Литургические гимны нельзя отнести к какому-либо известному нам виду искусства. Это особая поэзия, которая отличается от поэзии мирской – лирики, эпоса и драмы – не только содержанием, но и формой, и языком. В священной поэзии отсутствуют яркие, как бы кричащие краски. Там нет эмоциональных взрывов, лирической грусти или натурализма в изображении человеческих страданий и царящего в мире демонического зла. Круг ее изобразительных средств сознательно ограничен, в ней нет того, что мы назвали бы эстетизмом. Эта поэзия не дает человеку душевного наслаждения. В ней отсутствует, из нее как бы вычеркнуто и выброшено все то, что делает привлекательной и чарующей поэзию мирскую: отсутствуют душевно-ассоциативные связи, неожиданные сравнения и метафоры, которые являются скрытыми парадоксами поэзии, страстные и яркие образы, от которых душа напрягается, как струны скрипки, во внезапном порыве чувств. Здесь нет эмоциональной горячности и поэтических восторгов, которые на самом деле представляют собой голос плоти и крови. Здесь душа не отдается безвольно, как убаюканный ребенок, музыке ритмов и созвучия рифм.
Неверующему человеку эта поэзия чужда, она не вызывает отголосков в его душе, он, и слушая, не слышит ее. Для него она сливается, как звуки прибоя, в монотонный гул. Человек, недавно пришедший в Церковь, тоже вначале не понимает, а вернее, не может включиться в церковные гимны; только отдельные фразы, образы и сравнения остаются в его сознании, но он чувствует силу, заключенную в них. Ему часто кажется, что непонимание происходит от архаичности богослужебного языка, на самом же деле здесь другое: для молитвы требуется созерцание, концентрация, то, к чему современный человек не привык. Но проходит время, и эти песнопения становятся для его души все более родными, как будто все чаще пробивается свет через разводье облаков. Хотя он еще не включился в литургические песнопения на уровне сознания, но его душа чувствует новую жизнь в этих пока не совсем понятных словах, и по временам он наполняется особенным чувством умиления и радости, той чистой радости, которую мы испытывали когда-то в далеком детстве. Слова песнопений кажутся ему нежными лепестками цветов, запаха которых он пока еще не может ощутить, тихими струями прозрачной воды, омывающими его душу, или снежинками, которые, как белые звездочки, падают с неба и покрывают грязь земли и грязь человеческих грехов своим сверкающим одеянием.
Красоту духовной поэзии может увидеть лишь тот, у кого открылось таинственное око сердца, у кого пробужден дух и укрощены, как дикие звери, страсти; скажем по-другому: у кого глаза души омыты слезами покаяния. Это поэзия молитвы, она – достояние духа, она познается в безмолвии и созерцании. Душа, которая ищет разнообразия внешних впечатлений, которая ищет театральных эффектов для удовлетворения своих страстей, не может почувствовать и понять красоту церковных песнопений, услышать в них тихий голос благодати. Для нее они так и останутся закрытой книгой.
Люди, погруженные в страсти, не найдут в богослужебных текстах того, что могло бы возбудить их эмоции, дать пищу аналитическому уму. Сравнивая церковные гимны с поэзией Шекспира и Данте, они увидят здесь лаконизм языка, который покажется им эмоциональной сухостью, и строгое ограничение выразительных средств, которое воспримут как бедность воображения и однообразие. Догматы веры, которыми насыщены богослужебные тексты, кажутся мирским людям повторением уже известного, почти тафталогией. Гимнограф как бы стоит над земными событиями, рисует их не сочными, яркими красками, а тонкими и точными линиями пера, он как бы только касается их, чтобы показать скрытую под ними метафизическую сущность. Трагизм песнопений, посвященных подвигам мучеников, лишен каких-либо внешних эффектов или душевного надрыва, в них главное – сама идея мученичества как свидетельства об истине.
В канонах и акафистах Божией Матери использованы многие прообразовательные символы и метафоры, но эти символы в своей мистической глубине остаются непонятными для ума и чуждыми сердцу душевного человека. Они не воспринимаются в едином ассоциативном поле с именем Девы Марии, а звучат обособленно и отчужденно. Такие люди могут говорить о Божией Матери земным, душевным языком. Для них стихи о Деве Марии Метерлинка, Бунина, Пастернака роднее и ближе, чем каноны преподобных Космы Маиумского и Феофана Начертанного.
Церковные гимны – прежде всего молитва, которая требует сосредоточения мысли. Здесь многочисленность образов, обилие информации, оригинальность сравнений, как ковер, вышитый яркими цветами, только оземлили, отяготили, рассредоточили бы молитву, перевели бы ее в другой, низший план – театрального монолога. Духовная красота – это не эстетизм и космофилия, а видение, как бы прозрение духовного мира через прозрение человека. Молитвенное слово, теряя внешнюю экспрессию, приобретает духовную глубину. Видимое внешнее однообразие священных канонов, которое представляется плотскому уму вариантами одной и той же мелодии, открывается духовному взору как небо – единое и вечно новое, неисчерпаемое в своих глубинах.
Через слова гимнов душа верующего человека соприкасается с духовным миром и познает то, что выше слова и глубже чувств. Область душевного разума – воображение и анализ, духовного – созерцание и непосредственное проникновение в сущность явлений. Лаконичность языка и частые повторения в гимнах держат ум в едином поле созерцания. В мирской поэзии звучат все краски палитры, в духовной – нет ярких цветов, там прозрачность: цвета воспринимались бы как пестрота. Данте, Шекспир, Мильтон создают огромные полотна для своих картин, их поэмы и драмы похожи на замки, построенные искусными архитекторами. Кажется, что эпохи и народы поместились бы в них. Исихасты сжимают свою мысль до нескольких слов молитвы, но эти слова низводят само небо в сердце человека, небо, заключенное в одном луче благодати, необъятное небо, в котором земля и звезды – только кружащиеся в вихре пылинки. В церковных песнопениях – высшая красота, но не в сочетании слов, а в отблеске Божества, красота, в свете которой сама душа человека раскрывается как тайна вечности.
Архимандрит Рафаил (Карелин)
Из книги «Тайна спасения»
Спасибо. Да, тексты, песнопения с годами все больше и больше понимаешь их. Лет через 15 вдруг так ясно стали понятны молитвы и песнопения таинства елеосвящения. Это же такая глубина, такой опыт, так все вовремя. как то даже обидно за себя стало, что так долго я не понимала эту красоту! А каноны? да как же мудро все.
Очень прекрасно сказано!
Действительно, с годами всё больше и больше понимаешь молитвы и песнопения. А псалмы, помню, сначала были вообще как набор слов, сейчас кажется: ну и что тут непонятного? И с каждым разом всё яснее становится. Иногда читаешь какое-то предложение и думаешь — как же раньше не понимала. ведь всё же ясно. Очень люблю псалмы читать (петь не умею). А ещё акафисты люблю.Они. мне кажется, очень поэтичны и красивы.
Разве это не поэтично:
«Радуйся, чистотою сияющая паче солнца, радуйся, девства Начало и Освящение.
Радуйся, Крине, облагоухавший падшее человечество; радуйся, во смирении Твоем осененная благоволением Всевышнего.
Радуйся, Верная Рабо Господня; радуйся, яко Тя блажат вси роди.
Радуйся, яко сотвори Ти величие Сильный; радуйся, яко соцарствуеши с Сыном Твоим во славе вечней.
Радуйся, Ходатаице Божия к людем благоволения; радуйся, грешных к Богу дерзновение окриляющая.
Радуйся, Неистощимый Источниче милостей и щедрот; радуйся, преисполненная сострадания к страждущим.
Радуйся, христианом Помощнице и Милосердая о грешных Предстательнице.»
(Акафист Божией Матери в честь иконы Ее «Достойно есть»).
Присоединяюсь к словам Нины и хочу предложить почитать очень красивый «Ака́фист Пресвяте́й Богоро́дице в честь святы́я Ея́ ико́ны «Умиле́ние» [из рукопи́сных ака́фистников Серафи́мо-Диве́евскаго монастыря́]:
Ра́дуйся, свеще́ всеми́рная, мрак язы́ческий просвети́вшая Све́том Христо́вым;
ра́дуйся, Ста́мно всезлата́я, в не́йже угото́вася Хлеб Небе́сный.
Ра́дуйся, денни́це Со́лнца пра́вды;
ра́дуйся, заре́ невече́рняя безсме́ртныя жи́зни.
Ра́дуйся, па́дшаго челове́ческаго естества́ обновле́ние;
ра́дуйся, дре́вния вражды́ разруше́ние.
Ра́дуйся, ра́достное святы́х созерца́ние;
Ра́дуйся, сла́досте, услади́вшая го́речь грехо́вную.
Ра́дуйся, о́блаче, ро́су спаси́тельную источи́вый;
ра́дуйся, алава́стре, ми́ра Боже́ственнаго по́лный.
Ра́дуйся, окамене́нных серде́ц умягче́ние;
ра́дуйся, ве́ры и благоче́стия возраще́ние.
Ра́дуйся, Влады́чице, Ра́досте, Умиле́ние и Спасе́ние душ на́ших».
И дополнить одним из самых моих любимых песнопений отца Романа:
http://vetrovo.ru/songs/stanem-pred/
Тема такая поэтичная, светлая, что хочется делиться любимыми текстами святых отцов церкви Христовой, и предложить к чтению отрывок из творений Ефрема Сирина, называемого «красноречевцем»: «Не восхища́й меня́, негото́ваго, не поемли не возже́гшаго еще́ свети́льника, не бери отсю́да не име́ющаго у себя́ брачного одея́ния, но, ка́к благи́й Человеколю́бец, поми́луй меня́, да́й мне́ вре́мя на покая́ние и пред стра́шным, неподкупным престо́лом Твои́м не поставь ду́шу мою́ обнаженною, ка́к жалкое позо́рище безсла́вия».
https://azbyka.ru/molitvoslov/molitvy-o-pomoshhi-bozhiej-v-ispravlenii-zhizni.html#n1
И очень хотелось бы, чтобы читатели Ветрово предложили к прочтению свои самые-самые красивые молитвы, ведь это много говорит и о тех, кто их читает, поскольку «В церковных песнопениях – высшая красота, но не в сочетании слов, а в отблеске Божества, красота, в свете которой сама душа человека раскрывается как тайна вечности…»
Спасибо.
https://www.youtube.com/watch?v=Ml65n2H3mHo
Вот ещё чудесная молитва Исаака Сирина
Ольга, трудно что-то выбрать из того, что особенно трогает в Церкви. Очень глубоко песнопение Великого поста Душе моя, душе моя, востани, что спиши? Конец приближается, и имаши смутитися: воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй.
Но, наверное, ничто не может сравниться с той минутой, когда Пасхальной ночью из Алтаря в первый раз доносится тихое
Воскресение Твое Христе Спасе, Ангели поют на Небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити.
* * *
Из множества молитв, акафистов, псалмов
Я полюбил молитву в восемь слов:
Господи, Иисусе Христе, сыне Божий,
Помилуй мя грешнаго!
Творят уста, и сердце им внимает
И о Надежде всех не забывает:
Пресвятая Богородице, спаси нас!
Всего двенадцать слов! Апостолы спасенья,
Несущие и плач, и примиренье.
Иеромонах Роман
15 октября 2003
Скит Ветрово
http://vetrovo.ru/iz-mnozhestva-molitv-akafistov-psalmov/
По моему, этой молитвой в восемь слов «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешного» правильно умеют молиться только монахи, а батюшка ведь монах. Для меня это самая трудная молитва, за много лет я ей так и не научилась. Мне легче прочитать акафист, а Псалтирь я читаю за упокой близких, которых особенно много ушло в последнее время.
Понимаю, что это плохо, но не получается у меня эта молитва, хотя искренне хочу научиться.
«Пресвятая Богородица, спаси нас» — здесь как-то легче. Наверное потому, что к Богородице проще обращаться
Да. И всё-таки надо признать, что самые красивые и чистые слова относятся к Божией Матери.»Никогда никакая ключевая вода не была столь чистым зерцалом солнца, как Пречистая Дева Мария была зерцалом чистоты. И утренняя заря, рождающая солнце, устыдилась бы пред чистотою Девы Марии, рождшей Бессмертное Солнце, Христа Спаса нашего. Кое колено пред Нею не преклонится, кои уста не возопият: «Радуйся, Благодатная! Радуйся, Заря спасения человеческого! Радуйся, Честнейшая херувим и Славнейшая серафим!» (со стр. Серафимо-Дивеевского монастыря).
А сколько радости и красоты и радости в пасхальных песнопениях! «А́нгел вопия́ше Благода́тней: Чи́стая Де́во, ра́дуйся! И па́ки реку́: ра́дуйся! Твой Сын воскре́се тридне́вен от гро́ба, и ме́ртвыя воздви́гнувый: лю́дие, весели́теся.Свети́ся, свети́ся, но́вый Иерусали́ме: сла́ва бо Госпо́дня на тебе́ возсия́. Лику́й ны́не и весели́ся, Сио́не. Ты же, Чи́стая, красу́йся, Богоро́дице, о воста́нии Рождества́ Твоего́».
Ольга, мне тоже очень нравится пасхальное песнопение « Ангел вопияше Благодатней…», которое поётся вместо «Достойно есть…» до самого Вознесения. Как оно торжественно исполняется, с каким ликованием! А главное — смысл таких многогранных и глубоких церковнославянских слов.
Особо чтимыми иконами Божией Матери, для меня являются «Тихвинская» и «Касперовская», хотя нравятся и почитаемы все без исключения, но с этими иконами связаны для меня очень важные и сокровенные события. Также нравится молитва «Царице моя Преблагая»
Спасибо Вам, Ольга, за то, что привели столько прекрасных текстов!
Спасибо, Наталья, только не мне, конечно же, а Господу Богу, святым отцам Церкви Христовой, служителям Церкви, отцу Роману, создателям и читателям сайта «Ветрово», Ольге Сергеевне за то, что помогли понять и почувствовать красоту молитвы, духовной поэзии, неисчерпаемой в своих глубинах. Слава Богу за всё.
В продолжение разговора — новое стихотворение отца Романа «Неувязка».