Продолжение, части первая, вторая, третья, четвёртая, пятая
Часть шестая
Архиеп. Никанор: Увы! Наш поэт всякую нечистую свою мысль выражал вслух всего света. Всякое нечистое чувство выражал вслух всего света. Увы! Даже нечистые дела изображал перед лицом всего света. И наш свет всему этому начал рукоплескать! Это постыдно в глазах всего мipa; но в глазах нашего, увы! русского, увы! православного мipa нет, не постыдно, это красиво, это даже, по мнению некоторых, – страшно сказать, – высоко-нравственно, понеже природе верно.
Увы, владыка ошибается, называя мiр, рукоплескавший постыдному и нечистому, русским и православным. Русский и православный мiр не стал бы этого делать. А если делает, значит, он нерусский и неправославный. В предыдущей части статьи мы пытались выяснить, откуда взялся этот мiр и как стал называться русским, не будучи таковым. Однако вы чувствуете, читатель, охватившее владыку вдохновение? Слышите, как свободна и убедительна стала его речь, когда он отошёл от конструкции «блудный сын Пушкин возвращается к отцу»?
Владыка осуждает мысли, слова, дела поэта? Да, осуждает. Но как это можно? Ведь сказано же: Не судите, да не судимы будете (Мф. 7:1). Но владыка не может не судить. Нет, речь не о том, что он как иерарх, как представитель церковного руководства должен дать оценку словам и делам члена церкви. Это само собой разумеется. Речь о том, что и не облечённый церковной властью Никанор Бровкович обязан это сделать просто как читатель. Почему? Потому что Пушкин не только дал право, но обязал каждого, кто хоть что-то читал из его сочинений, дать оценку его словам, поскольку сказал их — «вслух всего света и перед лицом всего света».
Не судите грехи частные, не касайтесь дел сердечных, потому что суд этот принадлежит исключительно Богу[1], но дела общественные и слова публичные должны получить всенародную оценку, потому что без такой оценки народа как такового нет, есть просто толпа. Более того, если эта оценка неверна, если злодеи названы героями, а герои злодеями, то ошибившемуся в своём суде народу, рано или поздно — кирдык.
В связи с темами кирдыка и народной оценки своих вождей позвольте ненадолго переключиться на другого «великого» «русского» классика Льва Николаевича Толстого. Церковная оценка его трудов известна. Цитирую определение Святейшего Синода от 1901 года: «Бывшие же к его [Толстого] вразумлению попытки не увенчались успехом. Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею».
Так вот, в 2010 году вокруг имени изгнанного 109 лет назад из Церкви кощунника разыгралась небольшая история, вернее сказать, была разыграна договорная партия. «В канун 100-летия со дня смерти Льва Толстого (оно отмечается 20 ноября) президент Российского книжного союза Сергей Степашин обратился к Патриарху Кириллу с письмом, в котором, в частности, говорится: «Принимая во внимание… невозможность для Русской Православной Церкви пересмотреть решение об отлучении Льва Толстого от Церкви, просил бы Вас, Ваше Святейшество, проявить сегодня к этому сомневающемуся человеку то сострадание, на которое способна именно Церковь… Разъяснение позиции Церкви в этом вопросе… было бы сегодня правильно восприняты православным сообществом и обществом в целом».
Сергей Вадимович Степашин. Его особо ценил Ельцин Б. Н.
«— Сергей Вадимович, как вы восприняли отказ Русской православной церкви простить Льва Толстого?
— Нормально. По-другому они и не могли поступить».
О чём говорят товарищи в статье под названием «Церковь отказалась простить Льва Толстого»? С. В. Степашин не просил патриарха о прощении Толстого, и вопрос журналиста или глуп, или намеренно неточен. Удивляет ответ Степашина. Вместо того, чтобы поправить журналиста и объяснить, что он не просил простить Толстого, потому что это невозможно, о чём сам написал в обращении, а просил только о сострадании к нему, Сергей Вадимович говорит: это нормально [что церковь не простила], «по-другому они и не могли поступить». Каково? На мой взгляд, это прямо по Евангелию. Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив ее посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его (Ин. 8: 3-6).
Далее Степашин говорит: «Потому что, если бы, скажем так, гипотетически Лев Николаевич дошел до Оптиной Пустыни, куда он собирался, и не то чтобы покаялся, а сказал бы, что он является человеком божьим, — то решение было бы другое. Потому что церковь прощает такие вещи».
Г.С.: Что значит гипотетически? Толстой неоднократно доходил до Оптиной физически. Или Степашин говорит о предсмертных метаниях Толстого? И что значит: «сказал бы, что он является человеком божьим»? Юродивым, что ли, прикинулся? Сказался бы Толстой юродивым, и церковь простила бы его? Так? Степашин предлагает нечестную игру теперь уже Толстому?
Степашин: «Но я, как президент Российского книжного союза и как почитатель таланта Льва Толстого, вполне удовлетворен тем, что наша церковь сегодня высказала к нему свое отношение и оценила его как выдающегося русского (выделено мною. — Г.С.) писателя, человека, который много сделал для развития литературы, культуры России».
Г.С.: И в этих своих словах Сергей Вадимович допустил передержку, потому что, отвечая на его письмо, тогда ещё архимандрит, а ныне митрополит Тихон (Шевкунов) писал: «Более того, деятельность Л. Н. Толстого в последние десятилетия его жизни, к сожалению, была поистине разрушительна для России, которую он любил. Она принесла несчастье народу, которому он так хотел служить. Недаром вождь большевиков чрезвычайно ценил именно это направление деятельности Л. Н. Толстого и называл писателя «зеркалом русской революции»».
http://www.pravoslavie.ru/press/42885.htm
Сравните эти слова архимандрита Тихона со словами С. В. Степашина: «… наша церковь сегодня высказала к нему отношение и оценила его как выдающегося русского писателя, человека, который много сделал для развития культуры России». Г. С.: Если разрушение России считать развитием культуры России, тогда Степашин прав. Но лучше бы этот выдающийся «русский» человек Лев Николаевич Толстой ничего не делал для развития российской культуры и не писал бы своих «великих» произведений. Ни одного.
Слова архимандрита Тихона опровергают слова С. В. Степашина, однако первым удивляешься не меньше, чем последним. «Деятельность Л. Н. Толстого, — пишет отец Тихон, — в последние десятилетия его жизни, к сожалению, была поистине разрушительна для России, которую он любил…». Такая вот любовь у Толстого к России: любя, разрушал, и, губя, любил. «Люблю отчизну я, но странною любовью…».
Заканчивая лирическое отступление, хочу сказать, что я не обратил бы внимания читателей на переписку этих двух книжников, президента Российского книжного союза и популярного православного писателя, если бы не творчество другого «православного» книжника — Георгия Петровича Федотова (1886-1951), члена РСДРП с 1905 года и сочинителя книг о русских святых. В статье «Трагедия интеллигенции» (1927) он написал: «Принимая в свои святцы декабристов, народовольцев, революционная Россия, отправляясь от них, приобщается и к дворянско-интеллигентской культуре. Это пока лишь задание, но оно будет выполнено. А за приятием дворянской культуры неизбежно ее преодоление. Народ пойдет путем интеллигенции — хотя бы опаздывая на столетие — через Толстого в церковь. Раз исцелен дух страны, он будет животворить и тело».
Спрашивается, как через Толстого можно прийти в церковь? Слова Федотова «народ пойдет путем интеллигенции — хотя бы опаздывая на столетие — через Толстого в церковь» воспринимаются как бессмыслица, потому что Толстой не член Церкви, он сам себя вывел из неё. Но поставим вопрос иначе: в какую церковь? И тогда всё становится понятно. В «церковь» Сергея Вадимовича Степашина должен прийти омасоненный советский народ по заданию Г. П. Федотова: «Это пока лишь задание, но оно будет выполнено». Не правда ли, читатель, ощущается связь между заботой Степашина о милосердии к Толстому и заданием Федотова о вхождении в «церковь» через творчество Толстого общности людей, которую, не знаю, как назвать: постсоветским? новым русским? российским народом?
Но вы скажете: ничего не вышло, архимандрит Тихон (Шевкунов) достойно ответил этим проискам. «Церкви» Толстого-Федотова-Степашина не бывать на русской земле! Однако я вижу во всей этой истории иные смыслы. Да, Толстой пока не прошёл, но давно прошли в РПЦ МП писатели Пушкин и Достоевский, заняв в ней места, ближайшие к иконостасу. Я вижу, что план Федотова выполняется: народ идёт «путем интеллигенции, хотя бы опаздывая на столетие», через Пушкина и Достоевского в церковь. Да, не пустили в неё и в этот раз Толстого, пустив его в качестве козла отпущения с милосердием и молитвой в пустыню («сострадательное сердце любого христианина, читающего художественные произведения великого писателя, не может быть закрыто для искренней, смиренной молитвы о его [Толстого] душе», — архимандрит Тихон), но план, озвученный Федотовым, осуществляется обходным маневром — новый «русский» народ вводится в новую «русскую» церковь через творчество Пушкина, Гоголя, Достоевского, Есенина… Так что «всё идёт по плану», как поет Егор Летов и его «Гражданская оборона». По вашему плану, господа-товарищи-господа.
Архиеп. Никанор: Видим мы в этой поэзии [Пушкина] не только обнажение блуда, не только послабление ему, но и одобрение его в принципе, но и воспевание его в обольстительных звуках, но и всяческое поощрение к нему, но и заповедание его в предсмертных завещаниях поэта.
Нужно ли останавливаться подробнее? Цитировать Пушкина и подкреплять слова владыки примерами? Думаю, обойдёмся без этого. Если найдутся желающие оспорить эту оценку, пишите на сайт, обсудим подробнее. Обсудим в деталях «заповедание его [блуда] в предсмертных завещаниях поэта». Вы понимаете, о чём речь? Я что-то не соображу, но совместными усилиями вспомним. Опять же, если найдутся желающие это вспоминать.
Архиеп. Никанор: В этом направлении ниспадение его делом, мыслью и острым метким словом простиралось, по-видимому, до последнейших крайностей. Где мы что подобное видим? Гомер, Виргилий и Гораций, без сомнения, бесконечно стыдливее. Даже Байрон, несмотря на некоторую поэму, целомудреннее в творческом слове. У Гете, у Шиллера, у Шекспира ничего подобного. Доказательство того, что можно стяжать славу мировых поэтов, не наигрывая на подобных струнах в слух всего миpa. Зрим несколько, да и то меньше подобного, только у Анакреонта, которому наш поэт намеренно подражал; но Анакреонту такая и честь, как и одному из наших жалчайших подражателей этой нечисти.
Вот так оценка! «Гомер, Виргилий и Гораций, без сомнения, бесконечно стыдливее Пушкина. Даже Байрон … целомудреннее его в творческом слове». Вот так зарядил поэт Пушкин российский народ нечистотой на века вперёд, как никакой другой поэт в мире не заряжал свои народы. По-советски оказался впереди планеты всей. И где те, кто говорят, что поэзия Пушкина в сравнении с непотребствами, которыми наполнен современный культурный мир, оазис целомудрия и чистоты? Да, в сравнении с голыми балалаечниками, выставляющими на весь мiр свои срамные уды, стихи Пушкина можно назвать культурным оазисом, но в сравнении с уровнем XIX века они — нравственный отстой. Вы слышите оценку современника, читатель? Он в ужасе от стихов Пушкина.
Однако кто такой этот один «из наших жалчайшей подражателей этой нечести»? На этот раз я догадываюсь, о ком говорит владыка, но, опять же, распространяться не буду.
Архиеп. Никанор: Не говорите о высокой нравственности даже известного Пушкинского идеала женщины: бедная, жалости сердца достойная! Состоя в супружестве, она всею душею, сердцем и помыслами принадлежит предмету своей страсти, сохраняя до сей минуты для мужа верность только внешнюю, о которой сама отзывается с очень малым уважением, чуть не с пренебрежением. Где же тут высоко-нравственный христианский брак, слияние двух существ в единую плоть и душу, в единого человека? И за это она идеал нравственной женщины и супруги. Как мы падаем и в миросозерцании, и в нравах, и даже в нравственных правилах.
Вот и дошли мы до Татьяны Лариной, «…но мы поговорим о ней в следующей статье», — как закончил В. Г. Белинский свою 8-ю статью о сочинениях Александра Пушкина.
Иерей Георгий Селин
Сайт «Ветрово»
8 октября 2019
[1] ...Не судите никак прежде времени, пока не придет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет похвала от Бога (1 Кор. 4:5). ↩
