Зорица Кубурович. Человек с сердцем

Достопочтенные отцы, братья и сестры во Христе!

Я очень счастлива находиться в вашей стране, в одном из красивейших городов мира, на торжестве в честь юбилея достойнейшего человека. Я использую обращение «братья и сестры», потому что нас действительно связывает родство, не только по крови, что не столь важно, но по сердечной истине, по нашему взаимному чувству близости, любви и понимания. Не менее важно и то, что мы Господни, Божьи люди. Перед нами стоят высокие требования^[1], с которыми мы согласились и которые от всего сердца стараемся исполнять. Я благодарна вам за то, что вы приняли меня как свою и пригласили к участию в этом торжестве.

С иеромонахом Романом я познакомилась в Белграде, в отделении скорой помощи, и должна признаться, что наша первая встреча не вызвала во мне каких-то особенных чувств. Мать Теодора (Васич), настоятельница Введенского монастыря в Белграде, привела его ко мне на лечение, а также попросила прочитать стихи иеромонаха на презентации его книги, которая должна была состояться на следующий день. До этого дня я о нем ничего не слышала. Мои дети слушали и любили его песни; мать Агния, прежняя игуменья Введенского монастыря, отзывалась о нем с большой любовью и хотела нас познакомить — я, однако, отказалась от ее предложения: я не люблю любить всеобщих любимцев, я врач и посвятила свою жизнь страдальцам. И все же, на следующий день, когда, после целой ночи работы и короткого сна, я прочла буквальные переводы стихотворений отца Романа, меня поразили простота, чистота и ясность его мыслей, поэтика, которая, будучи лишена каких-либо украшений, — была поэзией по своему существу, с простыми рифмами и внутренним твердым ритмом прирожденного певца. Это ПОЭЗИЯ ИСТИННАЯ, в нашу скучную эпоху суррогатов и так называемых поэтических свобод, — поэзия, выросшая из самой жизни, из души и тела, из сердца, и при этом пронизанная глубокой духовностью, преображенная покаянием и молитвой. Я не могла сдержать слез. В тот вечер, на презентации диска и книги иеромонаха Романа я увидела, что он пользуется большой известностью в России, что знаменитые певцы и ансамбли исполняют его песни. Это несколько остудило мое восхищение. Я не выношу звезд. И все же, поэзия была настоящей. Я перевела несколько песен, взяв за основу буквальные переводы моей сестры Горданы Дорословац и Ирины Стоичевич. Я получила огромное наслаждение, заново создавая поэзию на своем языке, стараясь не нарушить прочную поэтическую основу текста. Так я перевела и подготовила три сборника стихотворений иеромонаха Романа. Надеюсь, что ко мне присоединятся и другие переводчики. В сущности, в этом и состоит смысл перевода: перенести богатство языка, чувств и мыслей в сферу другого языка, чтобы оно стало наследием всего мира или хотя бы той его части, которая питается поэзией.

Но, откровенно говоря, я почти ничего не поняла — поэт, которым я восхищалась, был одновременно монахом и священником Божиим. Он был прежде всего священником — богатство его языка, понимание природы, его повседневная жизнь были следствием молитвенности и особого взгляда на мир с эсхатологической точки зрения. Говорили, что он прозорлив — а он смотрел на мир глазами Священного Писания, оценивал последствия греховной жизни глазами жизни вечной, видел наши раны, нашу падшую, несчастную природу, врачевал нас и выводил на свет Божьей любви. В буквальном смысле. Выводил нас, иногда строго, иногда милостиво, пел, колол дрова, писал и, скрываясь в густом лесу, оставлял нас позади, изумленных, в черничном море, среди красной брусники и желтых лисичек, в тишине леса, среди деревьев, облаков, в суровой северной природе, в тишине, в которой мы могли услышать самих себя, стоя в истине перед Богом и перед ним — свидетелем нашего покаяния. Мне потребовалось два года, чтобы это понять.

«Ничего ты не поняла, — мирно сказал Алексей Михайлович, военный, которого я называю своим братом, в доме которого я остановилась на долгом пути до Белграда, где я написала послесловие для первого сборника стихотворений отца Романа на сербском языке. – Ты и сама видела: ты жила в глуши, в лесу, среди болот, а у тебя было все, как в царском дворце: и пища, и вода, и чистый воздух, все что нужно, потому что через Божьего служителя в этот дикий край снисходила милость Божья».

В скиту Ветрово, где я молилась ранним утром и перед сном, где я исповедовалась и участвовала в Святой литургии, у меня были разные послушания. Я варила суп из грибов и всего, что было под рукой, помогала в саду, читала утренние и вечерние молитвы, готовила чай. Однажды я упала в реку и едва спаслась. Я много плакала, вспоминая о своих грехах. Я писала часами, как никогда раньше, как пишут, вероятно, только получив Божье благословение. Я научилась говорить правду, чистую, настоящую, даже в мелочах. Я слушала ваш прекрасный язык и прослеживала его славянские корни. Ночью, после Святой литургии, которая, по афонскому уставу, начиналась в полночь, мы сидели в трапезной при свете свечей и разговаривали о Евангелии и о нашей жизни на этом свете. Однажды вечером я поняла, что все это и есть Святая Русь, та самая, которую я мечтала узнать, живоносная, пресветлая, чистая. Лучшее, что есть в России. То сокровище, о котором люди тоскуют, теряя его, так же как и я каждый раз тоскую, возвращаясь домой. Святая Русь, со своими паломниками, верующими, страдальцами, со святыми всех времен, вечно в едином дивном стремлении ко Христу, рядом с Которым кажутся ничтожными и война, и мир, изгнания, все что есть на этом свете. Жители Ветрово, и само Ветрово, созданное великим трудом, вызолоченное поэзией, верой и высокими стремлениями иеромонаха Романа, есть часть той высоты Святой Руси, от которой перехватывает дыхание.

Сегодняшние сербы европейского кроя считают, что Небесная Сербия существует только в старых стихотворениях святого владыки Николая (Велимировича) Жичского. Разумеется, это не так. Все, что есть ценного в современной Сербии и в ее истории, берет свое начало от Небесной Сербии, вплоть до сего дня, до этого самого момента, и так будет до скончания мира. Иеромонах Роман посетил Косово в то время, когда колонны сербских беженцев спасались от албанцев, которых поддерживали вооруженные силы НАТО. Россия тогда не могла встать на защиту сербских детей и стариков, но монах из скита в Псковской глуши мог: он побывал в Косово, видел все своими глазами и написал об этом. Он не забыл. Не промолчал. Не сделал вид, что этого нет. Мы, сербы, всегда будем об этом помнить.

Преподобный Иустин (Попович), архимандрит Челийский говорил так: «У сердца есть свои доводы, о которых разум не знает. Сердце человеческое — орел, разум — пресмыкающееся. Сердце обладает невидимым зрением и невидимым слухом: оно чувствует, видит и слышит вечные Божьи истины — миры, недоступные для разума и вместе с тем более чем реальные. Разум, немощное пресмыкающееся, ползает, копошится, ощупывает: сердце летит, пророчествует, бьет крылами, стремясь в горние миры». Иеромонах Роман — это человек с сердцем. Я верю его чистой мысли, навеянной Духом Святым, его сердцу, которое рождает стихи.

Зорица Кубурович
Белград, 20. 11. 2019
Перевела с сербского Ирина Гучкова
Сайт «Ветрово»
26 ноября 2019