Людмила Ильюнина. Святой равноапостольный Николай Японский

16 февраля — день памяти святителя

«Яко плод красный благодатного сеяния, земля Российская Тебе приносит» — поется в тропаре Всем святым, в земле Российской просиявшим, — и эти слова, пожалуй, имеют особый смысл в отношении к тем, кто не только сам прожил достойную жизнь и достиг святости, но еще и привел ко Христу сотни, а может быть и тысячи людей. Среди них – просветитель Японии, принесший свет Христов в «страну восходящего солнца» на рубеже двух веков — ХIХ и ХХ и, в продолжение своего долголетнего служения осиявший словами-лучами «Солнца Правды» сотни душ. Житие его написано им самим – в сохранившихся в архивах дневниках святителя. Подробнейшие записи о том, как продвигалось дело миссии в Японии, открывают нам не парадную сторону этого дела, а то, «как было на самом деле». Мы узнаем, какие терзания терпела душа великого миссионера, в одиночку взявшегося за дело распространения Христова учения среди народа со своей самобытной, древней культурой (что гораздо труднее, чем проповедь среди дикарей).

Но владыка Николай всегда знал и чувствовал, что именно на это служение поставил его Бог. И, как бы ни было ему тяжело, он всегда знал: уйти от своего предназначения – значит предать.

Читая житие святителя Николая, запечатленное в его дневниках, мы убеждаемся в том, что он «от чрева матери» был избранником Божиим, и все в его жизни складывалось как ответ на призыв свыше.

Иван Дмитриевич Касаткин родился 1 августа 1836 года в селе Берёза в Смоленской губернии в семье диакона. Мать умерла, когда мальчику было всего пять лет. Несмотря на вопиющую бедность, Ивана Касаткина отдали учиться сначала в духовное училище, а потом в Семинарию. После блестящего окончания курса Семинарии, Иван Дмитриевич был направлен на казенный счет на обучение в Петербургскую духовную академию. Он – выходец из сельского священства – выказал уже в ранней юности незаурядные научные способности, соединенные с пламенной верой отцов. Казалось бы, Касаткина ожидала блестящая карьера ученого, тем более, что сам он судьбу свою не определял – жениться пока не собирался и о монашестве не думал. И, как это ни парадоксально прозвучит, принятие монашества было следствием призыва на миссионерское служение, а не наоборот (как бывало обычно: именно монахов посылали миссионерами в различные страны). По свидетельству самого святителя, однажды, проходя по академическим классам, он заметил объявление с предложением отправится кому-нибудь из окончивших курс в Японию. Читая это объявление, он никак на него не отреагировал (оно его никак не задело) и спокойно пошел ко всенощной. И вот, во время богослужения, он вдруг решил, что должен ехать в Японию. Вернувшись со всенощной, он тут же пошел к ректору и заявил о своем желании.

У преподобного Серафима Саровского мы находим определение того, чем святой человек отличается от «обычного». Отличается он решимостью. Поступок студент Касаткина, который предопределил всю его судьбу, и, в конце концов вывел его на путь святости, — пример такой решимости.

21 июня 1860 года юношу постригли в монашество в именем Николай, а уже через неделю он был рукоположен сначала в иеродиакона, а потом в иеромонаха.

14 июня 1861 года он впервые ступил на «землю восходящего солнца».

Отношение к христианству в Японии в то время было непримиримым. На протяжении трех веков христиане в этой языческой стране подвергались гонениям, многие приняли мученическую смерть. По разным данным, за время гонений в Японии было замучено от нескольких десятков тысяч до нескольких сотен тысяч христиан. Христиан пытали, распинали, сжигали, заживо закапывали в землю. Только в 1873 году антихристианские законы в Японии были отменены. В стране появилось множество миссионерских центров. Но иеромонах Николай начал свою миссионерскую деятельность за 12 лет до наступления эры лояльности. Как же ему это удавалось? Поначалу о проповеди не могло быть и речи, ибо «тогдашние японцы смотрели на иностранцев как на зверей, а на христианство как на злодейскую секту, к которой могут принадлежать только отъявленные злодеи и чародеи». Урожденным японцам за переход в христианство грозила смертная казнь – таковы были государственные законы.

Западные миссионеры, которые поначалу явно, потом тайно, а потом опять явно действовали в Японии, десятилетиями подготавливались к своей работе в специальных миссионерских центрах: изучали язык и культуру той страны, в которую их направлял Римский Престол. Молодой священник из России не знал еще японского языка, нравов, обычаев и религии этой страны. Восемь лет по 14 часов в сутки трудился иеромонах Николай над освоением японских и китайских иероглифов и над переводом Евангелия на японский язык. При этом он, конечно, совершал богослужения в храме русского консульства в Хакодате и много путешествовал по стране, пытаясь понять народный дух изнутри.

Позднее он так определил сущность этого духа: «…японский народ – современник древним государствам, которых теперь и следа нет, тогда как японский народ – жив и полон сил; стало быть в нем есть прочные задатки жизни. Что это? Добродетели, привлекавшие на японский народ Охранительную Любовь Бога и Промыслителя Вселенной. Не знают еще японцы истинного Бога, но «естеством законное творят». Три доселешние няньки японского народа, каждая воспитала в нем нечто доброе: синто — честность, буддизм – взаимную любовь, конфуцианизм – взаимное уважение. Этим и стоит Япония. Но пора уже Японии узнать своего Отца Небесного».

Залогом успешности будущей проповеди христианства среди язычников было то, что первым, кого иеромонах Николай обратил в христианство, был жрец старой синтоисткой кумирни Такума Савабе. Можно сказать, что Сам Бог послал его к православному миссионеру. Савабе преподавал фехтование в доме русского консула. И, сталкиваясь с иеромонахом Николаем, всегда смотрел на него с нескрываемой ненавистью. Однажды тот не выдержал и спросил: «За что ты на меня так сердишься?» – «Вас, иностранцев, нужно всех перебить. Вы пришли выглядывать нашу землю. А ты со своей проповедью всего больше повредишь Японии». — «А разве ты знаком с моим учением?» — «Нет», — смутился японец. – «А разве справедливо судить, тем более осуждать кого-нибудь, не выслушав его? Разве справедливо хулить то, чего не знаешь? Ты сначала выслушай да узнай, а потом и суди. Если мое учение будет худо, тогда и прогоняй нас отсюда. Тогда ты будешь справедлив». — «Ну, говори!»

Слова иеромонаха Николая потрясли самурая. Он испросил дозволения встретиться с иеромонахом вновь и продолжить беседу. Павел Савабе стал первым священником-японцем. Хотя ему приходилось это долго скрывать, потому что, как мы уже писали, по действующим тогда законам за принятие христианства грозила смертная казнь. Вскоре принял христианство и стал священником и друг Савабе врач Иоанн Сакаи. К весне 1868 года в Хокадате насчитывалось до 20 человек, готовых принять Крещение.

В 1872 году иеромонах Николай переезжает в столицу Японии – Токио. В этом году в стране опять начинаются гонения на христиан. Причем всё, что мы знаем о гонении на христиан в Японии с XVII по XIX век, превосходит по своей изощренной жестокости даже гонения на первохристиан. Пытки, изобретенные восточными правителями, были рассчитаны на многодневную мучительную смерть. Так что, когда мы говорим о христианской проповеди в Японии, даже в ХIХ веке, мы не должны забывать, что она требовала не только высокой образованности, неутомимости, но и настоящего бесстрашия, решимости на пролитие крови за Христа. И еще раз повторим, это не было пролитие крови через простое отсечение головы, например. Японцы придумали такую смертную казнь для христиан: подвешивали жертву вниз головой, делали маленькие надрезы за ушами, кровь медленно вытекала по одной капле, и агония могла длиться целую неделю.

В 1872 году был последний всплеск государственной борьбы с истиной Христовой, уже в феврале 1873 года вышел указ, отменяющий антихристианские законы.

После этого архимандрит Николай получил возможность действовать легально. В Токио он организует катехизаторское училище, в которое принимали мужчин от 18 до 60 лет. Было открыто и женское духовное училище. Позднее была учреждена семинария. В дневнике отца Николая мы находим запись, свидетельствующую, что, несмотря на видимую успешность (так это и было для тех, кто наблюдал извне или теперь судит по результатам), вся его миссионерская деятельность в Японии была сплошным мученичеством: «Если бы предстояло претерпеть за Христа 3 секунды невообразимо лютых мучений, разве не согласился бы (разумеется, испрося помощи Самого Христа)? А если бы эти мучения разбавлены были на 3 минуты, причем лютость из соразмерно уменьшилась бы, будто отказался? Если бы разбавлены мучения были на 3 часа, разве бежал бы? Если бы на 3 дня – на 3 месяца, на 3 года, на 30 лет, — причем в той же соразмерности была бы убавляема и мучительность их, так что тридцатилетнее мучение было бы просто то, что называется трудностями житейскими, — разве бы отрекся от Христа?» Судя по дневнику, мученичество отца Николая состояло не только во внешних препятствиях, в том, что сотрудники его не до конца удовлетворяли, и помощь материальную он всегда получал с трудом, но и в преследовавшем его духе уныния, предельного самоуничижения. «Я почти в отчаянии!» – часто восклицает труженик Христовой миссии. Но тут же просит: «Господи, дай бодрости!» И дает обещание «не лениться» – а это значит: вставать ежедневно в 3 часа ночи (ложась не раньше 11 вечера) и не давать себе никакого отдыха в течение целого дня. Святость – это решимость!

Особенностью миссионерства святителя Николая была его искренняя любовь к японскому языку и культуре, убежденность в том, что нравственные принципы, которыми руководствовались японцы в жизни, добры и справедливы, необходимо только просветить все эти природные дарования светом истины Христовой. В течение всей своей жизни просветитель Японии занимался переводами. Он перевел на японский язык всё Священное Писание, богослужебные книги, несколько вероучительных трудов, сам постоянно писал статьи и произносил проповеди по-японски. Любопытна и миссионерская стратегия и тактика, которую выработал святитель: большинство поступавших в созданную им семинарию не были христианами. Только после окончания 4 курса они должны были сознательно принимать Крещение. Уровень общего образования в семинарии был настолько высок, что министр иностранных дел Японии, ректор Университета, губернатор Токио, дипломаты, ученые и многие другие выдающиеся люди Японии отдали туда учиться своих детей. Токийская миссия издавала три православных журнала на японском языке, книги, брошюры.

Но все это – внешняя канва жизни. Как мы уже говорили, дневник святителя раскрывает, как нелегко давались ему все эти победы, а, может быть, это Господь скрывал победы от Своего верного служителя – и потому он постоянно видел не «достижения» в деле проповеди, а недочеты и слабости.

«Вались, как пень через колоду, моя судьба! Разбейся, пустой сосуд моей горькой жизни, и чем скорее, тем лучше! Вечно один со своими мыслями, своими неудовлетворяемыми стремлениями, желаниями, начинаниями, мечтами. И все – точно пузыри с горохом: звонки и пусты. …И вот жду я себе другого товарища. Исполнится ли мера всех возможных и невозможных препятствий, замедлений, отсрочек, просрочек?…» Эта запись — результат печального путешествия отца Николая на родину, в Россию. Ездил он по духовным академиям, чтобы найти себе сотрудников. И что же? Он столкнулся с тем явлением, которое, увы, через полвека призвало в страну разрушительную революцию – «все, положительно все, или не хотели слышать о миссионерстве, или вопрошали о выгодах и привилегиях службы. Таково настроение православного духовенства в России относительно интересов Православия! Не грустно ли? Боже, что же это?»

Горячая, живая душа отца Николая запечатлелась на страницах многотомного дневника. Не мог он спокойно смотреть на проявления равнодушия, лености, умственного ступора у многих из своих сослужителей по миссии. Дневник – это разговор с Богом. Богу жалуется ревностный Его служитель. У Него просит помощи. И в ответ на эти призывы помощники в деле устроения православной Миссии в Японии отцу Николаю были все-таки посланы. Но еще раз повторим: он их буквально вымолил, выпросил у Господа, изнемогая от одинокого служения: «Тяжело на душе, Боже! Как страстно хочется иногда поговорить с живым человеком, разделить душу – и нет его; с самого рождения моего до сих пор Бог не судил мне иметь друга, единомысленника. В юности, помнится, терзала меня жажда дружбы – и не нашел я друга во всю свою юность. … Десять лет в Японии я мечтал о сотруднике- единомысленнике – то были лучшие мои мечты, сладкие отдыхи от тяжких трудов». Дневник святого миссионера «низводит нас с небес на землю», демонстрирует как трудно дается любое доброе дело на земле. И стоит оно не только слез и душевных терзаний, но еще и великой практической многозаботливости. Не исключительно о духовных проблемах приходилось думать отцу Николаю, но не меньше и о материальных проблемах. Ему самому нужно было доставать средства на миссию, для этого в 1879 году он опять отправился в Россию. Здесь на протяжении целого года – преимущественно в Санкт-Петербурге — он играл роль просителя и среди светских людей, и среди преосвященных, и среди государственных чиновников. И помогало ему в этих «хождениях с протянутой рукой» прежде всего вложенная Богом в его душу любовь к стране, что стала для него чадом, для которого он находился в муках рождения. В дневнике за 1879 год мы встречаем даже такую запись: «Положительно пустота и скука здесь, в России. Встал теперь ночью, чтобы продолжить дневник, — и не пишется. Припомнился мотив одной песенки – пахнуло Японией; там – мои привязанности, там – моя работа; и теперь встал в три часа – бессознательно природа будит на дело в Японии, а какое дело здесь? Одно в настоящую минуту – лечь и опять заснуть».

В 1880 году в Александро-Невской лавре в Санкт-Петербурге архимандрит Николай(Касаткин) был рукоположен во епископа. В этом новом сане он отправился, полный новых планов, к месту своего служения.

И в новом высоком сане владыка не щадил себя всю жизнь. Его день начинался в 5 утра (а с 3 утра – молитва) и кончался поздней ночей, при этом у него в течение дня не было никакой возможности отдохнуть. Стараниями святителя Николая в Токио был воздвигнут величественный собор в честь Воскресения Христова. Торжественное освящение храма состоялось 24 февраля 1891 года. На это торжество съехалось 16 японских священников и более 4000 христиан-японцев. Пел хор из 150 семинаристов. Известие о «торжестве Православия» в стане восходящего солнца разнеслось по Европе и Америке – в Токио специально приезжали посмотреть на этот шедевр русского зодчества.

В то же время в Японии распростаняется и христианская проповедь католических и протестантских миссий. Перед русским святителем остро встает вопрос об отношениях между представителями разных конфессий. Знаменательно, что при всей своей высокой образованности и любвеобильности, владыка Николай не идет ни на какие вероучительные уступки. Когда встал вопрос об общей молитве, он записал в своем дневнике: «Не продавать же Православие за любезность! Догмат у нас – разный; как же бы мы стали молиться единодушно? У нас – молитва за умерших. У них – прославление умершего, что он уже в Царстве Небесном…Где догмат – там нам нельзя ни на йоту уступать или мирволить ни протестантам, ни католикам». При такой непримиримой антиэкуменистической позиции, владыка Николай однако понимал, что главный бич для открывшейся миру после многовековой изоляции Японии — это не инославие, а безверие. «Темным и тяжелым облаком висит над Японией приговор иностранцев: «Не верь Христу, не верь Богу, — все это старо; Европа и Америка ликует весело, ибо человек – обезьяна, белиберда, вздор, нуль» – все это буквально и воспринято всею знатью, министрами, профессорами, губернаторами» — записал святитель в своем дневнике в 1897 году. И насколько – увы – пророческими оказались эти его слова не только по отношению к Японии, но и по отношению ко всему «мировому сообществу». Прагматический идеал ныне стал повсеместным…

Хотя, конечно имел «просветитель Японии» в своем служении и утешительные встречи. Портретами таких простых христиан-японцев полон его дневник. О жизни и смерти одного из них он пишет: «Исайя Кондо – жизнь и смерть его точно страница из житий святых. Исайя был сам беден, жил тем, что продавал по улицам сою, а вечером «соба», но всем, кому только нужно было, говорил о христианской вере; любимым чтением его было Священное Писание и Жития Святых; самым любимым занятием – молитва. В субботу после полдня он обычно прекращал свою разносную торговлю и начинал духовные занятия… Когда священник посещал Амори, он всегда говел и причащался. …Но особенно отличительной его чертою было милосердие. Он постоянно выручал бедных из крайней беды. …Вот один случай: набрел он на нищего старика, обессилевшего от голода и упавшего на дороге; принес к себе, питал его, служил ему и, наконец отправил к родным в далекий город. Вообще питался сам скудно, все, что он добывал своим промыслом, раздавал нищим и бедным. …Умер он от тифа, простудившись. Предсмертные слова, которыми он утешал свою плачущую бабку, до того трогательны, что их нельзя читать без слез: смерти нет для него – только жизнь, — здесь ли, там ли, ибо живет он во Христе… Умер 25 лет».

Самое трудное время для владыки наступило тогда, когда началась Русско-японская война. Но и тогда он сумел с мудростью и терпением окормлять и свою паству, и многочисленных русских военнопленных.

Когда в феврале 1904 года Япония разорвала дипломатические отношения с Россией, некоторые священнослужители вернулись из Японии домой. Но святитель Николай не мог оставить свою паству. Хотя душа его разрывалась. Тем более, что Россия терпела одно за другим поражения в Русско-японской войне. А в по Токио поползли слухи о том, что «епископ Николай – глава всех русских шпионов в Японии». Слухи эти превратились в газетную травлю, шантаж и вымогательство со стороны авантюристов. Но ничто не могло сломить духа святителя. В феврале 1904 года он составил удивительно мудрое «Окружное письмо Святой Православной Церкви Великой Японии», которое успокоило многих христиан-японцев, не знавших, как им поступать в случае призыва в действующую армию. Приведем отрывки из этого послания, вразумляющие «неразумных ревнителей» на все времена: «Исполните все, что требует от вас в этих обстоятельствах долг верноподданных… делайте все, что требует любовь к Отечеству. Любовь к Отечеству есть святое чувство. Спаситель освятил это чувство Своим примером – из любви к Своему земному Отечеству, Он плакал о бедственной участи Иерусалима (Лк. 19:41).

Но, кроме земного Отечества, у нас есть еще Отечество Небесное. К нему принадлежат люди без различия народностей, потому что все люди – одинаково дети Отца Небесного и братья между собой. Это Отечество наше есть Церковь, которой мы – одинаково члены, и по которой дети Отца Небесного, действительно, составляют одну семью». О том, что японские христиане вполне восприняли обращение к ним святителя, свидетельствуют братские отношения, которые установились с русскими военнопленными в Токио. Число русских военнопленных в Японии к 1905 году достигло 73 тысяч. Святителю Николаю, пользовавшемуся уже в то время большим авторитетом в высших государственных кругах страны, удалось получить разрешение на создание Общества духовного утешения военнопленных. Владыка сам отвечал на письма пленных, посещал их, исповедовал, проводил богослужения. В эти годы ему удалось добиться небывалого: люди, христианского вероисповедания, двух воюющих сторон, чувствовали себя не врагами, а прежде всего «братьями во Христе». Об этом говорится в Окружном послании к русским военнопленным в Японии: «…Я с радостью видел что вы, как природные христиане, во многом представляете для чад Церкви Христовой в сей стране пример христианских добродетелей. И эти новые чада видят это и со своей стороны так же полюбили вас братскою христианскою любовью, которую и стараются по мере возможности явить вам. Все это было хоть некоторым утешением для вас среди тягостей пленной жизни».

Деятельность епископа Николая во время войны была высоко оценена и в Японии, и в России. Император Николай II писал епископу Николаю в конце 1905 года: «Вы явили перед всеми, что Православная Церковь Христова, чуждая мирского владычества и всякой племенной вражды, одинаково объемлет все племена и языки… Вы, по завету Христа не оставили вверенного Вам стада, и благодать любви и веры дала Вам силы выдержать огненное испытание брани и посреди вражды бранной удержать мир, веру и молитву в созданной вашими трудами церкви». В 1906 году владыка Николай был возведен в сан архиепископа. Но это высокое избрание не лишило Владыку свойственной ему скромности. Еще в начале служения он так определял, кто такой подлинный миссионер: «Какие качества должны быть у подлинного миссионера? Да прежде всего смирение. Приедет он смиренным, незаметным, молчаливым. «Что и как здесь? Научите, пожалуйста», — да в год, много в два овладеет языком, завоюет симпатии всех христиан, войдет в течение всех дел, все узнает изнутри и вне; при всем этом ни на волос не будет в нем заметно усилия проявиться, дабы себя заметить. Он будет, напротив, везде устраняться, стушевываться». В последние годы жизни святитель говорил о себе: «Роль наша не выше сохи. Вот крестьянин попахал, соха износилась. Он ее и бросил. Износился и я. И меня бросят. Новая соха начнет пахать. Так смотрите же, пашите! Честно пашите! Неустанно пашите! Пусть Божье дело растет! А все-таки приятно, что именно тобой Бог пахал. Значит – и ты не заржавел. Значит, за работой на Божьей ниве и твоя душа несколько очистилась, им за сие будем всегда Бога благодарить».

Несомненно, главной причиной успеха проповеди «просветителя Японии» была его подлинная, сострадательная, но одновременно и взыскательная, любовь к людям. В ответ на эту любовь зажигались любовью и сердца тех, с кем соприкасался Дай-Секеа (Владыка). Поэтому он один смог сделать больше, чем целые организации. В то время, когда он начинал дело православной Миссии, в Японии действовало более 300 инославных миссионеров. И несли они не только (и не столько) слово Божие, а плоды западной цивилизации, на которые японцы оказались очень даже падки. Но в этом-то и было настоящее чудо успеха проповеди святителя Николая, что утверждалась она не на земных выгодах, а на любви и в ответ получала доверие и любовь. В начале прошлого века об этой удивительной любви народной к чужеземцу и иноверному писал новомученик, протоиерей Иоанн Восторгов: «Не было человека в Японии, после императора, который пользовался бы в стране такою известностью, В столице Японии не надо было спрашивать, где русская православная миссия, довольно было сказать одно слово «Николай», и буквально каждый рикша сразу знал, куда нужно было доставить гостя миссии. И православный храм назывался «Николай», и место миссии также «Николай», даже само православие называлось именем «Николай». Путешествуя по стране в одежде русского священника, мы всегда и всюду встречали ласковые взоры, и в словах привета и разговора по поводу нас мы улавливали слухом среди непонятных слов знакомое и дорогое: «Николай».

Дневник святителя открывает перед нами и его постоянную муку за оставленную Родину. В самый разгар событий первой русской революции он сделал такую пророчески-печальную запись: «Наказывает Бог Россию, то есть отступил от нее, потому что она отступила от Него. Что за дикое неистовство атеизма, злейшей вражды на Православие и всякой умственной и нравственной мерзости теперь в русской литературе и в русской жизни! Адский мрак окутал Россию, и отчаяние берет, настанет ли когда просвет? Способны ли мы к исторической жизни? Без Бога, без нравственности, без патриотизма народ не сможет самостоятельно существовать. А в России, судя по ее мерзкой – не только светской, но и духовной литературе, совсем гаснет вера в Личного Бога, в бессмертие души. Гнилой труп она по нравственности, в грязного скота почти вся превратилась, не только над патриотизмом, но над всяким напоминанием о нем издевается. …Бичуется ныне Россия, опозорена, обесславлена, ограблена. Но разве же это отрезвляет ее? Сатанинский хохот радости этому из конца в конец раздается по ней. Коли собственному позору и гибели смеется, то уж не в когтях ли злого демона она вся? Неистовое безумие обуяло ее, и нет помогающего ей, потому что самое злое неистовство ее – против Бога, Самое Имя Которого она топчет в грязь. Богохульством дышат уста ее. Конечно, есть малый остаток добра, но он, видимо, до того мал, что не о нем сказано: Семя Свято – стояние его (Ис. 6:13.) Душа стонет, сердце разорваться готово».

Так болезновала душа святителя о пастве до самого последнего издыхания его. Страдал он за Россию, страдал за свою японскую паству. Трудился он до последней минуты своей многоболезной жизни.

В июле 1911 года было торжественно отмечено 50-летие служения владыки Николая на японской земле. Владыке в этот год исполнилось 75 лет. И, он утружденный болезнями и многолетним утомлением, в дни торжеств с раннего утра до позднего вечера сидел и выслушивал доклады иереев о состоянии их приходов, рассказы катехизаторов о проповеди, любезно беседовал с какой-нибудь бабушкой, прибывшей из дальних краев. В день самого юбилея собрались все воспитанники школ, созданных Владыкой, государственные чиновники, многочисленная паства.

Нервное напряжение и переутомление, связанное с торжествами, обострили сердечную астму, которой страдал всю жизнь владыка Николай. Силы его стали быстро таять. Но до последней минуты он продолжал трудиться на переводом богослужебных книг, составлял план на десятилетнюю работу. Последнее предсмертное слово великого труженика на ниве Христовой, которое он повторил несколько раз, было слово: «Воскресение».

Скончался святитель Николай 16 февраля 1912 года. На его погребение собрались тысячи японцев, венок на гроб прислал даже император Японии (этой чести иностранцы обычно не удостаивались). Похоронен был святитель Николай в Токио в ограде своего любимого храма Воскресения Христова. В 1970 году Русской Православной Церковью архиепископ Николай был причислен к лику святых. В 1978 году рядом собором Воскресения Христова в Токио возведен храм-памятник в честь святого Николая Японского. Он – первый святой ныне автономной Японской Православной Церкви.

Список использованной литературы

1. Николай-до. Краткое жизнеописание, выдержки из дневников. СПб., 2001.
2. Праведное житие и апостольские труды святителя Николая архиепископа Японского. Ч.1, ч.2. СПб., 1996.

Людмила Ильюнина
Из книги «Небесные покровители Санкт-Петербурга» (СПб.: ИД «Нева», М.: «ОЛМА-ПРЕСС», 2003)
Сайт «Ветрово»