Монахиня Евфимия (Аксаментова). Стиль речи как образ души

О «наставлениях» отца Кирилла (Павлова)

Так уж по­лу­чи­лось, что в книж­ке «Жизнь как чу­до» моя не­боль­шая за­мет­ка об от­це Ки­рил­ле ока­за­лась в со­сед­стве с так на­зы­ва­е­мы­ми «На­став­ле­ни­я­ми» — не­кой стран­но­ва­той под­бор­кой из со­всем крат­ких и чуть бо­лее про­стран­ных «выска­зы­ва­ний стар­ца». Ка­выч­ки сто­ят по­то­му, что те­перь у ме­ня нет уве­рен­но­сти во­об­ще ни в чем, хо­тя про­стран­ные из­ре­че­ния впол­не мож­но бы­ло по­ста­вить в ряд обыч­ных, «клас­си­че­ских» на­став­ле­ний, ко­то­рые, по боль­шо­му сче­ту, мо­гут ока­зать­ся в устах лю­бо­го ду­хов­ни­ка… А вот ха­рак­тер крат­ких из­ре­че­ний при­вел ме­ня в пе­чаль­ное не­до­у­ме­ние. Но, ес­ли со­всем чест­но — я на­столько рас­стро­и­лась, что уже по­сле двух-трех по­сло­виц-по­го­во­рок ти­па «Гор­дый, как позд­ний ужин — ни­ко­му не ну­жен» за­бро­си­ла эту книж­ку и так ни­ко­му ни од­ной кни­ги о ба­тюш­ке и не по­да­ри­ла…

Позже я, что называется, попыталась «прийти в себя», «образумиться», откинуть прочь свои горделивые критические «мнения» и поразмышлять о том, что, быть может, я попросту многого и не знаю!.. Людей к дверям батюшкиной кельи приходило великое множество — мало ли кому что и как говорил старец! Да и не принято в церковной среде без доверия и сочувственного приятия относиться к печатному слову… Однако годы потихоньку шли, а пресловутые «поговорки» никуда не исчезали — множились как грибы после обильных проливных дождей, «прорастая» то в одном, то в другом церковном издании. И я заметила одну банальную вещь — такой тип наставлений попросту очень удобен для примитивного околоцерковного сознания, не приученного ни к духовному труду, ни к нравственной работе, ни к элементарному интеллектуальному анализу того, что требует этого анализа. Подобные «афоризмы», что называется, «легко заходят», делают свою нехитрую работу и … так же легко исчезают — как рябь на воде после удачно брошенного камушка. Что еще нужно «толпе», кстати, уже вполне привыкшей к подобному типу лубочных «изречений великих старцев»?! Кратковременный «положительный» эффект посредственного текста, не содержащий в себе, собственно, ничего плохого и предосудительного, равно как и никакой стоящей глубины. Звучит резко, согласна.

А теперь представьте, насколько же резко и грубо звучит эта псевдоречь архимандрита Кирилла в ушах и в сердцах тех, кто действительно многие годы общался с ним, слышал звук его кроткого голоса, воспринимал всем сердцем его мудрую и рассудительную речь… Наше поколение — поколение видевших и знавших батюшку лично — уже уходит, постепенно растворяясь во множестве нового церковного люда, в наследство которому, не приведи Господь, могут достаться лишь недоброкачественные книги. Мы уже сегодня листаем такие страницы и содрогаемся…

Переживание митрополита Лонгина в связи с появлением сомнительных «цитат», произнесенных якобы батюшкой, мне совершенно понятно. И эти переживания справедливы уже в силу того, что владыка, помимо того, что лично общался со старцем, имеет филологическое образование. А ничто с такою силою, как сам язык, как стилистика речи, не обнаруживает грубую фальшь этой подделки. Уж поверьте — филолог это почувствует. Та глубина сердечная, которая открывалась нам в отце Кирилле — высвечивалась и совершенно конкретной манерой говорить, вести беседу с человеком — вдумчиво, неспешно, любовно, уважительно. Речевой лубок эдакого народного мудреца-простеца, направо и налево рассыпающего поговорки — стиль кого-то другого, не батюшки….

Впрочем, есть на моей памяти одна показательная история, которую вполне можно рассматривать как стоящую у истоков сегодняшней профанации духовного наследия отца Кирилла…

Батюшка был уже несколько лет как парализован. Не стану называть имен, но через близкую батюшке священническую семью ко мне обратилась руководитель одного из известных московских театральных коллективов. Уже не один год через малознакомых людей она и многие из ее коллектива… вели переписку с тяжелобольным батюшкой (!!!) Старец, собственно, «сам изъявил желание покровительствовать ее театру», и две женщины из Рязанской, кажется, глубинки привозили в труппу его «наставления», естественно, пользуясь при этом предоставленной им бесплатной возможностью посещать спектакли и премьеры. Артистам льстило исключительное внимание к собственным персонам выдающегося духовника, они с радостью передавали с посыльными свои исповедальные записки, а уж рязанские «богомолки», соответственно, переправляли эти послания некоему таинственному «келейнику» Александру, который имел чудесную возможность, минуя «свирепых келейниц» в Переделкино, приходить к «отцу Кириллу», читать ему и «записывать ответы старца»… Сейчас уже не помню, какая причина заставила эту театральную даму усомниться в реальности происходящего с ними всеми «духовного руководства», и она решилась побывать в Переделкино и увидеть и батюшку, и нас всех самолично… Каков же был ее шок и потрясение, когда она убедилась в том, что ее просто несколько лет «водили за нос»… И это в век интернета, когда можно было хоть что-то проверить, навести хоть какие-то справки и скинуть с себя это гнусное пленение!.. Однако в глубине души она, как было заметно, ощущала не стыд, а лишь сожаление, что мираж развеялся, что ровным счетом ничего не оказалось правдой… И, признаюсь честно, сострадания у меня эти обманутые собственным тщеславием люди не вызвали — мне позволили бегло прочесть выдержки из «писем батюшки», и это, скажу вам, было более чем отвратительно. Я читала убогие, пошлые, слащавые опусы деревенской знахарки, приправленные, кстати, еще и разного сорта пословицами и прибаутками — и все это культурная, интеллигентная московская богема могла принять за духовное наследие архимандрита Кирилла! До сих пор, вспоминая свое знакомство с той бессовестной подделкой, я испытываю обжигающий сердце стыд перед моим незабвенным духовником и боль… Боль за людей, которые никогда не открывали ни Евангелие, ни святых отцов — хотя бы даже ради «общего развития». Если бы открывали — несомненно почувствовали бы гнилостный «аромат» профанации…

Краткие изречения, которые публикуются сегодня, конечно, не столь отталкивающи… Но это по-прежнему не делает их высказываниями отца Кирилла.

За 24 года жизни в Переделкино я слышала от батюшки (и не только я) лишь два полюбившихся ему высказывания преподобного Амвросия Оптинского, которые батюшка с радостью цитировал, желая поддержать наш унылый дух: «Там, где просто, там ангелов со ста» и «Жить — не тужить, никого не обижать, никому не досаждать, быть тише воды, ниже травы, и всем — мое почтение»… Вообще же старец с упоением по памяти цитировал огромные отрывки из посланий Апостолов — духовная сила и глубина этих новозаветных текстов поражала слушателя снова и снова, сообщала жизнь и радость обремененной страстями и грехами душе…

Открывается батюшка и в своих проповедях — но это душевный труд, и внимательное изучение проповеди требует, конечно, большего количества времени, чем беглое скольжение глазами по кратеньким высказываниям, которые удобно размещать под картинками календарей, украшающих кухонное царство хлопотливых домохозяек.

Оживает образ незабвенного батюшки и при прочтении небольших воспоминаний лаврских монахов — вот уж кто доподлинно знал меру духовного подвига своего братского духовника, меру его смирения и внутреннего благородства. Именно монахи оказались способны уловить главное, стержневое в этом подвижнике нашего времени. Оно и справедливо — отец Кирилл был прежде всего «классическим» иноком общежительного монастыря.

Помню, как незадолго до инсульта батюшка практически часами сидел на своем диванчике в Переделкино, склонившись над Евангелием и подолгу размышляя над той или иной строчкой или притчей… И как-то окликнул меня — он весь словно лучился от счастья и умиления: «Вот послушай скорее, послушай как кротко, деликатно, как милостиво ведет Себя Господь!». И дальше последовал крошечный отрывок из Евангелия от Луки, в котором Господь, попав в дом к Симону, обратился к нему: «Симоне, я имею нечто сказать тебе»… Батюшка прочел это с невероятной нежностью, словно видел перед собою живой прекрасный образ своего кроткого Спасителя, и заплакал…

Я думаю и сам отец Кирилл — образ его в нашей благодарной памяти — заслуживает такого же деликатного, умного и достойного слова.

Монахиня Евфимия (Аксаментова)
Православие.ru