Церкви не может не спросить Врубеля, Васнецова, Нестерова и других новых иконописцев, сознают ли они, что изображают не что-то, вообразившееся и сочиненное ими, а некоторую в самом деле существующую реальность и что об этой реальности они сказали или правду, и тогда дали ряд первоявленных икон, — кстати сказать, численно превосходящих все, что узрели святые иконописцы на всем протяжении церковной истории, — или неправду… Если же эти художники, хотя бы внутренне, для себя, не могут удостоверить самотождество изображаемого лица, если это кто-то другой, то не происходит ли здесь величайшего духовного смятения и смущения и не сказал ли художник кистью неправды о Богоматери?.. Думается, большинство художников, ни ясно, ни неясно, просто ничего не видят, а слегка преобразуют внешний образ согласно полусознательным воспоминаниям о Богоматерних иконах и, смешивая уставную истину с собственным самочинием, зная, что они делают, дерзают надписать имя Богоматери. Но если они не могут удостоверить правдивости своего изображения и даже сами в себе в том не уверены, то разве это не значит, что они притязают свидетельствовать о сомнительном, берут на себя ответственнейшее дело святых отцов и, не будучи таковыми, самозванствуют и даже лжесвидетельствуют?.. Иная же современная икона есть провозглашаемое в храме всенародно вопиющее лжесвидетельство. (Цитируется по статье В.С. Куткового «Культовое, религиозное и светское в изобразительном искусстве».)
Г.С.: «Наши родные художники…», — пишет владыка Никон. Посмотрел беседу «Правмира» со скульптором А. И. Рукавишниковым, создателем памятника святому благоверному князю Димитрию Донскому в Коломне. Запомнился его рассказ об открытии этого памятника: «Покрывало упало — и все встали на колени» с 26:27 минуты ролика. Родным этого художника я точно не назову.
Епископ Никон: Если епархиальная власть найдет полезным в часовне поставить свечной ящик, то доход от свеч должен идти на распространение изданий строго православного и патриотического содержания, дабы самый памятник великих патриотов продолжал их святую деятельность среди народа Русского. В известные дни, в дни памяти угодников Божиих, из ближайшего Покровского собора должен быть к памятнику крестный ход для служения молебнов печальникам родной земли. Следует установить и панихиды о всех, за Веру Православную, за Царя и Отечество душу свою положивших во дни смут, как ХVII, так и нашего века, за всех, подвигом добрым подвизавшихся в то время.
Такой памятник будет по сердцу народу православному. К нему будут приходить не любоваться только, не ради праздного любопытства, но и молиться, входить в общение с теми, о ком памятник сей говорит нашему сердцу. Пора нам перестать идти в хвосте за западными народами, пора быть самобытными хотя бы в том, что завещала нам родная старина. Тем, западным, позволительно ставить статуи и святым, и не святым людям: для них старый, отживший языческий греко-римский мiр был не чужой; о нас, русских, сказать этого нельзя. Мы не знали греко-римской цивилизации: мы, можно сказать, как только появились на свет во всемiрной истории, так и окрещены в святую нашу веру православную. Западные народы приняли христианство уже взрослыми, мы — младенцами… Взрослый уже становится неспособен так глубоко воспринимать новые идеалы духовных воззрений, как тот, кто воспринимает их с молоком матери. Я не говорю об избранниках Божиих, о тех гигантах духа, которые прославили историю Церкви от первых времен христианства: я разумею народные массы, народы Запада, как исторические личности. В отношении к памятникам именно так и было. Укажите хотя один пример во всей истории Церкви, когда бы Церковь в лице своих святых мужей благословила, одобрила, признала благоприятным постановку мiрских памятников, кому бы то ни было из исторических деятелей? Римская Церковь, уклонившись в сторону мiра, многое и усвоила заимствованное от мiра.
Г.С.: «Укажите хотя один пример во всей истории Церкви…» Укажем. «Торжественное открытие памятника [императору Александру II в Кремле] в присутствии представителей всех сословий состоялось 16 августа 1898 года. /…/ После того как митрополит Московский Владимир отслужил молебен, сыграли «Преображенский марш» и выстрелили из пушек 360 раз. Церемонию закрывал парад войск, которым командовал император Николай II» (Википедия).
И на другой пример укажем. «Торжественное открытие монумента [в честь императора Александра III] в присутствии членов императорской семьи и представителей всех сословий состоялось 30 мая 1912 года. В 8 часов утра с Тайницкой башни прозвучали пять пушечных выстрелов. В 10 часов у входа в храм Христа Спасителя начался крестный ход во главе с московским митрополитом Владимиром, императором Николаем II, его матерью Марией Фёдоровной и женой Александрой Фёдоровной. После 360 праздничных выстрелов и исполнения Преображенского марша со скульптуры сняли покрывало, митрополит Владимир окропил монумент святой водой и провозгласил многолетие российскому войску и верноподданным» (Википедия).
Укажем и на незначительную (но, на мой взгляд, весьма значительную) разницу церемоний (может, в действительности её и не было, а так описала названные события Википедия). На открытии первого памятника в 1898 году, прежде был отслужен молебен, а потом сыгран марш и устроена стрельба из пушек. На открытии же второго памятника в 1912 году, как сообщает Википедия, прежде палили из пушек, потом играли марш, и лишь потом окропили памятник святой водой.
И, наконец, третий пример укажем. Император-страстотерпец Николай II в своём дневнике за 1896 год написал: «21-го августа. Среда. /…/ В 3 часа поехали на освящение памятника имп. Николая Павловича. Фигура вышла поразительно красивая и похожая. После молебна войска прошли церем. марш.; давка на улице была сильная».
https://web.archive.org/web/20170825061821/http://rus-sky.com/history/library/diaris/1896.htm
Г.С.: Речь идёт об открытии памятника императору Николаю I в Киеве. Обратим внимание, что Николай Александрович не употребил привычное для такого случая слово «открытие», но сказал — освящение. Рискну предположить, что сам император едва ли стал называть это событие освящением, т.е. сакральным, благословенным Церковью действом, если бы не слышал этого слова от священства, которое, стало быть, не раз участвовало вместе с императором и светской властью в подобных мероприятиях и употребляло это слово.
Епископ Никон: Не лишним считаю кратко повторить здесь то, что писал я в «Душеполезном Чтении» 14 лет тому назад. Великий знаток нашей русской народной жизни и ее идеалов, Ф.М. Достоевский, говорит, что «наш народ живет идеей православия в полноте, хотя и не разумеет ее отчетливо и научно. В сущности, в народе нашем все из нее одной, из этой идеи и исходит, по крайней мере, народ наш так хочет, всем сердцем хочет, чтобы все, что есть у него и что дают ему, из этой одной лишь идеи и исходило»…
Г.С.: К сожалению, даже владыка Никон не обошёлся без этого лекала[8] о Достоевском — «великий знаток нашей русской народной жизни». Настолько велика сила газетной пропаганды и массового гипноза, что заставляет стандартно мыслить даже архиереев Божиих. «Наш народ живет идеей православия в полноте, хотя и не разумеет её отчетливо и научно», — говорит Достоевский, и раз он так говорит, значит, сам понимает «идею православия» отчётливо и научно. Но если бы владыка прочитал со вниманием мысли Достоевского о православии, как это сделал, например, А.В. Буздалов, то ужаснулся бы их произволу, или «авторскому богословию», как называет Буздалов «Религиозные воззрения Достоевского». И если бы владыка знал, что Достоевский полагал начало правильного русского самосознания в Пушкине, как это явствует из его Пушкинской речи, то не стал называть писателя «великим знатоком русской народной жизни», потому что эта жизнь для Достоевского была не вполне правильная, и только с Пушкина она начала выправляться. Вот как он об этом говорит: «Пушкин как раз приходит в самом начале правильного самосознания нашего, едва лишь начавшегося и зародившегося в обществе нашем после целого столетия с петровской реформы, и появление его сильно способствует освещению темной дороги нашей новым направляющим светом» (Пушкинская речь).
Епископ Никон: К сожалению, когда мы, в течение последних двух веков, из своего «окна» любовались на Европу и жадно учились у ней «цивилизации», мы задом стояли к родной России и ее святому православию. Оттого и набрались оттуда привозных, часто самых дешевых понятий и воззрений без всякой их оценки, и спешили, как можно скорее, применить их к своей жизни, чтобы похвалиться пред «ученою» Европою: вот-де мы какие умники!.. Но удивительное дело: старые, древнерусские воззрения, несмотря на все усилия их забыть, затереть, несмотря на старания наших «интеллигентов» подменить их привозными…
Г.С.: Простите, встряну. Эту подмену осуществляли с большим умением «великий знаток нашей русской народной жизни» Ф.М. Достоевский и положивший начало этому деланию А.С. Пушкин.
Епископ Никон: Но удивительное дело: старые, древнерусские воззрения, несмотря на все усилия их забыть, затереть, несмотря на старания наших «интеллигентов» подменить их привозными, крепко живут в нашей народной массе. При всей своей духовной красоте и возвышенности, по-видимому, для этой темной массы недоступных…
Г.С.: Вот здесь хотелось бы поподробней. Что значит «недоступных»?
Епископ Никон: При всей своей духовной красоте и возвышенности, по-видимому, для этой темной массы недоступных, они каким-то инстинктом передаются из рода в род, из поколения в поколение, и когда «интеллигент», уверенный в высоте и истинности своих понятий, принятых им с Запада от «просвещенных» европейцев, развязно предлагает их русскому исконно православному простецу, то этот русский простец спокойно отвечает ему: «Поди ты к Богу с своими затеями! Совсем не по душе онѣ нам, русским людям».
Г.С.: Увы, таких русских простецов остаётся всё меньше и меньше.
Епископ Никон: Пусть наши «интеллигенты» говорят, что русское невежество не додумалось до таких прекрасных вещей, как художественные памятники великим людям: мы думаем совершенно напротив. Русский народ как великая историческая личность внутренним духовным своим инстинктом понимает вещи гораздо глубже, чем ученики Европы, от него отщепнувшиеся. Русский мужичок говорит: «Памятник ставят для того, чтобы не забыли, что жил на свете такой-то». В самом деле: в слове «памятник», как я сказал, уже не звучит ли опасение этого забвения?.. Угодникам Божиим, например, Преподобному Сергию, не ставили памятника-статуи, а попробуйте поставьте ему такой памятник, знаете ли, что скажет народ? Он скажет, что это — кощунство, профанация…
Г.С.: Увы, не прошло и ста лет после написания этих слов, как памятник преподобному Сергию установили возле Лавры. Даже два. На памятник, который без чугунных птиц, молятся и кланяются, чему я сам был неоднократным очевидцем, а памятника с птицами я ещё воочию не видел. И никто не говорит, что это профанация. Ну а что ещё остаётся делать, проходя мимо освящённой фигуры преподобного Сергия? Не замечать её?
Епископ Никон: Если он [народ], по скромности своей, не говорит этого о памятнике князю Владимиру, то лишь потому, что в руках у князя крест, а поверьте: на памятник его никто не станет молиться, его удел — праздное, холодное любопытство толпы. Хорошо знал это русским православным сердцем святитель Киевский Филарет и потому в свое время протестовал против постановки памятника-статуи князю Владимиру и не постеснялся даже назвать этот памятник «идолом».
Г.С.: У Дарьи Менделеевой написано иначе: «На установку памятника, идея которого была одобрена императором Николаем Первым, было получено особое благословение митрополита Филарета (Амфитеатрова). Памятник открыли в 1853 году».
Г.С.: Видимо, «особое благословение митрополита Филарета», это название памятника идолом. Кстати говоря, в том же, 1853 году началась Крымская война, в разгар которой 59-летний император Николай I умирает от простуды. Пускай я окажусь не прав, связывая бесславную Крымскую войну и смерть императора с открытием первого российского кумира в «матери городов русских», но я сделаю это.
Епископ Никон: В чем же дело? Почему Русский народ так холодно-безучастно смотрит на памятники-статуи? Ответ на это находим в книге Премудрости Соломоновой, гл. 14, ст. 14, — там сказано, что памятники вошли в мiр по человеческому тщеславию. А это чувство — нехорошее, не христианское, нехорошо оно, когда живет в сердце человека, нехорошо, когда и другие питают его чем бы то ни было. Когда достоинства, заслуги, подвиги признаются другими как проявление в человеке даров Божиих, когда все это обращается во славу Божию, когда в человеке гениальном признается величие дара Божия, тогда тщеславию нет места, и прославляемый приемлет похвалы с глубоким смирением, относя их всецело к Божией благодати. А когда о Боге забывают, когда все приписывают человеку, по крайней мере молчат о Боге, хвалят только человека и его «гений» и этому гению, как природному свойству личности человеческой, ставят памятник, тогда уже является служение страсти человеческой, служение тщеславию, а это, по народному воззрению, да и по правде Божией, есть уже тонкое идолопоклонство…
Г.С.: Как верно сказано! Но разве не эту же мысль, только иными словами, пытаюсь выразить и я, когда обращаю внимание на опасность выноса скульптур из храма? В храмах они говорят о Боге, о том, что дела, которые совершили изображёнными на скульптурах люди, совершены силой Божией и во славу Божию. А когда скульптура стоит вне храма или часовни, о Боге забывается, и подвиги святых начинают приписывать им самим.
Епископ Никон: Мы, православные, в отношении к нашим ближним, как живым, так и почившим, должны неизменно руководиться златым правилом нашего Спасителя: еже аще хощете, да творят вам человецы, и вы творите им такожде (Мф. 7:12). Примените это правило к памятникам, и ваша совесть скажет вам, что мiрские памятники усопшим вовсе не нужны. Мы себе таких памятников по совести не пожелали бы, и усопшие, если бы их спросить, то же нам сказали бы.
Г.С.: Как раз этого нельзя сказать о скульпторах, благотворителях, благословителях и прочих любителях памятников. И, видимо, по тому самому, что они хотят себе памятников, то и другим творят их. Прямо по этому же слову Спасителя, только понятому иначе[9] . Еже аще хощете, да творят вам человецы, и вы творите им такожде. Те, кто хочет славы земной, те и другим стараются её доставить. Замкнутый порочный круг, из которого вырвать человечество пришёл на землю Христос. Я сказал круг, но лучше назвать это конусом, а ещё лучше пирамидой, вершина которой известна — антихрист.
Епископ Никон: Но, может быть, памятники нам [всё-таки] нужны? Да, нужны, но не памятники-статуи. И благочестие народное создает такие, в духе народном, и памятники. Это — памятники, дающие возможность входить с усопшими в непосредственное, живое общение в молитве, это — храмы Божии, часовни, обители… Понятно, почему покойный Государь-Праведник Александр III не пожелал на месте убиения своего родителя поставить простую часовню, а непременно — xpaм Божий: его добрая православная душа понимала все значение молитвы церковной и молитвы народной за душу Царя-Мученика в храме Божием. Пусть будут созидаемы памятники не столько лиц, сколько событий: это то же, что книги или повести о минувших судьбах родной земли. Волей-неволею приходится сделать уступку: пусть, если уж завелись они на Руси, будут памятники и лицам историческим, не-святым[10] людям, и пусть они говорят не столько о лицах, сколько о тех великих идеях, носителями коих они были. Таков, например, и есть памятник Пожарского и Минина: как я уже сказал выше, он отводит мысль зрителя на заветные святыни Кремля, на которые и указывает нам Минин с своего пьедестала.
Г.С.: Увы, рука отлитого в бронзе гражданина Минина[11] уже давно указывает не на святыни Кремля, точнее, не на мавзолей Ленина с его живым трупом, как это было бы, останься памятник на своём первоначальном месте… Она указывает на суету сует Красной площади, потому что направление руки Минина и взора князя Пожарского изменилось в 1931 году, когда, как говорят, по распоряжению непосредственно товарища Сталина, их памятник был перенесён от Верхних торговых рядов, или нынешнего ГУМа (см. карту в первой части этой статьи) к Покровскому собору и повёрнут на 90 градусов.
Епископ Никон: А святым Божиим, каковы суть патриарх Гермоген и преподобный Радонежский чудотворец Дионисий, ставить статуи не подобает. И без таких памятников память их в род и род, потому что в память вечную будет праведник …
1910 год.
Г.С.: Аминь.
Иерей Георгий Селин
Сайт «Ветрово»
8 декабря 2020
[1] Об этом в статье — «Бога жалко»: на кого похож Христос в пермских скульптурах. Неканоничные изображения и ангелы в париках». В статье много фотографий. ↩
[2] «Ислам — религия, в которой запрещается скульптурное изображение живых существ». Это цитата из статьи «Орнамент в визуальной культуре ислама». Немного подробнее об отношении ислама к образам в статье «Рисовать — значит ли придавать образ?!» ↩
[3] Дарья Менделеева «15 самых известных памятников русским святым». ↩
[4] https://yandex.ru/video/preview?text=памятник%20татьяне%20в%20томске&path=wizard&parent-reqid=1606400541944745-1768652630589282918700163-production-app-host-vla-web-yp-42&wiz_type=v4thumbs&filmId=8719035869341093185 ↩
[5] Вот интересная, на мой взгляд, статья на эту тему. «Исчезнувший и обретённый: цвет в античной скульптуре». ↩
[6] Читатель уже, наверное, провёл параллель между раскрашиванием скульптуры и макияжем. ↩
[7] Увы, гражданин Минин и князь Пожарский с 1931 года указуют не на святыни Кремля, а на суету Красной площади. ↩
[8] Слово «лекало» — исконно русское, но удивительное дело — поставленные вместо него слова: итальянское «трафарет», немецкое «шаблон» и опять немецкое «штамп» быстрее доносят ту мысль, что владыка Никон сказал что-то стандартное, то есть такое, что постоянно повторяется, и по причине этого повторения становится общим местом, непререкаемой и абсолютной истиной, хотя эта «истина» — ложь. «Лека́ло — «шест, которым рыбаки сгоняют рыбу» (В.И. Даль). Из *ляка́ло от ляка́ть, пугать. Лека́ло — «модель, образец, шаблон; кривая линейка для черчения; колодка на ноги северного оленя». Вероятно, из *лѧкати «гнуть», т. е. «образец, по которому что-либо выгибается»; см. Преобр. I, 445. Не от лить, вопреки Горяеву (ЭС 184)». Лекало, штамп, трафарет — всё это об именовании Достоевского «гением», «пророком», «великим знатоком» и т.д. ↩
[9] Каким должно быть правильное понимание слов Спасителя, если их можно понять так, как понял епископ Никон, и иначе? Правильному пониманию Своих слов научает Сам Господь: когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя когда не позвали, и не получил ты воздаяния (Лк. 14:12). ↩
[10] Это слово выделено курсивом владыкой. Но сейчас и не-святых называют святыми. ↩
[11] Любопытное замечание о выражении «гражданин Минин» можно прочесть у А. С. Пушкина: «Надпись Гражданину Минину [на памятнике], конечно, не удовлетворительна: он для нас или мещанин Косма Минин по прозванию Сухорукой, или думный дворянин Косма Минич Сухорукой, или, наконец, Кузьма Минин, выборный человек от всего Московского государства, как назван он в грамоте о избрании Михаила Романова. Всё это не худо было бы знать, также как имя и отчество князя Пожарского». Согласен с Александром Сергеевичем в этом вопросе. Всё в мiру, как в подающей ему пример Церкви, должно быть благопристойно и чинно (церковнославянский перевод: вся же благообразно и по чину да бывают) (1 Кор. 14:40). В Российской империи бытовой чин человека, т.е. место, которое ему определила жизнь, вернее Бог, назывался сословием (обратите внимание на корень этого слова), и указывался чин прежде имени, как это делает Церковь, называя своих святых и несвятых членов. Например: архангел Михаил, святитель Иоанн, преподобный Сергий, пророк Иона, апостол Павел, архимандрит Исидор, протоиерей Геннадий и т.д. ↩
«Почему игумен Филипп не написал или не повелел написать икону Иисуса Христа «в подобии им виденном», но прибег к резьбе? По соловецкому преданию, он сам вырезал эту фигуру. Может, потому и вырезал, что лучше владел стамеской и долотом, чем кистью? Вообще говоря, деревянные скульптуры Христа были весьма распространены на Русском Севере…»
Как мне запомнилось из рассказа экскурсовода на Соловках, резные поклонные Кресты (без изображения Распятия) были распространены на Севере потому, что Православие там утверждалось в языческом окружении, и мастера прибегали к стамеске чаще, чем к кисти и краскам, боясь осквернения священных изображений.
«Братия и сестры, они не просто смеются, они уже ржут во всё горло над нашим православием…»
По-моему, больше всего смеются над православием и над самими собой не «они», а (неосознанно) те, кто бросает монетки в чаши.
Как мне запомнилось из рассказа экскурсовода на Соловках, резные поклонные Кресты (без изображения Распятия) были распространены на Севере потому, что Православие там утверждалось в языческом окружении, и мастера прибегали к стамеске чаще, чем к кисти и краскам, боясь осквернения священных изображений.
Г.С.: Боятся «осквернения священных изображений» и потому не рисуют на крестах Распятого? Так? Так ведь и резной крест можно подвергнуть осквернению. Плохо понял Ваши слова.
О.С.: По-моему, больше всего смеются над православием и над самими собой не «они», а (неосознанно) те, кто бросает монетки в чаши.
Г.С.: Виноваты бросающие? А чем? Поставили чашу, и они бросают в неё монетки. Поставят фонтан – будут бросать в фонтан. Но в фонтан всё же безобиднее и безопаснее, чем в чашу, которая символизирует чашу Богообщения.
По-моему, виноваты те, кто ставит такие чаши, а те, кто бросают — жертвы.
Отец Георгий, мне слова экскурсовода тоже были не до конца ясны, но подумалось, что изображение проще переиначить с помощью краски, чем с помощью резца. По крайней мере, сейчас. Возможно, в древности было по-другому.
Я думаю, что причина отсутствия на Кресте рисованного или резного образа Христа бытовая — так проще. А не потому, что над образом Распятого мог кто-то надругаться и из-за этого Его не изображали.
Рисовать дорого и уметь надо, а потом поддерживать нарисованный образ в подобающем состоянии – ещё дороже. Резать из дерева – труд не одного дня, и оставлять под открытым северным небом деревянную скульптуру – что с ней будет через десяток лет?
Из книги «Соловецкий монастырь»:
«Древние поморы хорошо знали суровый нрав Белого моря с часто сменявшимися ветрами и мощными приливами и отливами, множеством опасных подводных камней. Морской путь, ныне недолгий, в прошлом мог потребовать несколько дней. Символы морских трагедий — деревянные кресты — во множестве стояли у соловецких берегов. Посетивший в конце XVIII века Заяцкие острова А.И. Фомин писал, что деревянных крестов на них «великое множество» и что они «ПОДОБЯТСЯ ЛЕСНОЙ РОЩЕ, СКВОЗЬ КОТОРУЮ ВЗОР ЕДВА ПРОНИКНУТЬ МОЖЕТ». (выделено мной. – Г.С.)
«Что-то мне кажется, что большинство крестов на Заяцких были вовсе не символы «морских трагедий», а как раз наоборот — поставлены по обету. Доплыл человек благополучно — и возблагодарил Бога, крест поклонный поставил. (Алексей Будовский. Путепроводные заметки для очень неторопливых. Отчёт о поездке на Соловки в Сентябре 2006. Часть 8. «Большой Заяцкий Остров» Глава 5. «О крестах)
Перед закрытием монастыря в 1920 году на Соловецких островах насчитывалось около 3000 крестов: обетных, поклонных, придорожных, отмечающих памятные события…»(Иеромонах Лонгин).
http://www.solovki.ca/history/cross_b_zaits.php
«Виноваты бросающие? А чем? Поставили чашу, и они бросают в неё монетки. Поставят фонтан – будут бросать в фонтан».
Возможно. В нашем дачном садоводстве есть достопримечательность — продуктовый магазин, и пойти туда — важное событие для дачников. Рядом устроена детская площадка, у входа в магазин стоят скамейки, на которых всегда сидят подростки. Часто думаю: люди с такой охотой (и может быть, даже без насущного повода) идут в магазин, потому что пойти больше некуда. А что, если бы там был Храм? Шли бы они точно так же туда? Само появление Храма могло бы изменить людей? Или должно быть наоборот — сначала люди, осознанно нуждающиеся в Храме, а потом сам Храм?
Сначала – человек, а потом всё остальное. Вернее, Богочеловек. Искони бе Слово.
Знаем, что «известны и православные скульптуры, то есть резные фигуры из дерева Христа, Богородицы, святых. Резная фигура святителя Николая (Никола Можайский), которая хранится в Третьяковской галерее, датируется XIV веком». «… сердце русского человека не может и мысли допустить, чтобы оно забыло своих родных молитвенников пред Богом, угодников Божиих. Русский человек пойдет к их святым мощам, поклонится им в их нетленных останках, приобретет себе в дом их святую икону и станет с ними молитвенно беседовать. А есть возможность, — и храм в честь их построит, имя сыну или дочери даст».