Александр Буздалов. Православный пацифизм и каноны Церкви

Как не труд­но за­ме­тить, кри­ти­ка СВО со сто­ро­ны лю­дей, по­зи­ци­о­ни­ру­ю­щих се­бя пра­во­слав­ны­ми, в боль­шинст­ве слу­ча­ев сво­дит­ся к ба­наль­но­му па­ци­физ­му.

«Есть испытания, которые явно не от Бога. Есть испытания, которые от темных сил, от дьявола, да и довольно часто злодеяния — это просто результат человеческой злости, греха. В любом случае зло мы точно не должны принимать. <…> Суть не в том, роптать или не роптать, а в том, чтобы четко разделять добро и зло. “Не убивай” — это заповедь, а не факультатив, одна из основ веры, данная Богом Моисею. А Христос тоже дал нам заповедь на этот счет: “Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими”» (иером. Иоанн (Гуайта). Жизнь в присутствии зла).

«Как тут не вспомнить ответ Еп. Серапиона патриарху Пимену. При начале очередной арабо-израильской войны он без спроса улетел в Москву. Патриарх его гневно вопросил: это воюют арабы с евреями, а вы тут при чем? Что вам-то угрожало? Ответ был таким: Ваше Святейшество, так пуля дура! Она не разберет, кто араб, кто еврей, а кто русский архиерей!» (Кураев А. Пуля дура).

Категорическое неприятие российской спецоперации этой части православных мотивировано неприятием войны как таковой, любых милитаристских действий, поскольку в ходе этих мероприятий приходится чинить насилие живым существам, целенаправленно лишать их жизни. Поскольку это очевидным образом противоречит заповеди Ветхого Завета «не убий» (Ис 20:13), не говоря уже о Новом («если кто ударит тебя в правую щеку, подставь левую» (Мф. 5:39)), вынести такой антиномии ум этой категории граждан не в состоянии, и они начинают активно отстаивать позицию «непротивления злу насилием».

«…христианин должен исключать любое насилие в той мере, в какой это от него зависит. В том числе вербальное. В том числе психологическое» (иером. Иоанн (Гуайта). Жизнь в присутствии зла).

Православные пацифисты обвиняют своих оппонентов из числа христиан, стоящих на патриотических позициях и поддерживающих ВС РФ, в решении поставленных перед ними российским государством задач на Украине, в компромиссе с христианской совестью и отступлении от веры. Оправдание «бойни», с точки зрения православного пацифизма, является «вербальным и психологическим насилием», делающими христианина соучастником в этих смертях, а значит, нарушителем заповеди. «Истинный ортодокс» должен, несмотря ни на что, продолжать «молиться о мире», о «прекращении междоусобной брани», непоколебимо веря в торжество «братства народов».

«Я уверен, выход есть. Даже и в политической жизни, в международных отношениях остались ресурсы, которые были не до конца использованы. <…> Я глубоко убежден, что не может быть России без Европы, а Европы без России» (иером. Иоанн (Гуайта). Жизнь в присутствии зла).

Нельзя отвечать ни на какие провокации «лежащего во зле мира», в частности, на «отдельные случаи» нацизма в «братском украинском народе». Дело христиан – молиться и всецело уповать на Промысл, который чудесно расстроит все козни дьявола; без устали призывать к продолжению «мирного диалога»; «перековке мечей на орала»… Элементы такой позиции можно заметить даже в заявлениях Московской Патриархии:

«Можете себе представить состояние меня как Патриарха всея Руси, когда сегодня брат убивает брата. Наверное, кто-то из носителей крайних политических взглядов скажет: вот, проповедует пацифизм в то время, когда… Не пацифизм, но этими словами я просто свидетельствую о нашем общем долге пред Богом — молиться о прекращении междоусобной брани, делать все для того, чтобы восстановились братские отношения двух частей единой Руси, и молиться еще и о том, чтобы Господь избавил, особенно нашу молодежь, от того, чтобы жизнь их пресеклась в этой междоусобной брани. А для того чтобы было так, надо, надо чтобы брань прекратилась» (Патриархия.ру).

А если не прекращается, несмотря на девять лет «сугубых молитв» Русской Церкви об этом? Как быть в таком случае? Почему веками до этого христианские государства вели войны, и Церковь не видела в этом противоречия Евангелию, духовно окормляя войска? Последнее (как традиционную позицию Церкви) можно видеть даже в сакральных текстах того же самого богослужения (после которого патриарх произнес полупацифистскую проповедь). «На сугубой ектении были вознесены прошения: “Еще молимся Тебе, Господу Спасителю нашему, о еже прияти молитвы нас недостойных рабов Твоих в сию годину испытания, пришедшую на Русь Святую, обышедше бо обыдоша ю врази, и о еже явити спасение Твое. Рцем вси, Господи, услыши и помилуй”» (Патриархия.ру). Это какие «врази»: «междоусобные» или уже настоящие, заклятые, «пришедшую на Русь Святую»? А если в ряды последних (внешних, или «международных») «вразей» затесались «междоусобные», они как нам теперь доводятся: уже «врагами» или по-прежнему «братьями»?

«Некоторые укоряют меня за резкость суждений относительно СВО. Наверное, я так до сих пор и не смог донести, почему я так резок. Наверное, и не смогу. Чтобы понять меня, необходимо побывать на Донбассе самому. Поверьте: оттуда никто не возвращался либералом или пацифистом. Это не противостояние между нациями, культурами, экономическими или политическими моделями. Это война света и тьмы. С той стороны идёт лавина инфернальной жути, не знающей компромиссов или жалости. <…> Поэтому умозрительные рассуждения миролюбиво настроенных граждан, глубокомысленные философские диспуты на темы преодоления этого кризиса, призывы к здравомыслию, художественные изыски на темы всеобщего благоденствия и прочая ерунда у меня вызывают только раздражение. <…> Бесконечно жаль, что наши пропагандисты за много лет так и не смогли доступно объяснить населению суть происходящего явления. Видимо они и сами его её толком не понимали или просто не верили. Блуждали по верхам. А теперь у нас нет выхода кроме тотальной победы, с зачисткой всего связанного с нацистской Украиной и всеми, кто поддерживал её. Кто превратил её в то, чем она сейчас является. На планете не должно остаться ни единого сантиметра, куда бы можно было воткнуть «жовто-блакитный прапор». Если даже для этого потребуется использовать ядерное оружие, его нужно использовать, не задумываясь» (свящ. Иоанн Охлобыстин. Велком на Донбасс).

Так, в частности, «умозрительные рассуждения» православного пацифизма о «междоусобной брани», как было сказано, опровергают сами ектеньи, которые возглашались на том же богослужении: «Еще молимся о еже благосердием и милостию призрети на воинство и вся защитники Отечества нашего, и о еже утвердити нас всех в вере, единомыслии, здравии и силе духа. Рцем вси, Господи, услыши и милостивно помилуй» (Патриархия.ру). Но как защитнику отечества от «инфернальной жути», идущей на русскую землю, «утвердиться в силе духа», если ему одновременно говорят, что это брань «междоусобная», то есть, греховная и с его стороны тоже, что насупротив него стоят не террористы и нацисты, а «братья»? Ему, что же, теперь вверх стрелять, чтобы «греха на душу не брать», или, может, белый платок поднять?

Когнитивный диссонанс в голове такого воина только усилится, когда он услышит из тех же самых уст еще такие словеса. «Предстоятель Русской Православной Церкви прочитал молитву о Святой Руси: “Господи Боже сил, Боже спасения нашего, призри в милости на смиренныя рабы Твоя, услыши и помилуй нас: се бо брани хотящия ополчишася на Святую Русь, чающе разделити и погубити единый народ ея. Возстани, Боже, в помощь людем Твоим и подаждь нам силою Твоею победу” (Патриархия.ру). От таких антитез можно и самому уже начать разделяться в себе на две личности: защитника отечества и военного преступника…

Разрешением всех этих противоречий может быть только следующее суждение. «Победа народа Святой Руси» в лице ее «воинства и всех защитников Отечества нашего» над всеми «врагами», «ополчившимися на Святую Русь», – это и есть единственный способ достижения чаемого «мира», того, «чтобы эта брань прекратилась». Определение же этой «брани» как «междоусобной» (то есть, гражданской войны) является в корне неверным, потому что непримиримо противоречит всему остальному (традиционному церковному учению богослужебных текстов, использованных одновременно с этим определением). «Гражданская война» – это война, по определению, предосудительная, несправедливая и греховная. «…заслуживает внимания коварство и ничтожность таких [языческих] богов. Представляясь сражающимися, они [лукавые духи] делали это лишь для того, чтобы римляне, ведя междоусобную войну, не казались сами себе совершающими преступление. Ибо гражданские войны тогда уже начались и произошло уже несколько святотатственных кровопролитий в достойных проклятия битвах» (блж. Августин. О Граде Божьем. Кн.2, гл. XXV / Блаженный Августин. Творения. СПб., «Алетейя»; Киев, «УЦИММ-Пресс». 1998. Т.3. С.88). Противоречит это юридическим нормам и глаголемого «Отечества», потому что не далее месяц назад за это же самое правонарушение (дефиницию «гражданской войны» в отношении СВО) в Российской Федерации был оштрафован небезызвестный церковный публицист Андрей Кураев.

«Именно за это меня судили в августе. Тот мой апрельский пост начинался так: «Это ведь Гражданская война. Во-первых, потому, что в нашу культурную матрицу и в самом деле глубоко вшито «русские и украинцы — один народ». Во-вторых, потому, что «поле бое – Земля» именно русскоязычная Украина»» (Кураев А. Скинемся на штраф Патриарху Кириллу!).

«Патриарх ну вот почти решился пронести слово «братоубийственная война». То есть он сказал, что русские и украинцы это «один народ» и что нельзя допустить «того страшного момента, когда брат поднимет руку на брата». А я вот с ним соглашусь. Но я полагаю, что из этого очевидного, хотя и непроизнесенного по цензурным соображениям патриархом, слова должны следовать нравственные выводы. Важнейший из них: на такой войне преступны все приказы, кроме одного. Того, который отдал булгаковский полковник Алексей Турбин своим юнкерам: «Приказываю всем, в том числе и офицерам, немедленно снять с себя погоны, все знаки отличия и немедленно же бежать и скрыться по домам». Кроме того, «братоубийственная война» именно этим своим преступным статусом обнуляет все присяги. Если сдача в плен брату спасет жизнь другого брата – это не станет грехом» (Кураев А. В поисках слов. Дата обращения – 23.03.22).

Однако основной вопрос заключается в том, является ли умерщвление противника на войне нарушением заповеди «не убий», то есть, смертным грехом. Прежде чем обратится к церковным канонам, регулирующим этот вопрос, приведем еще один пример из той же проповеди патриарха.

«Церковь осознает, что если кто-то, движимый чувством долга, необходимостью исполнить присягу, остается верным своему призванию и погибает при исполнении воинского долга, то он, несомненно, совершает деяние, равносильное жертве. Он себя приносит в жертву за других. И потому верим, что эта жертва смывает все грехи, которые человек совершил» (Патриархия.ру).

Может показаться, что Патриархию продолжает кидать из крайности в крайность: одна и та же деятельность русского воинства в ходе СВО оценивается и как смертный грех «междоусобной брани», и как святая жертва, «смывающая все грехи»… Однако оговорка «если кто-то», которая делается в данном случае, является весьма существенной (что, скажем, забегая вперед, станет понятным из канонов).

В свою очередь, апеллирует к канонам и православный пацифизм:

«Справка: “Император Никифор Фока (963-969) «задумал издать закон, чтобы тех воинов, которые погибли на войне, причислять к лику святых только за то, что пали на войне, не принимая во внимание ничего иного. Он принуждал Патриарха и епископов принять это как догмат. Патриарх и епископы, храбро оказав противодействие, удержали императора от этого намерения, делая упор на канон Василия Великого, который гласит, что воин, убивший на войне врага, должен быть отлучен на три года от причастия» (Лев Диакон. Недостатки правления Никифора / Лев Диакон. История. М., 1988, сс. 118-119)» (Кураев А. Любимая ересь нашего патриарха).

Здесь, прежде всего, следует обратить внимание на то, как пацифизм Кураева (как интеллектуальный недуг все той же «умозрительности») диктует ему искажение канона и велит выдавать этот извращенный предикат за собственное содержание канона. Такая манипуляция необходима публицисту Кураеву для того, чтобы с помощью дезинформации (или богословского фейка) обосновать свой лжехристианский пацифизм (церковный либерализм). Цитируемый источник говорит о том, что несогласие епископата с инициативой императора вызвало, прежде всего, то, что он не делал никакого различия среди погибших на войне («только за то, что пали на войне, не принимая во внимание ничего иного»). Между тем это различие, как было сказано, имеет решающее значение, о чем мы узнаём из приводимых Кураевым далее (в той же «справке») текстов канонов, противоречия которых его ложной трактовке он не видит (в куриной слепоте своей «умозрительности»).

«Совершенно также вольное [убийство], и в сем никакому сомнению не подлежащее, есть то, что делается разбойниками и в неприятельских нашествиях, ибо разбойники убивают ради денег, избегая обличения в злодеянии, а находящиеся на войне идут на поражение противника, с явным намерением: не устрашить, и не вразумить, но истребить оных» (Первое каноническое послание св. Василия св.Амфилохию Иконийскому, Правило 8). «Разбойников взаимно поражающие, если не суть в церковном служении, да будут отлучаемы от причастия Святых Тайн; если же клирики – да низложатся со своего степени. Ибо сказано: всякий, взявший меч, мечом погибнет (Мф. 26:52)» (3-е каноническое послание св. Василия Великого, Правило 55). «Убиение на брани отцы наши (См. послание Св. Афанасия к Амуну монаху) не вменяли за убийство, извиняя, как мнится мне, поборников целомудрия и благочестия. Но, может быть, добро было бы советовать, чтобы они, как имеющие нечистые руки, три года удержались от приобщения только Святых Тайн» (Первое каноническое послание. Правило 13)» (Кураев А. Любимая ересь нашего патриарха).

Суть здесь в том, что первые два правила, которые приводит Кураев, вообще не относятся к рассматриваемому вопросу. То есть, если бы он как адвокат пацифизма привел бы их в реальном церковном суде, «Ваша честь» просто отклонил бы их как не имеющие отношения к рассматриваемому делу, не являющиеся в данном случае юридическими критериями законности. Потому что в 8-м пр. 1-го Послания речь идет о необходимости различать вольные и невольные убийствах, где убийство на войне приводится как один из примеров намеренного убийства. Из этого Кураев делает ложный вывод о том, что всякое убийство на войне является преступлением с отягчающим обстоятельством преднамеренности. Что опровергается приводимым далее 13-м пр. 1-го Послания. Каноническая оценка убийств на войне осуществляется уже не по параметру вольности или невольности, но по параметру справедливости или несправедливости. Таким образом, отрицая саму возможность постановки вопроса таким образом, пацифизм Кураева (и любого другого члена Церкви) свидетельствует о своей собственной канонической нелегитимности.

То же самое касается 55-е правила 3-го Послания (или второго из трех, которые приводит Кураев в обоснование пацифизма). Здесь уже говорится о личной самообороне. И это, опять-таки, совсем не то же, что право государства на самооборону. Потому что последняя (государственная самозащита) имеет статус войны легитимной и справедливой не только в международном, но и в церковном праве. «Если Афанасий Великий восхваляет воинов убивающих за “правое дело”, то другой великий святитель IV века, Амвросий Медиоланский (340-397), уже возносит молитвы о том, чтобы это “правое дело” увенчалось успехом. В своем трактате “О вере” (De Fide), адресованном его духовному чаду императору Западной Римской Империи Флавию Грациану (359-383), Амвросий возносит молитвы о победе легионов Грациана над готами: «…Италия, которую ваше величество всегда защищало, и сейчас снова спасло от варваров. Не единого колебания в умах о нашем императоре, но только крепкая вера (fides fixa). Покажи ныне (Господи) явный знак Твоего Величества, чтобы тот кто верует что Ты есть истинный Господь Воинств, и Водитель небесной армии, кто верует что Ты есть настоящая Сила и Мудрость Божия… пусть он (император) получить поддержку Великою Твоею Силою (Tuae majestatis fultus auxilio) и заслужит победу (tropaea mereatur — букв. “будет достоин памятника победы”) за свою веру» (Перевод Петровского. Цит. по: Sancti Ambrosii Opera. De Fide. Pars Octava. II,16, 141-143, SCEL 78, (Ad Gratianum Augustum). Vindobonae. 1962. Pp. 106-107 / Петровский И. Отлучить или прославить? Отношение к воинской службе в ранней церкви. Между миссионерским милитаризмом и раннехристианским пацифизмом). «Спасение от варваров» вводит коррективы в осмысление данной темы. …3 канон Арльского собора отлучает от причастия уже не тех, кто служит в армии, а “тех, кто бросает оружие в мирное время (in pace)”» (Concile d’Arles. Epistula ad Silvestrum, c.3, éd. et trad. J. GAUDEMENT. Conciles gaulois du IV siècle. Paris. 1977. Pp. 44-45 / Петровский И. Отлучить или прославить?). Соответственно, мартовский призыв Кураева к российским войскам «бросать оружие» подлежит не только государственной репрессии (уже последовавшей в виде административного штрафа), но и церковному прещению, согласно канона Арльского собора.

Как убедительно показывает история Церкви, рекомендация свт. Василия не получила распространение, и канонической нормой повсеместно стало правило свт. Афанасия Великого, освобождающего законно сражавшихся воинов даже от того ограничения в церковной жизни, которое предлагал свт. Василий. «Не в виде обязательного предписания, а в виде совета предлагает святый, чтобы убивающие на войне в течение трех лет воздерживались от причащения. Впрочем, и этот совет представляется тяжким; ибо он может вести к тому, что воины никогда не будут причащаться божественных даров, и в особенности лучшие, – те, которые отличаются отвагою: ибо они никогда не будут иметь возможности в течение трех лет прожить в мире. Итак, если те, которые, ведут войны одну за другой и умерщвляют неприятеля, удаляются от причащения, то они во всю жизнь будут лишаемы благого причащения, что для христиан – нестерпимое наказание. Но зачем считать имеющими нечистые руки тех, которые подвизаются за государство и за братьев, чтобы они не были захвачены неприятелями, или чтобы освободить тех, которые находятся в плену? Ибо если они будут бояться убивать варваров, чтобы чрез это не осквернить своих рук, то все погибнет, и варвары всем овладеют. В виду этого и древние отцы, как свидетельствует сам Василий Великий, не причисляли к убийцам тех, которые убивают на войне, извиняя их как поборников целомудрия и благочестия; ибо если будут господствовать варвары, то не будет ни благочестия, ни целомудрия: благочестие они отвергнут, чтобы утвердить собственную религию; а в целомудрии никому не будет дозволено подвизаться, так как все будут принуждены жить так, как они живут. А великий в божественном учении Афанасий в своем каноническом послании к монаху Аммуну говорит буквально следующее: “непозволительно убивать, но убивать врагов на брани и законно и похвалы достойно”. Итак, я думаю, что это предложение Василия Великого никогда не действовало; но, по крайней мере, оно приносило иногда пользу тем, кто защищал церковные предания» (Зонара. Цит. по изд.: Правила святых апостолов и святых отцов с толкованиями. В 2-х том. М., «Сибирская Благозвонница», 2011). Далее в качестве примера пользы канона святителя Василия Зонара и приводит случай в царствование императора Никифора, на который превратно ссылается Кураев для оправдания своего пацифизма. Превратно потому, что смысл этого исторического прецедента заключается во все том дифференцировании умерщвлений на поле брани, то есть, различия их на законные и незаконные, оправданные (и даже похвальные) и преступные.

Еще лучше это видно из толкования другого авторитетного канониста – Вальсамона: «…написано, что когда император Фока потребовал, чтобы убиваемые на войне причислялись к мученикам, тогдашние архиереи, воспользовавшись этим правилом, заставили царя отказаться от своего требования, говоря: “каким образом мы причислим к мученикам падших на войне, которых Василий Великий устранил от таинств, как имеющих нечистые руки”? Когда же, по царскому приказанию, предстали пред собором различные священники, а также и некоторые епископы, и признались, что они участвовали в битве с неприятелями и убили многих из них, то божественный и священный собор, следуя настоящему правилу и 43-му того же святого и другим божественным постановлениям, хотел, чтобы они более не священнодействовали; но большинство и особенно те, которые были более воинственны, настояли на том, что они даже достойны наград» (Правила святых апостолов и святых отцов с толкованиями. Цит. изд.).

«Мы обладаем большим количеством византийских канонов того времени. И ни в одном из них нет канона Василия Великого относительно трехлетней епитимии. <...> Только с 580 года, с Syntagma canonum в канонических сборниках появляется 128 письмо Василия Великого. Тем не менее, составители последующих сборников непременно сообщали, что правила Василия не признаются по своему авторитету равными с правилами соборов, и цитируются только как источник церковного права. Это весьма важный нюанс. Правила Василия цитировали, но им не предавали силу нормативного церковного акта» (Петровский И. Отлучить или прославить?).

Это означает, что 13-е правило свт. Василия Великого носит характер частного богословского мнения. Это видно даже из самого текста правила, где употребляется вводные слова «может быть», означающие неуверенность самого святителя в своем предложении по причине сознания того, что оно противоречит мнению церковного большинства. «Воинское служение в золотой век христианской Патристики все-таки получило церковное благословение», несмотря на то, что «духовными очами христиане продолжали видеть трагедию в любом факте пролития крови» (Петровский И. Отлучить или прославить?).

Таким образом, руководствуясь канонами Церкви по этому вопросу, можно сделать следующие выводы в отношении текущего военного конфликта.

«Междоусобной бранью» являются многолетние действия нацистского режима Киева в отношении жителей восточной Украины, начиная с геноцида в одесском Доме профсоюзов в 2014 г. Ответные действие ополчения Донбасса и оказавшей ему помощь Российской армии являются примером «справедливой войны», совершаемые в ходе которой насильственные лишения жизни боевиков ВСУ не только «не вменяются за убийство» («ибо сказано: всякий, взявший меч, мечом погибнет» (Мф. 26:52)), но даже «достойны наград». Смертный грех убийства в «междоусобной брани» («гражданской войне»), развязанной киевским режимом, автоматически переводит преступные действия ВСУ в разряд войны «варварской», а совершаемые ими убийства в разряд «разбойничьих» («террористических» – в терминологии международного права). Соответственно, военное сопротивление такому террору со стороны ДНР и ЛНР и поддержавших их ВС РФ является легитимным действием в рамках «необходимой обороны» (на светском юридическом языке), или «справедливой войной» и «правым делом» (в церковных терминах), а совершаемые в ходе такой войны умерщвления «варваров» и «разбойников» – непредосудительными и правомерными (совершаемыми в состоянии «крайней необходимости» – в терминологии УК). Погибшие в ходе СВО русские воины, безусловно, являются героями своей отчизны. Вернувшиеся с такой войны (и совершившие на ней необходимые убийства противника) православные христиане могут преступать к Святым Тайнам после установленного духовником срока аскетической подготовки в зависимости от индивидуальных обстоятельств каждого случая. «К разным случаям жизни имеем разный подход, в зависимости от конкретных обстоятельств, например: не позволительно убивать, но убивать врагов на брани и законно и достойно похвалы. Великих почестей сподобляются воины доблестные в бою, и воздвигаются им столпы, возвещающие превосходные их деяния. Таким образом, одно и то же, смотря по времени, и по обстоятельствам, не позволительно, а в других благих обстоятельствах допускается и позволяется» (свт. Афанасий Великий. Послание к Аммуну монаху. Перевод Петровский И. Цит. по: Lettre d’Athanas a Ammoun, ed. G.A. RHALLES et M. POTLES,Syntagma ton theion kanonon… t. IV, Athenes. 1854. P.133 / Петровский И. Отлучить или прославить? Отношение к воинской службе в ранней церкви. Между миссионерским милитаризмом и раннехристианским пацифизмом).

Точно таким же, как в греческих поместных церквях византийского периода, отношение к участию христиан в войне (то есть, соответствующим канонам) было всегда и в Русской Церкви. «Что касается русского канонического подхода, ряд интересных наблюдений делает Е.В. Белякова в своей статье “Отношение к войне и убийству в канонических памятниках XIV—XVI вв.”. Она отмечает, что святитель Иона Московский, архиепископ Вассиан и святитель Макарий, обращаясь к современным им русским правителям утверждали, что воины, которые проливают кровь на поле брани, достойны мученических венцов. Это оригинальное представление идет дальше византийского подхода, однако его тоже следует помнить. <…> Что широко известно об институте военного духовенства в Российской империи — это то, что в каждом полку был свой священник, который мог причащать воинов непосредственно на поле битвы. Об этом можно узнать, например, из дневника отца Митрофана Сребрянского, будущего архимандрита Сергия и помощника Елисаветы Феодоровны, ныне прославленного как священноисповедника. Он был военным священником во время Русско-японской войны и оставил нам свой замечательный “Дневник полкового священника”. Здесь о. Митрофан рассказывает, как наблюдал за сражениями на кромке поля боя, куда выносили раненых, и тут же он предлагал им причаститься. Вот один из показательных отрывков: “31 декабря 1904 года. Подхожу к раненому, открываю шинель, спрашиваю: „Не желаешь ли, я приобщу тебя Святых Таин? Господь есть первый Врач наших душ и телес“. Ответ всегда один: „Очень рад, пожалуйста, батюшка“. Тогда спрашиваю, нет ли каких особых грехов, кается ли сердечно и верует ли. Затем читаю разрешительную молитву и приобщаю раненого”. <…> Из этих записей отца Митрофана можно сделать следующий вывод: участие в боевых действиях не считалось грехом, делающим причастие воина невозможным (или требующим какого-то периода отлучения после войны). <…> Другими словами, сам дореволюционный институт военного духовенства был косвенным подтверждением, что упомянутый выше 13-й канон св. Василия Великого не действовал и в Русской Церкви» (прот. Димитрий Пашков. Церковные каноны и практика причащения воинов, участвовавших в боевых действиях).

Таким образом, казус православного пацифизма следует отнести к одному из характерных проявлений церковного модернизма. Такая оценка обусловлена тем, что пацифизм не просто противоречит канонам Церкви, но в своих попытках обосновать свою позицию канонами он прибегает к их превратному толкованию, подмене понятий и другим лукавым манипуляциям. В частности, для подтверждения соответствия пацифизма учению Церкви используется такой постоянный софизм «новой ортодоксии», как апелляция к раннему (доконстантиновскому) периоду церковной истории, то есть, когда еще не было христианских государств, и антимилитаризм, действительно, был нормой личного благочестия. Однако в дальнейшем ситуация меняется кардинальным образом, и отныне Церковь неизменно дает свое благословение христианам, берущим в руки оружие для воинского служения своему отечеству на основании евангельской нормы защиты ближнего (а не себя) и самого благочестия (Христовой Церкви как государственной религии). «На протяжении всего V века Церковь планомерно входила в армейскую жизнь: совершались молитвы перед боем, священники сопровождали отряды в походах, на полях сражений совершали даже Евхаристию» (Петровский И. Отлучить или прославить?). Соответственно, отрицание этой многовековой традиции Церкви в квазихристианском пацифизме (то есть, оценка ее как ложной, искажающей евангельское учение), означает типичный для модернизма гностический нигилизм, а именно, отказ исторической Церкви в святости. Православные — это не те, чье учение и практика (обряды, каноны, догматы и т.д.) «древнее», но те которые придерживаются норм, соборно установленных в Церкви, прошедших рецепцию «полнотой Церкви» и освященных ее благодатной жизнью.

Александр Буздалов
Сайт «История идей»
4 октября 2022