Алия Нуракишева. Воспоминания художницы о работе над книгой иеромонаха Романа «Избранное»

Зна­комст­во с по­э­зи­ей от­ца Ро­ма­на на­ча­лось для ме­ня сра­зу пос­ле Кре­ще­ния, в двад­цать один год. На сто­ле вмес­те с «Ду­ше­по­лез­ны­ми по­у­че­ни­я­ми» ав­вы До­ро­фея и все­воз­мож­ны­ми бро­шюр­ка­ми и бук­ле­та­ми из цер­ков­ной лав­ки по­я­вил­ся то­мик «Рус­ский ку­коль» ие­ро­мо­на­ха Ро­ма­на. Сти­хов от­ца Ро­ма­на, по­ло­жен­ных на му­зы­ку, я не слы­ша­ла еще дол­гое время, так что пер­вое впе­чат­ле­ние о его твор­чест­ве бы­ло на­веяно имен­но сти­ха­ми, а не пес­ня­ми. Мне кажется, поэзия отца Романа именно неофиту может дать очень многое – сжатое и образное понятие о работе души христианина, о самых началах аскетического опыта и его плодах. Человека, желающего жить по евангельскому закону, обязательно коснутся и ужас от собственной греховности, и отчаяние от мыслей о невозможности спасения, и чудо веры во Христа Спасителя. Отец Роман, исповедуя в стихах свой религиозный путь, пройденный согласно учению святых отцов, дает нам в коротеньких строчках почувствовать дух святоотеческого спасительного опыта.

Книжечка «Русский куколь», изданная в начале 2000-х годов, мне и сейчас дорога. Когда составляли список произведений для «Избранного», я попросила включить несколько стихов оттуда, вспоминая свою первую любовь к ним. На титульном листе под фотографией автора стояла подпись: «Ирм. Роман», и крестик впереди. По неграмотности я приняла это за пометку о том, что автора уже нет в живых, внесла его имя в свой синодик и каждый день поминала вместе со своими усопшими сродниками. Только года через три-четыре я узнала, что он жив, и внесла его имя в помянник о здравии. По моему скромному опыту, такая ежедневная молитва не бывает без плода. Господь открывает христианину его драгоценную связь со всеми поколениями христиан, живших сто, тысячу лет назад, и с теми, кто стоит рядом с ним в храме, и с теми, кто далек по положению и расстоянию. В отношении иеромонаха Романа эта связь воплотилась для меня в работе над книгой его стихов, в создании цикла иллюстраций, который значительно повлиял на мою творческую жизнь.

В 2010 году ко мне обратились из издательства Сретенского монастыря с просьбой порекомендовать хорошего акварелиста для оформления подарочного издания стихотворений иеромонаха Романа. К этому времени я несколько лет работала по заказу архимандрита Тихона (Шевкунова), теперь епископа Егорьевского, наместника Сретенского монастыря: писала портреты и большие картины. В 2008 году я окончила Российскую академию живописи, ваяния и зодчества под руководством И. С. Глазунова, училась в портретной мастерской. Образование было широким, считалось, что художник должен владеть любой техникой и применять ее в зависимости от творческой задачи. Фресковая роспись, пастель, уголь, тушь, карандаш, сангина, темпера, масло, акварель – художник должен уметь всё. Нас знакомили даже с энкаустикой (древняя техника живописи горячими восковыми красками), но основное направление – станковая живопись маслом на холсте. Поэтому я не могу себя назвать акварелистом в полном смысле этого слова. Есть настоящие мастера, посвятившие акварели всю жизнь. Такие профессионалы были и среди моих знакомых. Но сама я просто мечтала об этой теме и, «воспользовавшись положением», решила предложить свои эскизы. Быстро, за два дня и ночь я сделала четыре иллюстрации. Во время работы была такая творческая радость, что я думала: ну и пусть мои работы не примут, зато этих двух дней никто у меня не отнимет. К моему удивлению, эскизы очень понравились Владыке Тихону, он их полностью одобрил. В те годы Владыка Тихон настолько вникал в каждую книжку, которая выходила в издательстве монастыря, что лично утверждал не только иллюстрации, но и цвет обложки. Сейчас даже представить себе сложно такую роскошь, а тогда частые рабочие встречи были в порядке вещей.

Окрыленная радостью о будущей работе, я впервые пришла в издательство поговорить с дизайнером о том, какой будет книга. Мне показали томик размером чуть меньше ладони, как пример формата будущего издания, и мои иллюстрации, измененные в компьютерной программе до неузнаваемости. По нежным акварельным небесам разбегались чернильные росчерки и капли, будто слетевшие с вдохновенного пера поэта, сквозь виды русской природы проступали, как водяные знаки, роскошные вензеля и узоры. Некоторых иллюстраций не было видно вовсе, только две-три веточки виднелись кое-где из-за удивительных дизайнерских полиграфических эффектов. Пискнув что-то о том, что формат хорошо подходит для «Рубаи» Омара Хайяма, и что не надо рисовать сверху моих иллюстраций, я ушла. На просторе обдумав ситуацию, я решила отказаться от работы над книгой. Я почувствовала, что воевать с творчески заряженным дизайнером не смогу, и подчиниться его видению проекта тоже. Личные обстоятельства, как мне казалось, также оправдывали отказ от работы. Моя молодая еще мама в 55 лет получила тяжелые переломы ног, и мы уже второй год переживали череду операций, удачных и не очень. Чтобы хватало денег, я работала очень много и ухаживала за лежачей больной. К слову сказать, к моменту выхода книги мама встала на ноги, мои ненужные работы отпали сами собой, и я вышла замуж, что совершенно и очень счастливо изменило всю мою жизнь.

Но в то время у меня не было сил и времени «ломать копья» в издательстве, о чем я в дипломатических выражениях рассказала директору, иеромонаху Симеону (Томачинскому), объяснив и свои личные обстоятельства. Речь эта, написанная на бумажке заранее, казалась мне верхом политкорректности и самоумаления. На следующий день мне позвонил знакомый священник из монастыря и сказал с недовольством: «Что там у вас происходит?! Отец Симеон сказал, что ты поставила ультиматум – или я, или этот дизайнер!». В общем, отец Симеон уловил самую суть…

Следующая встреча в издательстве была удивительна. Дизайнер, иеродиакон Матфей (Самохин), «смирился до зела». Он так был готов на уступки, что я растерялась, стала бояться ошибиться, навязывая только свое мнение. Постепенно все уравновесилось. Я увидела в нем прекрасного знатока своего дела, мастера. И у нас вместе стало получаться то, что не пришло бы в голову поодиночке. Например, он придумал каждый раздел открывать большими шмуцами с клапанами – это дало возможность сделать широкоформатные панорамные иллюстрации. Сейчас уже шесть лет прошло после той работы, что-то из этих композиций я оцениваю повыше или пониже… Но из одной иллюстрации можно смело делать большую станковую картину (это шмуц второго раздела), такой у нее получился обобщающий смысл. Во многом его подсказал формат.

Иллюстрация из книги «Избранное». Шмуцтитул второго раздела

Первоначально стихи были отобраны без какого-то замысла, который мог бы стать «осью» книги. Редактор разбила их на разделы, озаглавив каждый строчкой из стихотворения, которое входило в раздел. Смысла разделения я не поняла. Помню, самый большой и, значит, самый многословный раздел назывался «Устав от суеты ненужных слов…». У меня тогда был горячий период влюбленности в эти «ненужные» слова, и я никак не считала их ненужными. И вот с этой горячностью я рассказала отцу Симеону (Томачинскому), почему мне не по душе такая разбивка стихов в книге. Тогда отец Симеон очень мирно мне сказал: «Может быть, Вы сами разберете на разделы?». Так сложилась для меня и редакторская работа в этой книге.

Стихи вновь разбили на четыре раздела, которые могли бы показать вехи духовной жизни христианина. Первый – «Родник» – открытие Божественного присутствия в твоей жизни, благодатная радость первой встречи с Богом. Второй – «Откуду стану плакать, окаянный…» – начало видения собственной греховности, отступление первоначальной благодати, тяжкий до уныния труд над своей душой. Третий раздел – «Всё моя молитва превозможет…» – обретение опытной веры в Бога, доверия Ему всего себя. Когда надежды на свои силы не остается, но и отчаяния тоже нет. Четвертый раздел – «Окончу радостью о Боге…» – символизирует удел совершенных христиан – радость о Духе Святом, жизнь еще на земле, но уже в Царствии Небесном. И те стихи, что отобраны для этого раздела – это мгновения жизни автора в этом совершенном состоянии.

Название сборника не сразу утвердили, были разные варианты. Мне с самого начала виделось только «Избранное» – вот так, как и сделали, с росчерком на обложке, как у настоящих классиков русской поэзии.

Основой живописного материала для иллюстраций стали этюды, которые я привезла из поездки на Соловки летом 2010 года. Тонкие цветовые отношения северной природы, ее очертания сами по себе полны религиозного напряжения. Сосенка, стоящая на огромных камнях над обрывом берега Белого моря – как человеческая душа, стремящаяся к Богу. Даже не изображая поклонных крестов и деревянных куполов северных церквей, художник не может не уловить духовный смысл этих чудных пейзажей.

Во вре­мя верст­ки текс­та с ил­люст­ра­ци­я­ми о­тец Мат­фей си­дел за ком­пью­те­ром, а я за его спи­ной: «О­тец Мат­фей, мо­жет быть, ле­ве­е?..», и он сме­щал на два мил­ли­мет­ра блок текс­та. «О­тец Мат­фей, мо­жет быть, по­ни­же?..» — еще два мил­ли­мет­ра вниз. «Вот здесь ве­точ­ка пусть по­па­дет меж­ду строф…» — и так каж­дую стра­ни­цу. Мон­ах, об­ре­ме­нен­ный, кро­ме из­да­тельст­ва, мно­жес­твом по­слу­ша­ний, тра­тил столь­ко вре­ме­ни и сил на э­ту ра­бо­ту. По­том бы­ли по­езд­ки в ти­по­гра­фию, бес­ко­неч­ные свер­ки цве­та. В об­щей слож­нос­ти мы го­то­ви­ли кни­гу два го­да. Мо­жет быть, сей­час и я, и о­тец Мат­фей с улыб­кой вспо­ми­на­ем мою до­тош­ность ди­ле­тан­та в ти­по­гра­фи­ке и его тер­пе­ние, но, ес­ли серьезно, я и те­перь ду­маю – что­бы по­лу­чи­лось прос­тое про­из­ве­де­ние, да­же не са­мое луч­шее, но строй­ное, при­ят­ное лю­дям, нуж­но по­тра­тить мак­си­мум уси­лий… Ты вы­кла­ды­ва­ешь­ся весь, а по­лу­ча­ет­ся «толь­ко-толь­ко».

Для ме­ня вре­мя со­зда­ния кни­ги бы­ло осо­бым. Я хо­ди­ла на ра­бо­ту, вы­пол­ня­ла дру­гие сроч­ные за­ка­зы, за­ни­ма­лась по­все­днев­ны­ми де­ла­ми, но ос­нов­ная жизнь ду­ши про­хо­ди­ла в ми­ре сти­хов от­ца Ро­ма­на. Все, что во­шло в книж­ку, я зна­ла на­изусть, и лю­бое внеш­нее впе­чат­ле­ние об­ле­ка­лось в сло­ва, по­сто­ян­но зву­ча­щие во мне. Ша­гая по мос­ков­ским ве­че­ре­ю­щим ули­цам, я слы­ша­ла: «Окутывает ночь дороги мраком…» Улучив на своей суетливой работе минутку (я работала тогда гримером в театре), перебирая пробные распечатки страниц будущей книги, я сидела в уголке гримерки и думала: «Слава Богу, снова я один…», а вокруг кипела шумная театральная жизнь, совершенно меня не касаясь.

Когда книжка вышла, отец Роман приехал в Москву. Меня пригласили познакомиться с автором. В одной из комнат издательства накрыли стол, поставили небольшое угощение, собрались сотрудники. Отец Роман был оживлен, много рассказывал, шутил. Помню, что я, рассказывая о себе, упомянула, что месяц назад вышла замуж. Тут зашел редактор сайта «Православие.ру» Антон Поспелов и, здороваясь, между прочим сказал: «Я две недели назад женился…» Отец Роман возмутился: «Что это у Вас, отец Симеон, они тут все женятся, замуж выходят?! Распустили Вы их!» Мне было смешно и очень приятно. Эта встреча нисколько не разрушила образ аскета, подвижника, с которым я познакомилась, читая стихи отца Романа, напротив – это было еще одно радостное подтверждение того, как ярка, богата наша жизнь – жизнь каждой личности и наша общая жизнь в бесконечном взаимодействии множества людей.

От­цу Ро­ма­ну кни­га по­нра­ви­лась, че­му мы все бы­ли очень ра­ды. Бюд­жет­ный (на­сколь­ко воз­мож­но для та­кой ка­чест­вен­ной по­ли­гра­фии) ва­ри­ант из­да­ния ти­ра­жом 9 ты­сяч эк­земп­ля­ров был рас­про­дан за год. Дорогой, в замшевом футляре и в шелковой обложке, пока есть в продаже. Для меня лично выход книги имел большое значение как для художника. Моя первая персональная выставка прошла в Москве в 2013 году, представлены были акварели, созданные для книги. За последующие четыре года прошло еще четыре выставки, и во всех центральное место занимали оригиналы иллюстраций к стихам отца Романа. Работа над ними открыла мне путь в книжную графику, расширила профессиональные возможности и подарила большую душевную радость. Художник-живописец в своем творчестве обычно одинок, его картины, от зернышка до плода, вызревают в нем самом. Весь труд и ответственность ложатся на одного мастера. А здесь я получила возможность послужить творению другого художника. Это было легко и радостно, и я сердечно благодарю отца Романа и Владыку Тихона (Шевкунова) за эту работу.

Алия Нуракишева
Сайт «Ветрово»