Ольга Чернова. О собаках: их яркой индивидуальности, чувствах, поступках и характере

Фрагменты из книги «Душа живая твари бессловесной»

Р. Амундсен: «Трудно найти животное, в большей степени умеющее выражать свои чувства, чем собака. Радость, грусть, благодарность и даже угрызение совести — все это можно прочесть в ее глазах. Загляните в собачьи глаза! Вы увидите в них то же, что в человеческих. В сущности, у собак определенно есть то, что мы называем душой».

* * *

Во вре­мя пу­те­ше­ствия к Се­вер­но­му по­лю­су по­ляр­ный ис­сле­до­ва­тель Ге­ор­гий Се­дов за­бо­лел цин­гой и 20 фев­ра­ля 1914 го­да умер. Мат­ро­сы сло­жи­ли пи­ра­ми­ду из кам­ней над его мо­ги­лой, из лыж сде­ла­ли крест, про­пе­ли «Веч­ную па­мять». Они уже со­бра­лись уй­ти, ко­гда к мо­ги­ле при­мчал­ся пес Фрам, с бол­та­ю­щи­ми­ся на шее пе­ре­гры­зен­ны­ми рем­ня­ми упряж­ки, под­нял к не­бу мор­ду и про­тяж­но, со вздо­ха­ми и всхли­па­ми, за­выл. Мат­ро­сы дол­го зва­ли его с со­бой. Он мог бы до­гнать их, но вме­сто это­го лег на сты­лые кам­ни и боль­ше не ше­ве­лил­ся…

* * *

Стран­ни­ца Да­рьюш­ка (в ино­че­стве Ис­и­до­ра, +1854) при­шла в Ки­ев вме­сте с ма­лень­кой пле­мян­ни­цей На­стей. Что­бы по­жить ря­дом со свя­ты­ня­ми Ки­е­во-Пе­чер­ской лав­ры, они за кров и пи­щу ра­бо­та­ли у бо­га­той ба­ры­ни, ко­то­рая ско­ро ста­ла их плет­кой сте­гать и го­ло­дом мо­рить, а но­чью из до­му вы­го­нять: «Спи с со­ба­ка­ми». «А ноч­ки при­шли хо­лод­ные, оде­жон­ка ху­дая — за­мер­зай се­бе. Да спа­си­бо жа­лост­ли­вым со­ба­кам: ля­жешь, бы­ва­ло, са­ма так и дро­жишь, а со­ба­ки-то уг­ре­ют, что жар­ко ста­нет, и еще уста­лые ру­чень­ки и но­жень­ки по­ли­жут, Спа­си, Ты, Гос­по­ди, и со­ба­чек-то жа­лост­ли­вых!».

Когда уходили странницы от злой хозяйки, Дарьюшка «в последний раз накормила собак из рук и кажинной-то на шею припала: “Голубчики вы мои! Тепло вы мое некупленное, жалостливые твари Божии! А оне-то тихо завыли, словно оплакивали, и долго таково провожали. Я еще раз припала к ним и взмолилась: “Родимые мои, идите к Трофимовне, ведь она кормилица ваша, а у нас иной раз и хлебушка нет!” Тут оне и послушались, и пошли домой…».

Дарьюшку так переполняла любовь ко всему Божьему миру, что всем, кто ее слушал «невольно как-то хотелось помочь меньшим братьям».

* * *

Из книги В. Вересаева «Друзья в масках»:

«… В Тбилиси, зимою 1943 года, перед «хлебной точкой» стояли ящики с привезенным хлебом. Возчики вносили их в магазин. А у стены стоял ужасающе худой пес – все кости можно было видеть целиком… Казалось, он издохнет от голода не дольше, как через час-два. Пес грустно стоял и смотрел на хлеб в открытых ящиках. Но в глазах его было написано: Н е л ь з я!

Возчики уходили, можно было без большого риска схватить хлеб и скрыться. Но тут был не страх перед наказанием, перед побоями. Что все побои перед голодом!.. Тут у пса был не страх перед наказанием, было что-то более сильное и властное, чем даже голод, что-то совершенно непонятное дикому зверю и воспитанное в собаке человеком — чувство долга: Н е л ь з я!»

«В Ялту приехала девушка, больная туберкулезом. Простудилась. Полторы недели лежала, не вставая, совсем одинокая. Вошла к ней проведать ее хозяйка. Когда она уходила, в дверь проскользнула хозяйская собака — больная часто ее кормила. Кинулась к больной, положила ей морду на грудь. Девушка прижала ее голову, ласкала и горько плакала. Собака внимательно поглядела на нее и убежала. Через минуту появилась с плюшкой в зубах и положила девушке на грудь — стащила у хозяев.

Собака была самка, но детей у нее не было. Она отыскивала беспризорных щенят и котят и носила им еду».

* * *

В дивном городке Старая Ладога группа экскурсантов ушла перекусить в небольшое кафе, а к их автобусу подошла парочка собак: обе маленькие, беспородные, одна гладкошерстная, другая – лохматая, хромая. Эту было особенно жалко: она передвигалась с трудом, но старалась не отставать от первой. Они жалобно глядели, давая понять, что будут рады корочке хлеба. Люди посмотрели-посмотрели да и потянулись в магазин. Выходили с сардельками, сосисками, колбасой, которые псы мгновенно уничтожали. Их жалели еще больше: надо же, как наголодались, бедолаги. Идиллия продолжалась до появления дамы с пустыми руками и странным выражением лица.

Она вошла в автобус и сухо пояснила: «Нас провели, как детей. Эти собаки живут здесь, при кафе. Хозяин их кормит от пуза. Они насмерть обороняют от посторонней собачьей братии свои владения. За двадцать минут до нас они устроили такой же спектакль для французских туристов. Они устраивают его для всех клиентов кафе. Продавщицы удивляются, куда в них столько лезет…»

Выслушали ее в полном молчании. Молча расселились по местам. Поехали. На прощанье оглянулись на двух мошенников – оба весело прыгали, уже забыв думать о недавних кормильцах.

Самое удивительное, что это придумали собаки, которым не на что жаловаться.

* * *

Ве­те­ри­нар и пи­са­тель Джеймс Хэр­ри­от на се­бе ис­пы­тал, что та­кое лич­ный враг в ли­це (или, пра­виль­ней, мор­да­хе?) зло­па­мят­но­го фокс­те­рье­ра. Фокс Тим­ми съел при­го­тов­лен­ную для крыс ка­шу, в ко­то­рой бы­ла отра­ва. Де­ло шло на ми­ну­ты, ни­ка­ко­го про­ти­во­ядия под ру­кой не бы­ло, и док­тор Хэр­ри­от влил ему в пасть лож­ку гор­чи­цы:

«Тим­ми толь­ко успел бро­сить на ме­ня не­го­ду­ю­щий взгляд, по­перх­нул­ся, за­тру­сил в ти­хий уго­лок и там че­рез не­сколь­ко се­кунд очи­стил­ся от не­пра­вед­но съе­ден­но­го обе­да… Он каш­лял, фыр­кал, ца­ра­пал ла­пой рот, но ни­как не мог из­ба­вить­ся от про­тив­но­го вку­са. И с каж­дой се­кун­дой ста­но­ви­лось оче­вид­нее, что при­чи­ну не­при­ят­но­стей он ви­дит во мне. Ко­гда я вы­хо­дил, он ис­пе­пе­лил ме­ня взгля­дом, яс­нее вся­ких слов го­во­рив­шим: „Сви­нья ты, вот ты кто!“

Несколько дней спустя я задумчиво шел по улице, как вдруг из Гимберова двора вылетело белое ядро, ткнуло меня за лодыжку и исчезло столь же беззвучно, как и появилось…

Я засмеялся. Вспомнил, только подумать! Но это повторилось и на другой день, и на третий; сомневаться не приходилось: фоксик специально поджидал меня в засаде. По-настоящему он ни разу меня не укусил – но ему явно было приятно видеть, как я подпрыгиваю, когда он цапает меня за икру или за отворот брюк…

Честно говоря, к Тимми у меня претензий не было. Взгляните на дело с его точки зрения. Он тихо сидит, переваривает непривычный обед и вдруг какой-то неизвестный бесцеремонно его хватает, куда-то тащит и льет в него горчицу. Возмутительная вольность, и оставлять ее безнаказанной он не собирался. Меня же радовала эта вендетта, которую объявил мне бойкий песик, лишь благодаря мне избежавший смерти…

А потому, я благодушно терпел эти нападения, хотя – если вовремя вспоминал – старался загодя перейти на другую сторону улицы. И оттуда нередко видел белого песика, затаившегося в ожидании минуты, когда ему вновь представится случай свести со мной счеты за зверское над ним издевательство! Тимми, как я убедился, принадлежал к тем, кто не прощает…»

* * *

Матушка Евфросиния отбывала 20-летний срок в Соловецком концлагере. Один охранник (имя его Господь ведает) предложил матушке передавать еду умиравшим от голода заключенным с помощью своей овчарки по кличке Султан. Он вешал Султану на шею котелок с едой, говорил: «Неси своей», — и пес отправлялся к матушке. При этом умник ясно понимал суть своей миссии и то, что нельзя привлекать к себе внимание охранников, уже заподозривших, что с этим псом что-то «неладно»…

Поэтому, пес то полз, то прятался за деревьями и кустами, зимой таился в сугробах. Матушка встречала его и, раздав еду заключенным, возвращала котелок псу, который точно так же, ползком, с теми же маневрами, уносил его к хозяину.

Чтобы по достоинству оценить Султана и его хозяина, надо вспомнить, чему обычно учили овчарок в концлагерях. (Из книги А. Трофимова и З. Свириденковой «Схимонахиня Нила».)

* * *

В Великую Отечественную войну семья на оккупированной территории попала в концлагерь. Их сеттера Сильву забрали фашисты. Собака сумела сбежать и каким-то немыслимым, ей одной известным способом, отыскала концлагерь. Худющая, как скелет, по ночам (днем застрелит охрана!) пролезала под колючей проволокой, чтобы отдать людям то косточку с остатками мяса, то сырую морковку. Еда, которую приносила Сильва, спасла от голодной смерти ребенка.

* * *

Из современного житья-бытья монастырской собаки.

Бездомный пес Белый прижился в украинском мужском монастыре. Услышав звуки монастырского била (колоколов в обители нет), он бежит к звоннице и, подняв острую мордочку к небесам, возносит свою, собачью, хвалу Господу, стараясь попасть в унисон. Насельники монастыря, улыбаясь, говорят: «Всякое дыхание да хвалит Господа».

Белый был очень злобным и агрессивным до тех пор, пока некто, столь же злобный и агрессивный, не рубанул его топором. Братия его вы́ходила, вылечила, и Белый стал совсем другим. Он дружелюбен, преданно охраняет монастырь, постится вместе с братией и выучился петь.

Ольга Чернова
Сайт «Ветрово»