Ольга Надпорожская. Поэтические родники

 

В библиотеке посёлка Выгоничи Брянской области обратила внимание на то, что материалы о поэтах родного края размещены на одном стенде со сведениями об особо охраняемых памятниках природы — оврагах, кручах, родниках. Подумала, что это очень верное сочетание, и вспомнила стихотворение иеромонаха Романа «Забытость»:

Слова отца Романа о чистой реке, омывающей душу, мысленно всегда отношу и к творчеству (в первую очередь к его собственному), хотя он, когда писал это стихотворение, конечно, совсем не думал об этом. Подлинный талант может быть загублен не только нуждой и нищетой, но и неумеренным вниманием и почитанием публики, славой, деньгами — и, наверное, для творца второй путь пагубнее, чем первый. Поэту, живущему где-нибудь в глубинке, труднее пробиться к читателям, зато проще сохранить свой дар в чистоте.

Но, если продолжить сравнение рек с поэтическим даром, придётся сказать, что реки, как и вся природа, живут в согласии с волей Божией — если только человеческая рука не станет поворачивать течение вспять. А вот реки человеческого слова, как и человеческой души, чаще всего теряют указанное Богом направление и превращаются в буйные и бессмысленные потоки, хотя и в них можно отыскать свою красоту.

В библиотеке города Трубчевска оказалось, что сотрудник музейной комнаты поэт Борис Юрьевич Лозов — по образованию биолог и прежде работал в Брянском заповеднике.

— Здравствуйте, иеромонах Роман, — громко сказал Борис Юрьевич, вставая из-за стола. — Я рад нашей встрече, хотя мы и придерживаемся разных взглядов. Я пантеист. А в Вашей поэзии ценю гражданскую лирику.

На стендах музейной комнаты можно было прочитать краткие биографии, а иногда и целые стихотворения поэтов, которые жили или творили на Брянщине. Была среди них и биография отца Романа, но Борис Юрьевич по понятной причине попросил у нас разрешения пропустить этот рассказ. Зато об остальных литераторах он говорил предельно обстоятельно, отдавая рассказу все силы души — порой казалось, что он не просто говорит, а читает стихи — и как будто защищая своих героев. Среди тех, о ком он говорил, не так много имён было знакомо мне прежде — Даниила Андреева, Виктора Козырева, Михаила Шолохова (его жизненный путь не был связан с Брянщиной, но в музейной комнате хранится написанное им письмо). О большинстве я слышала впервые, но рассказы об их судьбах были порой, может быть, интереснее их собственных произведений — помню, иногда такое же впечатление складывалось на лекциях по истории зарубежной литературы, когда речь шла о малознакомых писателях.

Такова, например, судьба Раисы Радонежской — дочери сельского священника, жившей во второй половине девятнадцатого века. Он окончила школу и получила неплохое домашнее образование, увлеклась народническими идеями и стала учить сельских детей. Будучи совсем молодой девушкой, написала «Записки сельской учительницы», а чуть позже (как я узнала уже дома) — книгу «Отец Иван и отец Стефан», «гневно обличающую безнравственность духовенства». Получив за эту книгу хороший гонорар, она потратила деньги на ремонт школы, однако скоро из-за своих взглядов из школы была уволена. Жизнь двадцатисемилетней Раисы Радонежской трагически оборвалась: она покончила с собой, бросившись в глубокий колодец.

— Не знаю, как вы, а лично я с глубоким уважением отношусь к выбору Раисы Витальевны, — подвёл итог Борис Юрьевич.

Всеволод Гаршин хотел написать повесть о Раисе Радонежской, известны строки из его письма о том, что петербургская молодёжь «на эту Радонежскую молилась, как на святую». Но повесть написана так и не была, а сам Гаршин покончил с собой в возрасте тридцати трёх лет, бросившись в лестничный пролёт.

Вспомнились слова отца Романа о том, что он никому не советовал бы брать в руки перо прежде воцерковления: враг обязательно посмеётся. Размышляя об этом, отец Роман вспоминает строки Маяковского, Есенина, Рубцова, в которых они сами себе накаркали печальный конец: пулю, петлю, гибель в январские морозы. И мне тоже вспомнился такой пример — строчки из стихотворения Марины Цветаевой: «Прелестное создание! Сплети-ка мне веревочку…»

И ещё один литератор, о котором рассказал нам Борис Юрьевич, погиб молодым, тридцатидвухлетним — поэт Вячеслав Поздняков. Было это уже в наше время, в семидесятые годы. На стенде в литературной комнате мы прочитали его стихотворение:

Вернувшись домой, я нашла в Интернете другие стихи Вячеслава Позднякова, которые понравились мне больше:

«Это как память смертная», — сказал однажды отец Роман, глядя на журавлиный клин в небе над Храмом.

— А почему он скончался? — спросил отец Роман у Бориса Юрьевича.

— Многие творческие люди страдают одним недугом, иеромонах Роман, — ответил Борис Юрьевич. — Жизнь Вячеслава Позднякова оборвалась при трагических невыясненных обстоятельствах.

Всё время, пока Борис Юрьевич рассказывал нам о писателях и поэтах, я думала, на какое стихотворение отца Романа можно обратить его внимание. Раз он пантеист, ему должны быть близки стихотворения о природе — но нет, он сказал, что предпочитает гражданскую лирику. Может быть, что-то о творчестве? Слушая рассказ Бориса Юрьевича, становилось ясно, что писателей он если не обожествляет, то ставит очень высоко, и литература для него – сродни служению. Может быть, стихотворение «Искусство. Творчество…» — но едва ли ему будет близка мысль о том, что искусство находится во власти падшего уродства, и придётся спорить. А может быть, недавнее стихотворение «Возвращение»? Оно как раз о тайне рождения слова и есть в том сборнике, который мы привезли в подарок библиотеке.

Но отец Роман вспомнил о другом стихотворении — «Рускiй Солдат». Однажды знакомый нам генерал включил песню на эти стихи своим сослуживцам — и те, хотя были настроены скептически, встали. Отец Роман говорил, что эта песня слышится ему в исполнении хора без всякого музыкального сопровождения — только под звук чеканного шага военных во время парада. Тут же, в музейной комнате, я отыскала эту песню в исполнении Андрея Селиванова в смартфоне и, слушая её вместе со всеми, порадовалась точности этого выбора. «Если б не был монахом — стал бы руским солдатом» — чьими глазами ни взгляни на эти слова, монашескими или солдатскими, они не могут не вызвать уважения.

— Если бы я был генералом, я бы тоже встал, — сказал Борис Юрьевич с тем же неподдельным чувством, с которым провёл всю экскурсию.

Впрочем, он стоял и без того, и мы попросили его прочитать что-нибудь из собственных стихотворений. И он прочитал:

Мы слушали его с удивлением — казалось, что стихотворение свободнее самого автора, и особенно отметили эти слова: «И мир вокруг, и мир в тебе — едины». Наверное, для Бориса Юрьевича они согласны с философией пантеизма, но мне показалось: через какую букву в этой строчке слово «мир» ни пиши, всё равно мысль будет богословской.

Напоследок нам предложили оставить запись в книге отзывов, и отец Роман написал:

«Надеюсь, что поэтические родники Трубчевского края будут приводить к Единому Животворящему Источнику, ибо “если дороги не ведут к Храму, то зачем они нужны?’’»

Если бы можно было вернуть этот день, добавила бы к словам отца Романа евангельские: Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную (Ин. 4: 13-14).

А больше, конечно, добавить нечего.

Ольга Надпорожская
Сайт «Ветрово»
10 октября 2021