Иерей Георгий Селин. Рустии, Русские, Российские, Советские. Часть вторая

Продолжение, часть первая

Какой народ живёт дольше?

По этой ссыл­ке мож­но про­чи­тать бе­се­ду со школь­ни­ка­ми ака­де­ми­ка Анд­рея Ана­толь­е­ви­ча За­лиз­ня­ка (1935-2017), на­зван­но­го в ан­но­та­ции «вы­да­ю­щим­ся рос­сийс­ким линг­вис­том», что жи­во на­пом­ни­ло мне те клас­си­чес­кие вы­ра­же­ния «со­ветс­кий учё­ный», «со­ветс­кий пи­са­тель», «со­ветс­кий линг­вист», на ко­то­рых я вос­пи­ты­вал­ся в со­ветс­кой шко­ле. Бе­се­да ин­те­рес­на вся, но один из вы­во­дов при­влёк моё осо­бое вни­ма­ние, ци­ти­рую: «В действительности существует реальная разница не в том, какой язык существует дольше, какой меньше, — этой разницы нет. А существует разница в долготе жизни названий языков. Поразительная вещь: существенным оказывается не сам язык, огромная махина из тысяч, десятков тысяч слов, грамматики и прочего, а всего лишь один маленький элемент: название этого языка».

По мысли академика, главное в языке не сам язык, но его название, потому что тот или иной язык жив до тех пор, пока живо его название. Стоит поменяться названию языка, и он становится мёртвым, а его жизнь наследует вышедший из него язык, имеющий новое название, хотя и остающийся по сути прежним языком. Как понять это утверждение? Возьмём пример из той же беседы.

А. А. Зализняк: «Например, хорошо известно, что романские языки: французский, итальянский, испанский, румынский — происходят от латыни. (…) Для них для всех сохраняется довольно большое количество письменных памятников, так что можно, начиная примерно с III в. до н. э., и даже немножко раньше, читать подряд тексты вплоть до нашего времени. Сначала это будут латинские тексты, потом позднелатинские, потом, например, раннефранцузские, потом среднефранцузские, потом нынешние французские. Таким образом, получится ровный ряд, где вы увидите непрерывное изменение языка».

Итак, исходя из ровного ряда, в котором можно проследить все превращения латинского языка во французский (или в какой-нибудь другой из романских языков), легко сделать вывод, что не поменяй латинский язык своего названия на французский, то продолжил бы свою жизнь в облике того, что сейчас называется французским языком. Но латинский умер, вернее, отошёл в мiр древних языков, а жить остался французский. Почему? Это другой вопрос, которого я пока не касаюсь, потому что хочу указать на самый принцип рождения и умирания языков, который заключается в смене названия.

Если так обстоит дело с языками, не то же ли самое происходит с народами? Они живы, пока носят свои имена. Меняется имя, и умирает народ, вернее сказать, рождается новое имя этого народа, и выходит так, будто прежний народ умер, хотя в действительности он всего лишь перестал называться своим прежним именем. Иными словами, народ как таковой и все его представители продолжают жить, но, принимая новое имя, они как бы умирают для своего прежнего имени, давая жизнь другому названию.

Заменим в процитированных выше словах академика А. А. Зализняка слово «язык» словом «народ». Это тем более легко сделать, что в русском языке данные слова — синонимы. Итак, заменяем. В действительности существует реальная разница не в том, какой народ существует дольше, какой меньше, — этой разницы нет. А существует разница в долготе жизни названий народов. Поразительная вещь: существенным оказывается не сам народ, огромная махина из десятков тысяч и миллионов людей со своим государственным и общественным устройством, а всего лишь один маленький элемент — название этого народа.

Эти мысли звучат непривычно, но вполне убедительно. Тем более для верующих людей. Учёные могут спорить о живых и мертвых языках, о живых и мертвых народах, но для верующего все — живы, поэтому ему проще принять мысль о том, что народ умирает не тогда, когда его нет среди живых, но когда он меняет своё имя.

Когда вам показывают фотографии 3-летнего ребёнка и 60-летнего мужчины и говорят, что это один и тот же человек, то поверить этому можно лишь в случае безусловного доверия к рассказчику. Неужели этот малыш и этот дедушка — один и тот же человек? Да, это один и тот же. Неужели французский это постаревший латинский? Да, это постаревший до неузнаваемости, но всё же латинский, и сколько бы он ни изменялся, он остаётся латинским, пока не происходит смертоносной перемены — в названии. Сколько раз за свою жизнь изменялся русский язык? Столько же, сколько раз садилось и восходило солнце. Сколько раз изменился я сам? Столько же, сколько прожито мною дней. Русский язык, русский народ и я вместе с ними меняемся ежегодно и ежедневно, но сколько бы раз я не менялся, я буду связан с ними и с самим собой до тех пор, пока не переменю своего имени.

Конечно, перемена народного имени не может произойти без особо важных причин, таких как завоевание или переселение, или, как в случае с романскими языками, распространение латыни и её размежевание на отдельные языки, — этих причин я пока касаться не буду, потому что хочу сказать другое. Народ собирается воедино не общей плотью и кровью, но общей идеей, а великий народ — великой идеей. Об этом подробнее в статье «От варяг бо русию прозвахомся, а преже словени быхом…». А что такое плоть и кровь? Она у всех людей общая — Адамова. От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию (Деян. 17:26). Или по слову пророка Моисея: Егда разделяше Вышний языки, яко разсея сыны Адамовы, постави пределы языков по числу Ангел Божиих (Втор. 32:8)^[1]. Для чего Бог так поступил? Дабы, — продолжает апостол Павел, — они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас (Деян. 17:27).

Выкуренное родословие

Почему так бывает, что люди разных кровей собираются вместе, а родственники часто оказываются чужими друг другу? Потому что подлинно соединяет людей не плоть и кровь, но то общее дело^[2], тот дух, которому они сотрудничают и сослужат.

Что же такое сослужение человека тому или иному духу? Это и есть его вера. Вера это — руководство человека незримым духом, которому он отдает свои ум, душу и тело. И яркое подтверждение тому, что не плоть и кровь разделяют и/или соединяют людей, но ду́хи, то есть ангелы и аггелы^[3], которым они служат, мы находим в книге Бытия, в жизни Иакова и Исава.

Братья-близнецы, сыновья праведного Исаака, внуки праведного Авраама они, если судить по плоти, должны были сообща наследовать землю обетова́нную. Но Исав, которому по праву первородства, принадлежала бо́льшая её часть, лишился Божия благоволения. Ибо, когда они еще не родились и не сделали ничего доброго или худого (дабы изволение Божие в избрании происходило не от дел, но от Призывающего), сказано было ей [Ревекке]: больший будет в порабощении у меньшего, как и написано: Иакова Я возлюбил, а Исава возненавидел. Что же скажем? Неужели неправда у Бога? Никак. Ибо Он говорит Моисею: кого миловать, помилую; кого жалеть, пожалею. Итак помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего (Рим. 9:11-16).

Желающим узнать ответ на причины Божией «несправедливости» к Исаву, советую прочесть восхитительное слово святителя Иоанна Златоуста под названием «О хананеянке (Мф.15:22-28) и о фараоне, и на слова Спасителя: Помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего (Рим. 9:16)». Нас же интересуют не причины, но самый факт разделения родных братьев, и пример того, что не плоть, но идеи, вернее, «направление воль», как говорит Златоуст, разделяет людей. Пример подобного разделения мы находим в недавней нашей истории.

«Вот, Алексеевич, какая она, политика, злая, черт! Гутарь, о чём хошь, а не будешь так кровя портить. А вот начался с Гришкой [Мелеховым] разговор… ить мы с ним — корешки, в школе вместе учились, по девкам бегали, он мне — как брат… а вот начал городить, и до того я озлел, ажник сердце распухло, как арбуз в груде сделалось. Трусится^[4] всё во мне! Кубыть^[5] отнимает он у меня что-то, самое жалкое. Кубыть, грабит он меня! Так под разговор и зарезать можно. В ней, в этой войне, сватов, братов нету. Начертился^[6] — и иди!» — голос Мишки [Кошевого] задрожал непереносимой обидой. — Я на него ни за одну отбитую девку так не серчал, как за эти речи. Вот до чего забрало». (М. А. Шолохов. Тихий Дон. Книга 3, ч. 6, гл. 20.)

Прошу простить мой внезапный переход от высокого Библейского слога к мужицкому просторечью Михаила Кошевого. Однако в истории Гришки и Мишки можно увидеть повторение истории Исава и Иакова. Что было бы, если бы Кошевые и Мелеховы так веру во Христа отстаивали, как они бились за устроение земного счастья? Не социалистический и не капиталистический был бы на земле рай, но Христов! Трагедия русского народа состояла и состоит в том, что он забыл, что помимо земного царства-государства есть Небесное Царство, и что после этой скоротечной земной жизни человека ждёт вечная жизнь. О том, насколько прочно была забыта им главная цель жизни, свидетельствует другой отрывок из романа «Тихий Дон».

«Не было и бумаги на раскурку. В церковной караулке растащили все метрические книги, а когда покурили их, по домам пошло на цигарки всё, включая старые ребячьи учебники и даже стариковские священные книги. Прохор Зыков, довольно часто захаживавший на старое мелеховское подворье, разживался у Михаила бумагой на курение, печально говорил:

— У бабы моей крышка на сундуке была обклеена старыми газетами — содрал и покурил. Новый Завет был, такая святая книжка, — тоже искурил. Старый Завет искурил. Мало этих заветов святые угодники написали… У бабы книжка была поминальная, все сродствие там, живое и мертвое, прописанное, — тоже искурил. Что же, зараз мне надо капустные листья курить али, скажем, лопухи вялить на бумагу? Нет, Михаил, как хочешь, а давай газетку. Я без курева не могу. Я на германском фронте свою пайку хлеба иной раз на восьмушку махорки менял». («Тихий Дон», кн. 4, ч. 8, гл. 5.)

Если привычка к курению такова, что пересиливает тягу к пище, то можно было сделать трубку для курения. Но трубку делать лень. Проще вырвать лист из Библии или же свернуть козью ножку из страницы помянника. Кто есть сей Прохор? Это Исав, пренебрегший первородством. «Писание, показывая, что Исав не по причине голода продал своё первородство, присовокупляет, что после того как ел, восстав оты́ди: и нивочтоже вмени себе Исав первенство (Быт. 25:34). Итак, не от голода продал он первородство своё, но из пренебрежения, как ничего нестоящее отдал за ничто», — говорит преподобный Ефрем Сирин. И шолоховский Прохор не столько по причине курительной страсти (мог бы трубку сделать), сколько по причине полного равнодушия к своему духовно-историческому бытию, искурил сперва слово Божие, а потом семейную поминальную книжку.

Ну, хорошо, Библия тебе непонятна, вернее, только тогда понятна, когда в неё завёрнут табак, но зачем по-скотски поступать с тем, что, как кажется, должно быть дорого и близко? Зачем свою родову, свои корни, «всё прописанное сродствие, живое и мёртвое», скручивать на козью ножку? Эх, Прохор, Прохор…

Чтобы собрать новый народ, вернее сказать, чтобы новое имя овладело народом, нужна новая собирающая идея. Иными словами, новый ангел должен объединить людей, взять их за руки и повести за собой. Какой же ангел увлёк Михаила и Прохора, русских по происхождению? Аггел Советский.

Продолжение следует.

Иерей Георгий Селин
Сайт «Ветрово»
4 сентября 2020