col sm md lg xl (...)
Не любите мира, ни яже в мире...
(1 Ин. 2:15)
Ветрово

Марина Новицкая. Времена года и православный календарь в поэзии иеромонаха Романа (Матюшина)

Иллюстрация Алии Нуракишевой из книги иеромонаха Романа «Избранное»

Задача исследования поэтического творчества иеромонаха Романа (Матюшина-Правдина) состоит в том, чтобы на основе сравнения показать, как соотносятся друг с другом сезонные ритмы годового круговорота природы и ритм Православного календаря с этапами духовного возрастания лирического героя в поэзии иеромонаха Романа, какова смысловая нагрузка этих ритмов в творчестве нашего современника [1].

Не прибегая впрямую к статистическим методам анализа, всё же обратим внимание на количественное соотношение произведений автора, посвященных разным сезонам года и Православному календарю, считая по числу страниц в выборках текстов. Так, «зимние» тексты занимают 22 с., «весенние» — 12 с., «летние» — 5 с., «осенние» — 19 с.; «Православный календарь» — 45 с. На основе количественного соотношения можно предположить, какова степень внимания автора к каждому времени года и оценка его места в годовом круговороте.

Поэт продолжает мировую культурную традицию, которая существует и в фольклорной, и в профессионально-авторской интерпретации. Это метафорическое осмысление этапов человеческой жизни от рождения до кончины как ритмичного движения суточного времени («Еще немножко поживу один / И вовсе замуруюсь от людей: / Пора, договорился до седин, / Уже к закату наклонился день <...>») и сезонного круговорота в природе от весны до зимы:

Как быстро почки распустились,
Закону Божьему верны.
Сады цветеньем обновились –
Нарядом радостной весны.

Как быстро лето наступило,
Ветра́ сорвали лепестки.
И солнце рябью ослепило
Стрекоз полу́денной реки.

Как быстро листья пожелтели,
Уже́ и жатва позади.
И снова хлопья полетели
От стужи землю оградить.

И на глазах, в одно мгновенье,
Следы поземка замела.
Пришла зима, неся забвенье…
Как быстро эта жизнь прошла!

(«Как быстро почки распустились…»)

Невозможно жестко отделить «сезонные» тексты от текстов «православно-календарных». Автор точно отмечает дату и место создания каждого произведения, не забывая подписать и название православного календарного события даже под, казалось бы, чисто пейзажной зарисовкой, создающей поэтический образ того или иного времени года. Исчезает граница между пейзажной лирикой, воспевающей красоту конкретного сезона, и молитвенным прикосновением к Вечности:

Среди дерев — не средь людей,
Заходишь в лес, как в Божий дом <...>
Приют молитвы вековой <...>
Плывут в лазури облака́.

Водой небесною, живой
Кропит погода грибника.
И никого на свете нет –
Одна душа да горний Свет.

(«В бору»)

Характеризуем чуть подробнее циклы произведений, посвященных временам года. Каждый из них по глубине поэтического воплощения сезонных природных явлений заслуживает отдельного исследования и представляет собой своеобразное авторское воспроизведение традиционного для народной словесности приема — психологического параллелизма в состоянии природы и души человека:

<...> Неспроста, неспроста ветер ломится в дверь,
Сотрясая невидимо келию.
Что, душе́, что, душе́, нам осталось теперь
Пожинать то, что в юности сеяли <...>

(«В эту ночь, в эту ночь не уснуть, не уснуть…»)

И в каждом сезонном цикле воспета красота Божьего мира. Вот майское светоликованье природы: «<...> Земля невестой разодета / И ликованья не таит… / И потому так много света, / Что все о Боге говорит» («Белеет яблоневым цветом…»). Вот макушка лета — июль: «<...> О Богосотворе́нный сад, / Исполненный благословенья!.. / И листья, и трава слезя́т / Творцу слезой благодаренья» («Лазурь, и зелень, и вода…»). А вот и осенние приметы: «<...> Дубрав вековых листопад / И око, и сердце чарует. / Приемлю последний парад / Плывущих на землю сырую <...>» («Багряной листвою шурша…»).

В переносном смысле осень — пора подведения итогов целой прожитой жизни, горькое раскаяние в грехах лета — молодости. Этот образ в более ранние годы творчества иеромонаха Романа (особенно в «кяровский» период) отмечен трагическими кровавыми красками:

… Застыл октябрь, прощаясь и прощая.
И этой невеселою порой
Своим нутром повсюду ощущаю
Твое кровоточащее нутро.

Не уберечь и даже не исправить,
Не понести страданья без вины.
Опомнись, осень, можно ли кровавить
Себя за легкомысленность весны?

Умерь свою карающую совесть,
Не кайся до последнего листа <...>

(«И так всегда. Под шорох листопада…»)

Всё ждет облегчения страданий с приходом зимы: «<...> Листопада сокрытая боль / Под покровом зимы затихает… / За тебя, дорого́й, и с тобой / Всё живое, томясь, воздыхает» («Пожалей, дорого́й, пожалей…»).

Вот и она, краса российской природы, примирение раскаявшегося грешника с самим собой — зима. Ее символ — чистота снежной ризы, покрывающей всё вокруг:

<...> Застыть на миг. Коснуться опушенья
Рукой благоговейною своей.
Благодарить за чудопревращенье,
За этот снег, что сыплется с ветвей.

И замолчать под по́логом небесным,
Светлея запоро́шенным лицом.
И предстоять с собранием небесным
В великом аллилуйя пред Творцом.

(«А зимний лес особенно торжествен…»)

Псковская область, где в скиту Ветрово живет иеромонах Роман, находится на 57-м градусе северной широты. Традиционным сезоном северного сияния — светоигранья, светоликованья, как говорит иеромонах Роман, — считается период между осенним и весенним равноденствием, с 21 сентября по 21 марта. В это время в северных широтах рано темнеет, и можно наблюдать величественное явление осенне-зимней природы. В нем восхищенный взор поэта-инока увидел открытые врата в небеса, куда улетают души, не отягощенные притяжением Земли: «<...> Но что душе земное тяготенье! / Она летит в мерцающую синь / И славит Бога, дивного в Твореньях, / Что всё премудро сотворил еси» («Святится полночь тайной мирозданья…»).

Зимняя пора с ее белизной, чистотой, звездным и снежным сияньем для поэта-отшельника — время духовного делания:

Ни забот, ни печали, ни дум,
И вокруг безобразия нет.
По огни́стому снегу иду,
И вбираю в себя чудный свет.

А душа безсловесно поет:
Как не петь в богозданном краю?..<...>

Все добро́, если совесть чиста!
Погляжу, прикоснусь — не сорву!
…Пред заснеженной веткой куста
Благодарно склоняю главу.

(«Ни забот, ни печали, ни дум…»)

Снежная русская зима — свидетельство непостижимой Божественной Чистоты. Зимняя пора — время сугубой молитвы человеческой души в безмолвии природы и в одиночестве:

Вбираю в себя откровенье
Болотной моей стороны:
Полночную радость моленья
Лампады, свечи́ и луны <...>

<...> О, дивное светозвучанье!
Тебя языку не возмочь.
И стынет в великом молчаньи
Такая трисветлая ночь.

Не чудо ль свечение это?
Гляжу, от всего отрешась.
И славит Создателя светов
Объятая светом душа.

(«Вбираю в себя откровенье…»)

Круговращение времен года — это, по сути, колея для ежегодного духовного пути личности в свободно выбранном им жизненном направлении:

Весна — ликующая просинь.
А лето — торжество дремы́.
Прискорбное прощанье — осень.
Трезве́ние — удел зимы́.

Приемлю всё — весенний, летний,
Любого времени разгар.
Но по душе — удел последний –
Безмолвию Небесный дар <...>.

(«Весна — ликующая просинь…»)

Однако поэт показывает последовательность зимних явлений природы — понижение температуры воздуха, заморозки, утренний иней, снегопад, пургу — и как образ окамененности, охлажденности сердца, что является признаком духовного нездоровья, путем к греху. Стихотворение предупреждает о необходимости чутко наблюдать за своим духовным состоянием:

Зима не сразу наступает:
Сначала отойдет жара,
Затем земля чуть промерзает,
Рядяся в иней по утрам.

И вот снежинок завихренье,
Метет пурга — останови!..
Гони от сердца охлажденье –
Врага Божественной Любви.

(«Зима не сразу наступает…»)

А вот когда сердце чисто, безгрешно, тогда любая погода/непогода — благодать:

<...> И день и ночь метет, не прекращает,
Знать, солнышку и завтра не бывать.
Но что над суетою возвышает –
Не смею непогодою назвать.

Мы видим сердцем. И чисты́ виденья,
Когда душа исполнена добра.
И благодатно снежное круженье,
И радостны шумящие ветра.

(«И день и ночь метет, не прекращает…»)

Поэт тонко чувствует и передает в своих произведениях совершенство природы как Божьего творения: «<...> Во всем — отображенье Красоты,/ Свечение Немеркнущего Света. / И сердце тает, тает в эту стынь / Благодареньем Первому Поэту» («Луна и снег. И шорохи вдали…»).

Но так же чутко поэт ощущает грозные признаки экологических катаклизмов, развитие которых связывает с духовным несовершенством современного человека:

<...> Медовый дух. Макушка лета.
Гудят усердные шмели. <...>
Но око на пиру шмелином
Узрело — да́ли не светлы́:

На чудном празднике пчелином
Не видно ни одной пчелы!

(«Вскипая желтым пухоцветом…»)[1]

Диагноз — нарушение привычной природной жизни в стране и на Земле в целом — это результат безблагодатной жизни людей:

<...> Мир полунощный затаился,
Во мраке чая белый свет.
Стоит ветряк, отлопотился:
В моем Ветро́ве ветра нет.

И это первый месяц года?
И это первое число?
Погода — зеркало народа:
И по делам, и поделом

(«Похоже, осень возвратилась…»)

Вот еще одно стихотворение — философское размышление о закономерной связи природных катаклизмов, нарушающих привычный климатический круговорот сезонов, с больной душой целого народа:

Во всем и всюду измененья,
Внутри живущих и вовне.
Дождем и резким потепленьем
Декабрь напомнил о весне <...>

<...> Душа растлилась у народа,
Вот и живем с душой больной…
Что будешь делать, царь природы,
Когда слуга пойдет войной?

(«Обреченность»)

Без Бога, считает поэт, наш мир — это Содом и Гоморра, где люди салютами отсчитывают календарное время по новому стилю. «А снег идет, идет, идет <...>», пытаясь своей чистотой отрезвить народ, призвать его к покаянию. Но даже в тяжком конце прошлого столетия, 11 января 1993 г., в день Исповедников и новомучеников российских, поэт утверждает с надеждой: «<...> Россія-Русь! Куда б ты ни неслась / Оборванной, поруганной, убогой, / — Ты не погибнешь, ты уже спаслась, / Имея столько Праведных у Бога!..» («А мне в Росіи места не нашлось…»).

Итак, в прямом и метафорическом смысле каждое время года привлекает внимание художника как особый этап в жизни природы и человека. Осень — как пора для оценки летнего плодоношения; зима — как время отдыха от летних забот о «хлебе насущном» и углубления внутренней духовной работы; весна — как пора обновления, воскрешения. От весны до весны крутится жизнь человека в колесе годового времени:

Жизнь переменчивой породы,
Ей слаще меда измененья.
Коловращение природы
Несет и нам коловращенье.

Безсмысленно искать опору!
И так до гроба хороводим,
И если уж восходим в гору,
То обязательно нисходим <...>

(«Жизнь переменчивой породы…»)

Какова же роль Православного календаря в осмыслении человеком суетного ежегодного коловращения? Не в поддержке ли трудного духовного роста, а затем — в исправлении своего малодушного отступления от достигнутого? Цикл стихотворений иеромонаха Романа, посвященных собственно событиям Православного календаря, убеждает, что изо дня в день его мерное движение является формой духовного упорядочивания эмоциональных переживаний личности в ходе годового круговорота, выявляя в изменчивой жизни ее необходимую константу, ее неизменный духовный стержень.

Как образец для людей в Небесах идет непрекращающееся звездное Богослуженье, льется вечный непреходящий Божественный свет неумолкающей Небесной Литургии. Православный календарный круг на Земле построен по ее подобию. В этом — основание вечности литургической жизни, совершающейся и в Земной Церкви. А погода в Двунадесятые праздники является зримым и красноречивым указанием на правильный вектор в жизни и отдельного человека, и целого народа.

Для обозначения правильности миробытия поэт использует такие неологизмы как светозвучанье, цветоликованье и подобные им. Они соединяют визуальные и аудиальные образы природного мира, убедительно выражая полноту его восприятия человеком:

Всё радостнее звезды к Рождеству,
Всё миротворней Млечная Протока,
И шествует по небу наяву
Рожденная, как некогда, востоком.

Искрит, переливается, горит,
Вот-вот от ликования взорвется<...>

(«Всё радостнее звезды к Рождеству…»)

Лишь однажды в одном из стихотворений «кяровского периода» свет звезды назван мертвым как свидетельство смятения, страданий, болезни. А лампада выступает как маяк в бурном житейском море, дающий надежду на спасение от бед и недугов:

Придет зима, она всегда приходит,
Падут снега, наверняка, падут,
И буду я на стылом небосводе
Искать свою озябшую звезду <...>

Я отыщу, дрожащую над полем,
И сердце сразу отзовется в лад <...>

И вдруг пойму, что боль моя напрасна,
Которою кровавел столько лет:
Что нет звезды́, она давно погасла,
И до меня доходит только свет.

О мертвый свет! Я оторву устало
Подошвы, прикипевшие ко льду.
И чтобы ночь последнею не стала,
Зажгу скорей лампадную звезду.

(«Придет зима, она всегда приходит…»)

По контрасту к «кяровскому» стихотворению звучит пейзажная зимняя зарисовка «Снежинки». Становится очевиден путь, пройденный лирическим героем. Трагическое мироощущение 1990-х гг. к году 2018-му всё сильнее преображается в детски чистое видение мира:

Снег не падает, поверьте –
Кру́жится, парит.
После снежной круговерти
Сад огнем горит <...>

<...> Небеса покоят ладом,
И земля свята.
Чистота не может падать:
Ибо — чистота!

(«Снежинки»)

Одно из стихотворений соединяет двенадцать месяцев года с событиями Православного календаря — «А про́синец известен как январь…». Уже по первой строке понятно, что автор создает поэтичный образ каждого месяца года с тонкой деликатностью в употреблении народных названий и характеристик месяцев и точным указанием на их духовные доминанты по Православному календарю. Завершающая строфа стихотворения иронично намекает на расхождение гражданского и Православного календарей, отдавая предпочтение «старостильности» последнего: «<...> Декабрь, иль студень, реки заковал, / Кончает год и зиму начинает. / Хоть новый стиль его обворовал, / Он Рождество по-старому встречает».

Несколько стихотворений представляют собой сатирически горькое обличение «новостильных» праздников Нового года с их фальшивой, заемной веселостью, «китайничанием» в использовании фейерверков и т.п.: «В деревне вспышки — Новый год встречают, / Вот мужики, в подпитии — стреляют. / В Храм не загонишь, и чего так рады? / Ведь с каждым годом мир всё ближе к аду!» («В деревне вспышки — Новый год встречают…»). Сопоставление описаний встречи Нового года по старому и новому стилю убеждает в том, что, сохраняя «юлианские» даты, Православный календарь выступает как хранитель времени в безвременном пространстве Божественной Вечности и как страж памяти о человеческой истории, которая вписана в Вечность:

А вот и настоящий Новый год,
По старому счислению привычней:
И на реке уже не гололед,
И дерева́ под мехом, как обычно.

Сугробы — сплошь алмазами лунят.
А новый стиль в недоуменье вводит,
И не случайно Благодать Огня
В Святой Земле по-старому нисходит.

Побуду в Храме в полуно́чный час,
Молитвою начало освящая:
Ведь Новый год положено встречать,
Безвременному время возвращая.

(«А вот и настоящий Новый год…»)

Большинство календарных стихотворений посвящено периоду Рождественского поста и Рождеству Христову, Крещению Господню, великопостному периоду с особым выделением дней Лазаревой субботы, Входа Господня в Иерусалим, Страстной седмицы. И, конечно, Пасхе: «<...> Загадка русская простая: / Раскинут мост да на семь верст. / В конце моста верста златая / — Ведет к седмице Света пост» («Еще февраль чистейшей манной…»). Также в данном корпусе выделяются дни Богородичных праздников — Благовещения, Успения, Покрова и др. — и почитания Её икон.

Отметим изменение оценки поэтом смысла ежегодного природного круговорота сезонов в разные периоды его жизни и творчества. Отчетливо звучит мотив, что коловращение времен года — это следствие греховности человека, знак его непостоянства, несовершенства. Об этом говорит стихотворение «А до потопа не было дождей…». Последняя его строфа предупреждает о грозных последствиях человеческих согрешений: «<...> О современный развеселый род! / Что ждет тебя на новом повороте? / Нет, не вода, а пламя потечет / Очистить Землю от бездушной плоти».

Вечность и коловращенье — антиномия, которая красной нитью проходит в поэтической ткани стихотворений иеромонаха Романа («Нет надежности
в коловращеньи»). По мере духовного возрастания всё сильнее звучит мысль о том, что смена времен года — это поучение человеку посредством безгрешной природы, смиренно принимающей цель и целительность Божьего Промысла:

<...> Нет опоры душе, и она, как открытая рана,
Не найти ей покоя, отрады в юдоли земной.
Не печалься, душа: над тобой в Небесах постоянно
Звезды ясно горят и зимой, и весной.

Вот и ростепель, дождь — ничего под луною не ново,
И заплакали стекла, стирая узорчатый лес.
Мой неведомый друг, неприкаянность міра земного
Уврачует навек постоянство Небес.

(«Неприкаянность»)

Излюбленный авторский прием — построение оппозиции «временное/вечное». Он повторяется вновь и вновь. Так, в стихотворении «Ветра́, ветра! Куда вы поскакали?…» тревоге дубняка, смятению зимней природы, волнению человеческой души противостоит Неколебимость Креста. В тексте выстроена целая семантическая многозначная сеть для наиболее яркого проявления смысла оппозиции. С одной стороны — «ветра поскакали, тревожный гул, звезды несутся». С другой — «Церковь застыла, зримая Благодать, неколебимые Кресты». Заглавные буквы в словах Церковь, Благодать, Кресты обозначают явления Небесной святыни на Земле. И тут, в неколебимой Церкви, ежедневно по Православному календарю совершаются Литургии, исцеляющие смятенную душу: «<...> О, переменчивость природы / — То этот дождь, то этот снег. / Что клеветать на непогоду? / Она — во мне» («Видать, до гробового вздоха…»).

Всем творчеством поэт-инок утверждает: Православный календарь — целительное явление культуры. Он закрепляет в человеческом сознании Великое Событие — Пришествие, Жизнь, Смерть и Воскресение Христа как образ Вечности, Неделимости, Полноты, Истины, Единственности и Неповторимости — в той форме, которую человек в своей конечности и изменчивости способен воспринять умом и сердцем. Круг православных праздников в ходе меняющегося природного и социального исторического времени обеспечивает возможность реального общения непостоянной, изменчивой человеческой личности с неизменным, неиссякающим, постоянным Источником Вечной Жизни: «<...> О, Древо Вечное, Живое! / Источник мой, дышу мольбой, / Чтоб отпадающей листвою / Не оказаться пред Тобой» («Когда вода самозамкнется…»). Литургический круг, мерно в течение года свершающийся в храмах, — это основа мироздания:

<...> Непокоренные Граждане Вечности,
Белые Церкви, Святые Кресты.

Вас не касаются запахи тленные,
Этот октябрьский отчаянный пир.
Белые Церкви — Твердыни Вселенныя,
Не устоите — развалится мир <...>

(«Радость моя…»)

Своим творчеством иеромонах Роман свидетельствует о главном. Путь духовного возрастания — это путь от Земли к Небу, от восхищения земной красотой к пониманию целительности Красоты Надмирной; тут антиномия понятий выявляется даже графически. Например, через сопоставление строчной и заглавной букв в словах красота, чистота и др. И восхождение от Земли к Небу идет через «возвращение в детство», когда взрослый человек обращается к Отцу-Творцу. Как путь от Земли к Небу души, ощутившей в себе отблеск детства, звучит стихотворение, написанное в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы:

Полночь. Храм. Над куполом луна.
Колыбелит душу Млечный Путь.
– Господи! Какая тишина!
Словно в детстве, выдыхает грудь <...>

<...> И, как в детстве, слез не утаю,
Услыхав Архангельскую Весть…
Что мне рай! Я и сейчас в раю.
Главное, что Ты на свете есть!

(«Полночь. Храм. Над куполом луна…»)

Стихотворения иеромонаха Романа с темой «Времена года и Православный календарь» — это системное, глубоко осмысленное и прочувствованное в реальной жизни поэтическое отражение многолетнего опыта человеческой души, ежегодно, в ритме календарных православных праздников, день ото дня (по народной пословице «У Бога каждый день — праздник!») поднимающейся от временного земного бытия в суете и конечности к Бесконечности и Вечности, где «постоянство и покой». Основные приемы композиционного развертывания православной философской мысли автора в его произведениях – это примирение антонимов (небесное — земное; временное — вечное; изменяющееся — неизменное и т.д.). А также построение глубоко значимых синонимических рядов как выявление полноты признаков святости:

Со временем исчезнет суета,
Жизнь промелькнет безу́держным мгновеньем,
Останутся Любовь и Чистота,
Смиренье, Состраданье, Всепрощенье <...>

(«Со временем исчезнет суета…»)

Дальнейшее изучение приемов, посредством которых поэт-инок философски осмысляет тему времен года и Православного календаря, позволит точнее понять особенности мировидения, отраженного в его поэтическом языке: «<...> Душе! Едино на потребу! / Мимоходящим отболей! / …И снова радуемся небу, / Не забывая о земле».


Марина Новицкая, кандидат филологических наук
Семантика времен года в русской словесности: Коллективная монография / Отв. ред. А. И. Смирнова. М.: Книгодел; МГПУ, 2021

[1] Образ пчелы здесь не случаен: о символе, логосе, архетипе этого насекомого, его важнейших новых смыслах в христианской культуре, о пчеле как атрибуте Богородицы и символе мудрости соборной см. в коллективной монографии о мире насекомых: [2: с. 255–259, 291–302 и др.].

Литература

1. Стихотворения иеромонаха Романа в алфавитном порядке (1139 стихов).
URL: https://soulibre.ru/Категория:Поэзия_Иеромонаха_Романа.

2. Мир насекомых в пространстве литературы, культуры и языка: Коллективная монография / Отв. ред. А.И. Смирнова. М.: Книгодел; МГПУ, 2020. 400 с. — (Природный мир в пространстве культуры).

Уважаемые читатели, прежде чем оставить отзыв под любым материалом на сайте «Ветрово», обратите внимание на эпиграф на главной странице. Не нужно вопреки словам евангелиста Иоанна склонять других читателей к дружбе с мiром, которая есть вражда на Бога. Мы боремся с грехом и без­нрав­ствен­ностью, с тем, что ведёт к погибели души. Если для кого-то безобразие и безнравственность стали нормой, то он ошибся дверью.

Календарь на 2024 год

«Стихотворения иеромонаха Романа»

Сретенские строки

Новый поэтический сборник иеромонаха Романа

Не сообразуйтеся веку сему

Книга прозы иеромонаха Романа

Где найти новые книги отца Романа

Список магазинов и церковных лавок