Странное дело — эта двойная реальность, возникшая в нашей стране после начала войны. Одни сражаются, погибают, другие пытаются помочь фронту или оплакивают погибших, третьи живут как жили, не думая о войне, иные и вовсе далече. Казалось, такая реальность присуща только удалённым от линии фронта городам, особенно Москве и Петербургу, но это не так. Даже в Крыму война находится где-то на заднем плане, на фоне которого люди живут привычной жизнью. Фон этот в основном звуковой: рядом с домом, где я жила, находилась военная часть, и часто почти всю ночь оттуда доносился гул, похожий на шум огромного вертолёта. Были дни, когда от моря долетали звуки не только взрывов, но и автоматных очередей, и только гораздо позже узнавала из новостей, что, оказывается, это были учения.
Правда, крымские пляжи теперь не такие, как лет двадцать тому назад. Они вспоминались мне заполненными людьми: повсюду голые тела, и ты едва пробираешься среди них, ища, где ступить, а не то что приткнуться. Сейчас всё иначе. Подобно тому, как опустели столичные улицы во время коронавируса, опустело теперь морское побережье. Все пляжи стали дикими: людей немного, море чисто и прозрачно. На городском пляже висит объявление о том, по каким адресам находятся ближайшие укрытия, и ты представляешь себе, как под вой сирены побежишь, расспрашивая, где общеобразовательная школа на улице такой-то. На загородных пляжах объявлений нет, но здесь рассказывают, на каком спуске к морю недавно упал подбитый дрон.
Люблю дикие пляжи, дикие горы, дикие дороги и, когда могла, бродила по побережью. Однажды долго шла вдоль моря, заглядывая в пропасти, подбадривая себя словами: «Хоть немного ещё постою на краю». И вот, блуждая по горячим камням и высохшим травам, неожиданно оказалась возле каких-то ям, окружённых мешками с песком. Спиной ко мне сидел солдат с автоматом. У него была очень тонкая шея и большая каска, и мне он показался то ли неживым, то ли вообще ненастоящим — мгновенно вспомнилась книга «Повелитель мух», в которой дети боялись мёртвого парашютиста на дереве. Однако солдат оказался живым и обернулся:
— Девушка, сюда нельзя, здесь закрытая зона.
— Простите, с той стороны, откуда я пришла, она открытая!
Рядом стояли ещё два автоматчика, и я предпочла удалиться в колючки.
А буквально на другой день насельник одного пещерного монастыря рассказал, что ночью не спал из-за взрывов. «Сирену уже не включают, — сказал он. — Но за несколько минут до взрыва начинают выть собаки. Чувствуют. Если бы здесь не стояла военная часть, нас бы давно уже в блин раскатали».
Повсюду в горах мемориалы в память о героях Крымской и особенно Великой Отечественной войны. Когда начинаешь представлять себе, какими могут быть бои среди этих скал, бухт, пещер и обрывов, становится страшно. Подвигу таких людей посвящён музейный комплекс «35–я береговая батарея» в Севастополе. Музей потрясающий, а вход в него и экскурсии совершенно бесплатные. Нашим экскурсоводом был строгий мужчина преклонных лет, в котором моя спутница узнала военного. Говорил он сухо и сурово. Экскурсия произвела настолько сильное впечатление, что едва ли с ним могло бы сравниться впечатление от самой хорошей военной повести или художественного фильма: правда всегда сильнее вымысла. Спускаясь вместе с нами в подземные казематы батареи, экскурсовод рассказывал о защите Севастополя в 1941-1942 годах. С третьего раза город был взят, 35-я батарея оставалась последним оплотом его защитников. Высшему командованию удалось эвакуироваться, участь остальных бойцов была иной. Перед пленением один командир (как сказал экскурсовод, «имени его мы не знаем»), обратился к бойцам — и немцы позволили ему произнести эту речь до конца: «Я хочу, чтобы вы знали, что мы свой долг выполнили до конца. Если кто-то из нас останется в живых, пусть расскажет об этом другим». Другой командир (имени его мы не знаем) поднял руки вверх и пошёл навстречу немецкому танку, а приблизившись, подорвал его вместе с собой. Ещё десять человек (их имён мы не знаем) вышли из пещеры к немцам, как бы сдаваясь в плен, а затем по команде каждый из них обхватил по одному врагу и вместе с ним бросился с обрыва.
Слушая рассказ о том, как последние бойцы оставляли Севастополь, в очередной раз убеждаешься в том, что нельзя отчаиваться, до конца нужно надеяться и бороться. Ведь даже мы стараемся вытащить из бочки барахтающегося жучка. Неужели Бог не захочет спасти взывающего к Нему и человек не протянет руку человеку? Несколько моряков прятались в гроте и сколотили из досок простенький плотик, чтобы выйти на нём в море и попытаться добраться до своих. Один из них решил, что это безрассудство, и застрелился. Остальные вышли на плоту в открытое море и были спасены. Не раз люди проводили в море по много дней без еды и воды и оставались живыми. Одного обессилевшего бойца пытались вытащить на борт, бросив ему канат, и он вцепился в него не только руками, но и зубами. Когда его всё-таки вытянули из воды и разжали челюсти, «все зубы остались в канате».
На стенах казематов висит много фотографий героев, защищавших батарею. Есть среди них и девушки. Одна поднималась на поверхность земли по высоченной лестнице с самоваром в руках, чтобы наполнить его водой и напоить раненых, и он моментально пустел, так что приходилось идти наверх снова. Эта девушка выжила и, уже будучи бабушкой, приезжала на батарею, вновь спускалась глубоко вниз и плакала, вспоминая ребят. А другие девушки оказались в немецком концлагере. Там они приютили у себя в бараке детей, которых немцы хотели уничтожить, и отдавали им свои скудные пайки. Слушая эти истории, с ужасом пытаешься примерить их на себя — неизвестно, что ждёт нас в будущем, а люди те же: в одних живёт благородство, которое откроется в решающий момент, в других скотство. Ведь одновременно с рассказами о героях звучали и рассказы о бессмысленных зверствах фашистов.
Накануне нашего отъезда из Крыма мы побывали на вечернем богослужении во Владимирском соборе в Старом Херсонесе. После Службы хотела постоять у древних стен Херсонеса, посмотреть на волны — и вдруг над морем раздались выстрелы и понеслись какие-то красные огни. Ещё пара минут — и послышались самые настоящие взрывы. Решив «постоять на краю» в другой раз, отступила на территорию Нового Херсонеса. А Новый Херсонес — это что-то вроде крымского Петергофа, недавно открытое место культурных гуляний. Здесь пересекаются несколько эпох — дворцы, музеи, световые фонтаны, арена гладиаторов, фигуры Ахматовой, Гоголя и Максимилиана Волошина, а посередине всего этого великолепия — «Храм-парк» в честь Святой Троицы. У него нет ни стен, ни крыши, богослужения совершаются здесь под открытым небом. Не сразу догадаешься, что это Храм, и не поймёшь, когда в нём оказался — кажется, что на аллее просто установили мозаичные иконы и включили фонограмму «Символа веры». Звучит в Новом Херсонесе и праздничная классическая музыка. Она почти заглушила звуки взрывов — их можно было принять самое большее за отдалённые раскаты грома, нарядные люди продолжали позировать у фонтанов, есть мороженое. И показалось, что это кадры из какого-то раннесоветского фильма: высший свет ещё веселится, но звуки выстрелов всё ближе, и вот из дыма и огня красноармейцы выкатывают пулемёт… Вернувшись к себе, стала листать последние новости Севастополя и нашла предупреждение губернатора об угрозе атаки баллистических ракет. А спустя некоторое время прочитала о том, что на рейде возле одной из бухт допоздна будут проводиться учения… Так и не знаю, свидетелями чего мы стали — реальных боевых действий или учений, но поняла, что взрывы в любом случае очень близко. Чтобы осознать это, достаточно просто выйти из «зоны комфорта», где уши не слышат ничего, кроме музыки, а глаза видят одни архитектурные красо́ты.
В Севастополь мы приехали по приглашению Благотворительного фонда «Путь апостола Андрея», чтобы провести там литературно-музыкальный вечер «Поэзия иеромонаха Романа». С этого и начались наши дни в Крыму. И, хотя на этом вечере мне нужно было рассказывать о новых книгах отца Романа, я прочитала и стихотворение из более старого сборника — «Быль». Заканчивается стихотворение такими словами:
Мы те же, те же, вряд ли изменились.
Подходит время, видно по всему:
Уже стреляют — все опять закрылись.
Откроем ли спасенью своему?
И, честное слово, я не знаю, как ещё можно завершить этот рассказ о поездке в Крым.
Ольга Надпорожская
Сайт «Ветрово»
8 сентября 2024
Ольга Сергеевна, спасибо! Как всегда великолепная проза и оригинальный угол зрения на события современности. Захватывающее чтение. С благополучным возвращением! Храни Вас Бог!
Присоединяюсь к отзыву Веры Николаевны. Прочитала на одном дыхании, спаси Господи.
Выходит лев из своей чащи, и выступает истребитель народов: он выходит из своего места, чтобы землю твою сделать пустынею; города твои будут разорены, останутся без жителей. Посему препояшьтесь вретищем, плачьте и рыдайте, ибо ярость гнева Господня не отвратится от нас (Иер.4:7-8).
Смой злое с сердца твоего, Иерусалим, чтобы спастись тебе: доколе будут гнездиться в тебе злочестивые мысли (Иер.4:14)
От шума всадников и стрелков разбегутся все города: они уйдут в густые леса и влезут на скалы; все города будут оставлены, и не будет в них ни одного жителя. А ты, опустошенная, что станешь делать? Хотя ты одеваешься в пурпур, хотя украшаешь себя золотыми нарядами, обрисовываешь глаза твои красками, но напрасно украшаешь себя: презрели тебя любовники, они ищут души твоей. Ибо Я слышу голос как бы женщины в родах, стон как бы рождающей в первый раз, голос дочери Сиона; она стонет, простирая руки свои: «о, горе мне! душа моя изнывает пред убийцами». Походи́те по улицам Иерусалима, и посмотри́те, и разведайте, и поищите на площадях его, не найдете ли человека, нет ли соблюдающего правду, ищущего истины? Я пощадил бы Иерусалим. Хотя и говорят они: «жив Господь!», но клянутся ложно. О, Господи! очи Твои не к истине ли обращены? Ты поражаешь их, а они не чувствуют боли; Ты истребляешь их, а они не хотят принять вразумления; лица свои сделали они крепче камня, не хотят обратиться. И сказал я сам в себе: это, может быть, бедняки; они глупы, потому что не знают пути Господня, закона Бога своего; пойду я к знатным и поговорю с ними, ибо они знают путь Господень, закон Бога своего. Но и они все сокрушили ярмо, расторгли узы. За то поразит их лев из леса, волк пустынный опустошит их, барс будет подстерегать у городов их: кто выйдет из них, будет растерзан; ибо умножились преступления их, усилились отступничества их. Как же Мне простить тебя за это? Сыновья твои оставили Меня и клянутся теми, которые не боги. Я насыщал их, а они прелюбодействовали и толпами ходили в домы блудниц. Это откормленные кони: каждый из них ржет на жену другого. Неужели Я не накажу за это? говорит Господь; и не отмстит ли душа Моя такому народу, как этот (Иер.4:29-31,5:1-9)
https://azbyka.ru/biblia/?Jer.4
Спаси Господи, интересно.
Тоже присоединяйтесь к бабушке Вере. Концовка,что надо.
Александр СПБ, на меня тоже произвело сильнейшее впечатление завершение статьи… и приведённое четверостишие и фотография…
Может ни я один такой, кто прочитав строки из стихотворения «Быль» о. Романа не прочитал сразу его полностью, а оно того стоит:
В ту зиму полицаи лютовали.
Вестимо дело: зверю кровь — пустяк.
Детишек партизанских постреляли
И закидали снегом кое-как.
Под вечер – стук. Я стала на пороге
И чуть не повалилась, отворив:
Сестричка, братик, в нижнем, босоноги,
Ей пять годков, а он тянул на три.
Пробиты плечики. Видать, очнулись,
Из-под сугроба выползли, и вот –
Куда податься? Все уже замкнулись.
Так и добрались до моих ворот.
Я глянула – кровавая дорожка
Тянулася за ними до крыльца.
Сказала старшенькой – пустила б, крошка,
Да рядом окаянный полицай!
Подите, постучитесь… Я не знаю,
Куда угодно, только не сюда…
(Кровавую дорожку удлиняя,
Они пошли не ведая куда.)
Что было дальше? Горемычных взяли.
Знать, указали, — разный был народ.
Их повели и снова расстреляли.
Ты знаешь это место у болот.
Да, всяко было. А ещё однажды…
Но говорок рассказчицы затих:
Два Ангела, расстрелянные дважды,
Нечаянно коснулись глаз моих.
Потёр глаза, склонился головою
И окунулся в тот вечерний час:
Кровавый след. Идут по снегу двое,
За нас идут! Вы слышите? За нас!
Ты выжила, но счастье небольшое —
С такою ношей доживать свой срок.
Два Ангела явились за душою,
А ты им указала на порог!
Да что же мы! Да как же это, братцы?
Ужели не перевернулся мiр?
Имеем ли мы право называться
Людьми?!
Мы те же, те же, вряд ли изменились.
Подходит время, видно по всему.
Уже стреляют – все опять закрылись.
Откроем ли спасенью своему?
Иеромонах Роман
21-22 апреля 2001
Скит Ветрово
Спасибо, Ольга Сергеевна! Явно все представила. Грустно…
Родина моего папы… многочисленные родственники… часть моего детства… На провокационный вопрос: «Чей Крым?» — Отвечаю:»Мой! И Украина, где родилась и Россия, где родились дети — тоже мои!»
«Мы те же, те же, вряд ли изменились.»
Благодарю Вас, Ольга. Читаю и «мороз по коже», и «тревожная изморозь в душе». Спасибо за впечатления. Как всегда, глубокие и откровенные. Спасибо Вам за Ваше служение ради нашего прозрения.
Это жизнь. И мы тоже, ни какие не другие , и время не другое, и мы Все Теже.
Когда то я открыла газету » Правда» 1942 года, и сказать , что я была поражена, это значит ничего не сказать,
Я очень долго не могла успокоиться.
Одна полоса о ходе войны, другая полоса о уборке урожая, третья о концертах и представлениях.
Там война, а здесь жизнь своим чередом.
Там война, а здесь любовь.
Это просто ЖИЗНЬ.
Это просто жизнь.
Простите, Татьяна, не совсем согласна с Вами. Это не просто жизнь, а подлая жизнь, когда воины наши и мирные жители теперь уже и не только на приграничных территориях ( но на приграничных в гораздо большей степени) горе хлебают и смерть полными чашами, а далеко от фронта развлекательные шоу и концерты, и дни городов и др.И идеология одна: Делай деньги. Мы и так разобщены ( некоторые даже считают, что разобщённость становится нашей национальной чертой), а это ещё больше разобщает, когда одни бьются на смерть, а другие веселятся. У отца Романа в стихотворении Горе-война есть образ России распинаемой, так оно и есть.
Мой дед не был во время ВОВ на фронте, а вместе с заводом авиационных двигателей был эвакуирован из Москвы в тогда ещё Куйбышев, и там в поле строили стены, устанавливали станки и собирали двигатели для самолётов в три смены вместе с уголовниками и подростками, рабочих рук не хватало, и дед говорил другой задачи у нас не было, только страну отстоять.
Есть люди, помогающие воинам, это те, кто сам прошел Афганистан и Чечню, они знают как это страшно и больно. Ещё знаю женщин из Храма, собирающих с пенсии деньги, покупающих ткань и шьющих белье для воинов. В благодарность получили фотографию: в этом белье воины выстроились в ряд и сфотографировались. Конечно, много людей переживают за страну, помогают, в основном это люди старшего и среднего поколения, но много и тех, кто занят своими делами и беспечно говорит: Посмотрим, что будет дальше, не чувствуют края обрыва. Как в Евангелии: ели, пили, женились, выходили замуж, а потом потоп.
И ещё потеряно чувство реальности и воли мало, ни силы, ни воли.
Наши Батюшки призывают нас фронту помогать, кто чем может, и считать эту помощь не благотворительностью, а вкладом в выживание России, а значит и в собственное выживание ,и крепко молиться, может тогда Господь помилует Россию, когда-то бывшую Святой Русью, по молитвам Святых наших и за богобоязненность, боголюбие и мужество предков наших и ради ныне живущих, отдающих жизнь свою и сердце только Богу.
Простите ещё раз , Татьяна, за эмоции бесполезные, слишком больная тема.
Татьяна (Архангельск)
«Там война, а здесь жизнь своим чередом.
Там война, а здесь любовь.
Это просто ЖИЗНЬ.
Это просто жизнь .»
Нет, Татьяна, Вы глубоко ошибаетесь, это не жизнь — то, что происходит — это раз’общение нашего народа на две ОЧЕНЬ неравные части. Раз уж Вы вспомнили о ВОВ, то тогда это тоже было: одни воевали, а другие — жировали… но вторых было значительно, ОЧЕНЬ ЗНАЧИТЕЛЬНО меньше… а сейчас просто изменились масштабы: теперь, наоборот, — тех, кто воюет, тех, кому совесть не даёт прятаться от чужой боли — тех стало меньше, ОЧЕНЬ ЗНАЧИТЕЛЬНО меньше… Надежда правильно сказала:»Это не просто жизнь, а это подлая жизнь»… когда тебя не касается чужая боль… Так что от подобного раз’общения ничего хорошего ждать не приходится… а с этим «ничего хорошим» всем нам придется столкнуться… Мы в «пандемию» в магазинах наблюдали омерзительные реакции этого большинства… и это тоже была жизнь… Просто жизнь — выживать любой ценой… Простите, тоже не удержалась от эмоций! Это относится не лично к Вам, Татьяна, а к словам, сказанными Вами.
Здравствуйте,
Оценок, определений, суждений не ставила.
Это не моя привелегия. Не имею права судить даже себя.
Кто чего достиг, тот так и живи.
Стараюсь.
С любовью и уважением Татьяна
Спасибо Вам , Татьяна, за пояснение. Переживала, что обидела Вас, не хотела бы этого. Будем вместе с радостью и духовной пользой читать стихи отца Романа и другое, что публикуется на сайте Ветрово, и стараться понимать друг друга.