О проповеди епископа Порфирия, наместника Соловецкого монастыря
Эти слова архимандрита Кирилла (Павлова) произнёс в Прощёное воскресенье наместник Соловецкого монастыря епископ Порфирий, чья проповедь о вакцинации 18 июля 2021 года была подобна метеору, сверкнувшему яркой полосой на тёмном церковном небосводе. Смотри её здесь, потому что с монастырского сайта она удалена.
Так вот, это изречение архимандрита Кирилла резануло мой слух. Разве можно положить в колыбель войну? Разве может в таком тёплом ласковом слове как «колыбель» вырасти чудовище? Пусть оно вылупляется и растёт в норе, в логове, в берлоге, но не в колыбели. Однако вспомнившийся стих Псалтыри ― се боле́ неправдою, зачат болезнь и роди́ беззаконие (Пс. 7: 15) ― примирил меня с соединением слов «колыбель» и «война». Беззаконие зачинается в теле и рождается в человеческом жилище, говорится в Псалтыри, и где ему быть положенным, если не в колыбели? И вот, положенное и выращенное в люльке, оно встаёт из неё войной.
Какая же люлька вынянчила войну? Какое беззаконие и какие грехи приводят к узаконенным убийствам? В проповеди епископа Порфирия я, увы, не услышал ответа на эти вопросы. Предлагаю прослушать её со вниманием. Быть может, в ней есть какие-то подсказки, которые я не расслышал?
Проповедь начинается вступлением о том, как постились христиане в разные времена прошлого века. Эти времена (и соответствующие им условия прохождения поста) были настолько разными, что приходится удивляться, как все они вместились в пределах одного столетия. Полная разобщённость верующих в концентрационных лагерях и тюремных казематах сменилась островками церковных общин среди горделиво вздымающихся волн житейского советского моря. Затем пришли времена духовной свободы и свободного выбора.
С 4:47 ― Но всякий раз, когда мы приступали к нашей храмовой жизни и к Великому посту, нас не могло не (по-моему, это «не» лишнее. ― Г.С.) оставить ощущение, что тем не менее мы это лишь островок в мiре, который чужд нам по своему духовному расположению. Мы чувствовали, что нити духовной власти над обществом уходят в некую непроницаемую и мрачную тьму. Именно эта тёмная сила наполнила наши средства массовой информации, интернет прямой пропагандой, навязыванием таких жизненных смыслов и образов жизни, которые выражали собой лжеценности, никак не приемлемые нашей христианской культурой. Эта же тёмная сила до неузнаваемости исказила некогда здравые начала нашей школы, системы здравоохранения, которая была устроена…
Г.С.: Здесь, простите, нажму на паузу, потому что не согласен. На безбожных, или, лучше сказать, на откровенно богоборческих теориях было построено советское образование и воспитание, а владыка говорит о каких-то здравых началах нашей школы. Что это? Учение Маркса-Ленина? Или учение о происхождении человека от обезьяны? Это здравые начала нашей школы? Но слушаем дальше.
С 6:22 ― … на нашей земле. Последние два года на протяжении этих лет она [тёмная сила] насылала некий морок, ковидобесие с его куаризацией, оцифровкой, локдаунами, с генной терапией. Эта же сила духовная стала первопричиной того, что и в общественно-экономических отношениях сложился крайне несправедливый порядок, когда один человек может получать доход равный доходу огромного города…
Г.С.: Можно подумать, что в советское время порядок распределения продуктов труда был справедлив. «От каждого по способностям, каждому по труду». Это точно. Каждому давался труд по способностям. Одни советские граждане трудились в столицах, другие в колхозах и лагерях. На что я саркастически намекаю? На то, что отрицать факт того, что СССР был от начала и до конца выстроен на угнетении одних людей другими, могут только слепцы, пути которых не пересекались с тропами рабов, как об этом пишет Леонид Иванович Бородин († 2011) в автобиографической повести «Без выбора».
Бородин: «Велико счастливы люди, чьи пути-дороги нигде и никак не пересекались с тропами рабов! Сколь же радостно и благостно должно быть мироощущение тех, что рабских троп не пересекали и скопищ рабских не зрели, но полагали по счастливой наивности, что это «простые советские люди» сотворили оружейный арсенал под названием «Норильск», что они же с энтузиазмом возводили первые «великие стройки коммунизма», что они очертя голову полезли в урановые рудники, что добрая половина тысячекилометровых железных дорог, как и другая половина, — тоже их рук дело. Что вообще в мерзлоте российской аграрности фундамент индустриализации выдолблен и бетоноисполнен исключительно социалистическим энтузиазмом. Что наша великая «оборонка»… Да что «оборонка»! /…/
Тридцать лет назад, комсомолец из комсомольцев, я сам впервые по-настоящему был неизлечимо ранен открывшейся второй стороной социалистической медали. Поначалу мое ранение, естественно, было «детоарбатского» типа. Дескать, как же так! Герои революции, маршалы всякие, да верные ленинцы, да мудрецы-марксисты… Да что же это такое?! Но когда в поисках «полной правды» попал в Норильск, кого я там увидел? Прежде всего солдат и офицеров доблестной Красной Армии; затем «остербайтеров», людей, угнанных в Германию и «возвращенных»; далее — жителей оккупированных областей; далее — всякую «мелочь»: «белоэмигрантов», точнее, их детей; «колосошников» (за колоски, померзшую картошку, капусту, морковь и т.п.). Большинство из таковых остались в Норильске по доброй воле. Не в колхозы же возвращаться! Были и бендеровцы, и прибалтийские «зеленые», и немцы Поволжья… И уголовники, конечно. Но большая часть их как раз получила по амнистии полную волю и смоталась на «материк».
Шесть громаднейших рудников, столько же угольных шахт, крупнейшая в стране обогатительная фабрика, заводы и «подземки-секретки» — все это преогромнейшее хозяйство в руках зэков. Правда, когда я туда прибыл, зэки уже были вольными. Но приписанными к Норильску трудиться на благо Родины теперь уже не «задарма» и не «за» проволокой. Впрочем, проволока там всегда была лишь для порядка — бежать некуда. Зэками же построенная железная дорога от Норильска до Дудинки просвечивалась насквозь. А на юг — мертвая тундра на пару тысяч километров.
Это только Норильск. А Воркута, а Колыма, а Мордовия, а Пермь, а Тайшет… Воистину архипелаг. Точнее названия А. Солженицын и придумать не мог. Когда прочитал книгу, содержанием поражен не был. Поражен был единственностью названия. Когда из Норильска вернулся «на материк», приглядывался к людям, знают ли то, что узнал сам, догадываются ли, кто страхует их скромное благополучие? Если догадываются и тем более знают, что в душе? Пригляделся и понял.
А НИЧЕГО! Решительно ничего! И вот тогда впервые сказал себе: «Нет, что-то очень неладно в Датском королевстве! За это самое «ничего» когда-нибудь наступит страшная расплата! (выделено мной. ― Г.С.) Я, конечно, до нее не доживу, как-никак, но «семимильными шагами идем к торжеству социализма». /…/ Уголовники? Паханы? Воры в законе? Они сидели у костров и потом в отчетных ведомостях делили выработку. План давали «мужики», миллионы русских мужиков и баб, забытых и преданных другими миллионами баб, мужиков и интеллигентов. Никакой самый ударный труд советских людей не давал такой «дармовой» себестоимости нужнейшей для страны продукции: угля, руды, золота, леса. За счет неслыханной разницы в себестоимости писатели получали гонорары, о каковых нынче тоскуют, ударники комтруда — льготные санаторно-лечебные месяца, партийные работники вторые зарплаты в конвертах; всяк имел хоть кроху, хоть не кроху от преданных и забытых».
Г.С.: Так что, действительно, каждому в СССР давался труд по способностям, а способности у разных людей разные. Я бы ещё одну цитату к словам Бородина добавил, но боюсь отвлечься от темы. Однако добавлю, от проповеди мы не отвлечёмся, напротив, углубим её понимание. Итак, Виктор Митрофанович Острецов и его книга «Масонство, культура и русская история».
Острецов: Обозревая всё это (историю создания советской культуры. ― Г.С.) и вдумываясь в происшедшее, нельзя не удивиться, как быстро нация стала заплёвывать своё прошлое, свою религию и петь хвалу своим врагам, врагам Христа и добровольно служить своим словом и делом палачам решительно нерусских кровей, о которых русские люди знали из Священного Писания. Трудно человеку сидеть без работы в углу коммуналки и умирать с голоду, страшно не хочется попасть на мушку чекистам — это понятно. Но кто же заставлял скромного рабочего, инженера и мелкого чиновника орать самозабвенно о «поповщине», «кровавом царизме» и распространять сказки о «жутком положении» рабочего человека в «проклятом прошлом», когда сытые и довольные физиономии его родителей на фотографиях из того прошлого ярко свидетельствовали о благополучии той жизни, где не было коммуналок, очередей и великих строек под дулом винтовки. И даже сексотов и партийных проработок. Но… такая необходимость лить помои на святой алтарь появлялась всегда, когда очень хотелось стать писателем, артистом, романистом и поэтом, режиссёром (об этом подробнее, простите за саморекламу, в статье «Art Pictures Studio как судьба человека, или Шолохов, Бондарчук & Бондарчук». ― Г.С.) и просто руководителем какой-нибудь конторы, то есть социально обозначиться и вылезти «в люди». Когда-то через кровь входили в революционные банды, и кровь спаивала. Кощунство периода советского большевизма тоже спаивало и объединяло людей этой «чисто человеческой» религии».
С 7:11 ― … а миллионы других обречены на нищенское существование. К той же тёмной внешней силе относится и насаждение среди ещё недавно совсем братских народов, которые жили в одной стране, вместе трудились, вместе общались…
Г.С.: Собственно говоря, в одной стране вместе жили, трудились, общались и те, кто потом назначили себе зарплату по нескольку миллионов рублей в день, тогда как в среднем по стране она исчисляется немногими десятками тысяч в месяц. Что я хочу сказать? Всё то же: тёмная сила не вдруг возникла, она жила в советском доме, выросла в его колыбели, набиралась сил, чтобы в заветный час X предстать во всей своей красе.
С 7:35 ― … плевел таких идеологий, которые отвратительны по своему сатанизму, идеологий нацистских, идеологий братоубийственных. И с самого начала 90-х лет слёзы русских людей полились рекой на всех окраинах бывшей Советской империи, а в след за ними и пролилась обильно русская кровь.
Г.С.: Кстати, о семенах плевел данных идеологий. Выслушаем несколько слов к истории этого вопроса из уст президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина.
Путин: Итак, начну с того, что современная Украина целиком и полностью была создана Россией, точнее, большевистской, коммунистической Россией. Этот процесс начался практически сразу после революции 1917 года, причём Ленин и его соратники делали это весьма грубым по отношению к самой России способом ― за счёт отделения, отторжения от неё части её собственных исторических территорий. У миллионов людей, которые там проживали, конечно, никто ни о чём не спрашивал. /…/ Бацилла националистических амбиций никуда не делась, а изначально заложенная мина, подрывающая государственный иммунитет против заразы национализма, только ждала своего часа.
Г.С.: Любопытно, что начало идеологии, которая охарактеризована владыкой Порфирием как сатанинская, нацистская и братоубийственная, полагается в речи президента РФ в большевистской, коммунистической России, в её вожде и учителе Ленине с соратниками. Ещё любопытнее, что труп товарища Ленина продолжает почётно храниться на главной площади демократической России в отдельном здании, а сам президент ещё недавно сравнивал почитание этого трупа с почитанием мощей в христианстве. (Простите, опять ссылаюсь на свою статью «Храм Вавилонской молитвы на Красной площади»). Но ещё любопытнее, что освобождать от нацистской идеологии в специальной военной операции российские войска пошли ту страну, которая избавилась от памятников Ленину по всей своей территории. Это как? По-моему, это больной взялся лечить больного.
С 8:20 ― Сегодня многие из числа нашей интеллигенции, говорящей и пишущей, заняли пацифистские позиции. «Нет войне», «всякая война это зло», «Каиново убийство» и так далее. Не остались в стороне и священники. Они составили обращение. На сегодняшний момент под ним, выдержанном в тех же смыслах, стоят подписи 284 человек. Когда людей светских призывают к совести в связи с такими представлениями, с такой позицией, то им предлагается помнить о том, что война ведь не вчера началась на Украине, она идёт все восемь лет, что 14 000 убитых на Донбассе ― это не дело вчерашних дней, что целая аллея из могил убитых младенцев и детей количеством ста человек выросла на земле Донбасса.
Г.С.: Это точно. Война на Украине и в России не вчера началась. Она идёт более сотни лет. Война на уничтожение украинцев, русских и всех российских народов. Их массовый геноцид, при котором уже не 14 тысяч, но 14 миллионов, а может, и 140 миллионов убиты в первой Гражданской войне (которую также называют Братской), в раскулачивании, в Великой Отечественной, в ссылках, лагерях и тюрьмах, в материнских утробах, в перестройках и перестрелках. Позвольте процитировать ещё одного русского писателя Ивана Лукьяновича Солоневича, главу из его книги «Россия в концлагере», которая называется «Девочка со льдом».
Солоневич: Жизнь пошла как-то глаже. Одно время, когда начали срываться эшелоны, работы стало меньше, потом, когда Якименко стал под сурдинку включать в списки людей, которых Чекалин уже по разу — или больше — снимал с эшелонов, работа опять стала беспросыпной. В этот период времени со мною случилось происшествие, в сущности, пустяковое, но как-то очень уж глубоко врезавшееся в память.
На рассвете, перед уходом заключенных на работы, и вечером, во время обеда, перед нашими палатками маячили десятки оборванных крестьянских ребятишек, выпрашивавших всякие съедобные отбросы. Странно было смотреть на этих детей «вольного населения», более нищего, чем даже мы, каторжники, ибо свои полтора фунта хлеба мы получали каждый день, а крестьяне и этих полутора фунтов не имели.
Нашим продовольствием заведовал Юра. Он ходил за хлебом и за обедом. Он же играл роль распределителя лагерных объедков среди детворы. У нас была огромная, литров на десять, алюминиевая кастрюля, которая была участницей уже двух наших попыток побега, а впоследствии участвовала и в третьей. В эту кастрюлю Юра собирал то, что оставалось от лагерных щей во всей нашей палатке. Щи эти обычно варились из гнилой капусты и селедочных головок — я так и не узнал, куда девались селедки от этих головок… Немногие из лагерников отваживались есть эти щи, и они попадали детям. Впрочем, многие из лагерников урывали кое-что из своего хлебного пайка.
Я не помню, почему именно все это так вышло. Кажется, Юра дня два-три подряд вовсе не выходил из УРЧ, я — тоже, наши соседи по привычке сливали свои объедки в нашу кастрюлю. Когда однажды я вырвался из УРЧ, чтобы пройтись — хотя бы за обедом, — я обнаружил, что моя кастрюля, стоявшая под нарами, была полна до краев и содержимое ее превратилось в глыбу сплошного льда. Я решил занести кастрюлю на кухню, поставить ее на плиту и, когда лед слегка оттает, выкинуть всю эту глыбу вон и в пустую кастрюлю получить свою порцию каши.
Я взял кастрюлю и вышел из палатки. Была почти уже ночь.. Пронзительный морозный ветер выл в телеграфных проводах и засыпал глаза снежной пылью. У палаток не было никого. Стайки детей, которые в обеденную пору шныряли здесь, уже разошлись. Вдруг какая-то неясная фигурка метнулась ко мне из-за сугроба и хриплый, застуженный детский голосок пропищал:
— Дяденька, дяденька, может, что осталось, дяденька, дай!..
Это была девочка, лет, вероятно, одиннадцати. Ее глаза под спутанными космами волос блестели голодным блеском. А голосок автоматически, привычно, без всякого выражения, продолжал скулить:
— Дяденька, да-а-а-ай!
— А тут только лед.
— От щей, дяденька?
— От щей.
— Ничего, дяденька, ты только дай… Я его сейчас, ей-Богу, сейчас… Отогрею… Он сейчас вытряхнется… Ты только дай!
В голосе девочки была суетливость, жадность и боязнь отказа. Я соображал как-то очень туго и стоял в нерешительности. Девочка почти вырвала кастрюлю из моих рук… Потом она распахнула рваный зипунишко, под которым не было ничего — только торчали голые острые ребра, прижала кастрюлю к своему голому тельцу, словно своего ребенка, запахнула зипунишко и села на снег.
Я находился в состоянии такой отупелости, что даже не попытался найти объяснения тому, что эта девочка собиралась делать. Только мелькнула ассоциация о ребенке, о материнском инстинкте, который каким-то чудом живет еще в этом иссохшем тельце… Я пошел в палатку отыскивать другую посуду для каши своей насущной.
В жизни каждого человека бывают минуты великого унижения. Такую минуту пережил я, когда, ползая под нарами в поисках какой-нибудь посуды, я сообразил, что эта девочка собирается теплом изголодавшегося своего тела растопить эту полупудовую глыбу замерзшей, отвратительной, свиной — но все же пищи. И что во всем этом скелетике тепла не хватит и на четверть этой глыбы.
Я очень больно ударился головой о какую-то перекладину под нарами и, почти оглушенный от удара, отвращения и ярости, выбежал из палатки. Девочка все еще сидела на том же месте, и ее нижняя челюсть дрожала мелкой, частой дрожью.
— Дяденька, не отбирай! — завизжала она.
Я схватил ее вместе с кастрюлей и потащил в палатку. В голове мелькали какие-то сумасшедшие мысли. Я что-то, помню, говорил, но думаю, что и мои слова пахли сумасшедшим домом. Девочка вырвалась в истерии у меня из рук и бросилась к выходу из палатки. Я поймал ее и посадил на нары. Лихорадочно, дрожащими руками я стал шарить на полках, под нарами. Нашел чьи-то объедки, полпайка Юриного хлеба и что-то еще. Девочка не ожидала, чтобы я протянул ей их. Она судорожно схватила огрызок хлеба и стала запихивать себе в рот. По ее грязному личику катились слезы еще не остывшего испуга.
Я стоял перед нею пришибленный и растерянный, полный великого отвращения ко всему в мире, в том числе и к себе самому. Как это мы, взрослые люди России, тридцать миллионов взрослых мужчин, могли допустить до этого детей нашей страны? Как это мы не додрались до конца? Мы, русские интеллигенты, зная ведь, чем была «великая французская революция», могли бы себе представить, чем будет столь же великая революция у нас!.. Как это мы не додрались? Как это все мы, все поголовно, не взялись за винтовки? В какой-то очень короткий миг вся проблема гражданской войны и революции осветилась с беспощадной яркостью. Что помещики? Что капиталисты? Что профессора? Помещики — в Лондоне, капиталисты — в Наркомторге, профессора — в академии. Без вилл и автомобилей, но живут… А вот все эти безымянные мальчики и девочки?.. О них мы должны были помнить прежде всего — ибо они будущее нашей страны… А вот — не вспомнили… И вот на костях этого маленького скелетика — миллионов таких скелетиков — будет строиться социалистический рай. Вспоминался карамазовский вопрос о билете в жизнь… Нет, ежели бы им и удалось построить этот рай — на этих скелетиках, — я такого рая не хочу. Вспомнилась и фотография Ленина в позе Христа, окруженного детьми: «Не мешайте детям приходить ко мне…» Какая подлость. Какая лицемерная подлость!..
Много вещей видал я на советских просторах — вещей намного хуже этой девочки с кастрюлей льда. И многое как-то уже забывается. А девочка не забудется никогда. Она для меня стала каким-то символом — символом того, что сделалось с Россией.
Окончание следует.
Иерей Георгий Селин
Сайт «Ветрово»
16 марта 2022
Старики и дети, к ним требуется особый подход. От старшего поколения необходима разумность (рассуждение), а от детей желательно посильное участие в помощь для себя при усвоении разумности старшего поколения. Таким образом возникает оберегаемость каждого во временной жизни земного пребывания.
Спаси Вас Бог, отец Георгий. Низкий Вам поклон за правду.
Как лечить болезнь не поняв ее причины? Отступление от Христа и попрание веры привело к падению Российской империи в 1917. И прошедший век так и не принес понимания этой причины и осознания, что сегодняшняя смута началась не тридцать лет назад, а более ста лет назад и причина ее одна — люди забыли Бога и захотели построить очередной «рай» на земле, сделав богом человека.
Читая сегодня восторженные заявления о будущей победе сжимается сердце. Россия сто лет назад тоже была близка к победе в первой мировой, но Господь судил иначе, попустив свершиться и революции, и гражданской войне, и беспощаднейшему террору и кровавым гонениям за Веру.
И сегодня… концерты в поддержку армии во время Великого поста, автопробеги и прочая мишура вместо плача и молитвы. Господи, помилуй нас грешных.