Не так давно мне попалась статья иеромонаха Романа (Матюшина) «Ответ преподавательнице литературы».
Вообще я с большим уважением отношусь к иеромонаху Роману (Матюшину) как христианину и патриоту. Кроме того, я считаю его одним из самых замечательных русских поэтов современности. Однако сия статья неприятно удивила меня, поэтому, пусть и с большим опозданием, я решил на нее ответить. Ведь отец Роман, песни и стихи которого многие знают и любят, пользуется большим авторитетом среди православных христиан России, и его, по моему убеждению, во многом ошибочное мнение может многих из них ввести в заблуждение.
В статье автор нападает на русскую классическую литературу, практически доказывая её никчемность. Достается, в числе прочего (или даже прежде всего), Пушкину и Достоевскому (особенно Достоевскому).
К Достоевскому я всегда относился с особенно большим уважением. Считаю его самым замечательным христианским писателем-прозаиком, и потому я никак не могу согласиться с отцом Романом, который бросил Федору Михайловичу серьезные обвинения.
Отец Роман пишет: «Достоевский с Ильиным были светскими людьми. Почитайте перлы Ф. М.: «…Гомер (баснословный человек, может быть как Христос, воплощенный Богом и к нам посланный) может быть параллелью только Христу, а не Гёте». «…Но без Шекспира не должно бы жить человечеству и, кажется, совсем нельзя жить человечеству… Шекспир — это пророк, посланный Богом, чтобы возвестить нам тайну о человеке, души человеческой». Не удивительно, если Гомер, как Христос, а Шекспир пророк, то и П[ушкин] будет наше всё! Разве преподобный Феофан Затворник и святитель Игнатий не читали П.? Почему же ни они, ни другие Столпы Церкви не сказали: П. наше всё?! Потому что отличали душевное от духовного и не питались душевным».
К сожалению, отец Роман не дает никаких ссылок на «перлы» Достоевского. Возможно, что он сам не читал первоисточники, а взял это из статей каких-нибудь «антимодернистов» и доверился им. Но благодаря интернету мне удалось разыскать эти источники. Так вот, первая явно нехристианская мысль (о Гомере и Христе) была высказана Достоевским в письме брату M.M. Достоевскому 1 января 1840 [Достоевский Ф. М. Письмо M. M. Достоевскому 1 января 1840], когда писателю еще было 18 лет.
Мало ли какие глупости приходят в голову 18-летним юношам? Ставить это в упрек писателю — более чем странно. Сам Ф. М. Достоевский через пять лет, 24 марта 1845 г., пишет брату: «Брат, в отношении литературы я не тот, что был тому назад два года. Тогда было ребячество, вздор. Два года изучения много принесли и много унесли» [Достоевский Ф. М. M. M. Достоевскому 24 марта 1845 г.]. Как я смею полагать, суждения о древнегреческом поэте Гомере не за два года, а за пять лет до этого — как раз из разряда «вздора».
Вообще если кто-то читал хотя бы поверхностно биографию писателя, то он не может не знать, что с возрастом в Ф. М. Достоевском произошел серьезнейший перелом. В молодости он принадлежал к революционному кружку петрашевцев, за что угодил на каторгу. В период каторги с ним произошел духовный переворот, и он вышел оттуда другим человеком. В зрелом возрасте он причислял себя к лагерю т. н. славянофилов, т. е. попросту православных христиан и патриотов, в противостоящих т. н. западникам. С западниками он много полемизировал, а в своем романе «Бесы» он изобличил и западников-либералов и революционеров.
Источник второго «перла» Достоевского, приведённого отцом Романом (о Шекспире как пророке), — запись из черновиков к роману «Бесы». Не из какого-то публицистического произведения (а Достоевский был еще и публицистом), а из черновиков к художественному произведению. Полностью цитата в черновике звучит так: «Грановский: «Шекспир — это избранник, которого творец помазал пророком, чтобы разоблачить перед миром тайну о человеке»» [Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений. Т. 11. Бесы. Рукописные редакции. Л., 1974 (imwerden.de), с. 157].
Грановский — это первоначальное имя персонажа романа Достоевского, прототипом которого явился реальный человек – западник и либерал Тимофей Грановский. В окончательном варианте — Степан Трофимович Верховенский, явившийся собирательным образом западников 40-х годов. Т.е., как, надеюсь, поняли читатели, – это мысль не самого Федора Михайловича, а его персонажа.
Отождествлять мысли самого писателя со словами его персонажей — совершенно неправильно, а тем более, если это персонажи — идейные противники самого писателя. Весьма замечательны характеристики Грановского (персонажа) в черновиках Достоевского, данные самим автором: «Грановский… Становит себя бессознательно на пьедестал, вроде мощей, к которым приезжают поклоняться, любит это» [там же, с. 655]. «Грановский был истинно чист и пламенно желал добра, но он не мог не ломаться под конец и не стать фразером. Мало того — он стал кокетом» [там же, с. 75]. Или вот упоминание Грановского при характеристике другого персонажа: «Князь не любит ничего ложного — демократию ложную, Грановского и любовь ложную» [там же, с.116].
Не правда ли, сей шекспиропоклонник немного не похож на персонажа, который должен быть глашатаем идей самого писателя, как, к примеру, «положительно прекрасный человек» из романа «Идиот» — князь Мышкин? Насколько было справедливо такое изображение своего идейного противника, судить не берусь. Вероятно, Федор Михайлович здесь немного перегнул палку, ну да это неважно. В конце концов, он ведь изменил имя персонажа.
И да, мысль о Шекспире и человечестве — из того же ряда. Как пишет литературовед К.Мочульский: «По первоначальному плану Степан Трофимович должен был читать лекции о Мадонне и рассуждать о том, что «без Шекспира не должно жить человечеству и, кажется, совсем нельзя жить человечеству» [Мочульский К. Достоевский. Жизнь и творчество. Глава 17 Работа над романом «Бесы»].
И даже если предположить, что писатель вложил в уста этого персонажа свои мысли (а он действительно весьма уважал английского драматурга), то значит ли именование Шекспира пророком то, что писатель считал его равным Исайе или Иеремии?
Мне еще вот что интересно. Если отец Роман ставит в укор писателю-романисту, а вовсе не доктору богословия, именование Шекспира пророком, то что он скажет относительно слов замечательного богослова 20-го века, сербского святого преподобного Иустина (Поповича), сказанных о самом Достоевском?
Процитирую сербского святого из его работы с характерным названием «Достоевский как пророк и апостол православного реализма»: «Я знаю Достоевского как пророка, как апостола, как мученика, как поэта, как философа. Многогранность его гения поражает. Всечеловечески широкий и глубокий, он принадлежит всем, но и все принадлежат ему. Он настолько человек, настолько всечеловек, что родственен всем: и сербам, и болгарам, и грекам, и немцам — всем людям на всех континентах. В нем есть что-то от каждого из нас, то есть каждый может найти себя в нем. Своим всечеловеческим сочувствием и любовью он свой для всех…
Апостол бессмертия человеческой души не может представить человека без Бога. Человек существует, потому что существует Бог…
…Всю свою жизнь Достоевский пророчествовал о Богочеловеке и о преображении человека с помощью Богочеловека. Как пророк и прозорливец, он свел человеческое зло и человеческое добро к их праисточникам: зло — к диаволу, добро — к Богу. Ибо главное отличие пророка — видение мира и человека в мире с точки зрения вечности, размышление о мире мыслью Божией, возвещение Божиего промысла о мире, делание Божиего дела в мире…
В новое время Достоевский — это прозорливейший пророк и самый красноречивый апостол Образа Христова» [прп. Иустин (Попович). «Достоевский как пророк и апостол православного реализма»].
Можно всю работу преп. Иустина (Поповича) процитировать — там все в таком духе, но, думаю, этого предостаточно. Ну как такие отзывы православного святого о Достоевском? По-моему, это даже посмелее, чем отзывы персонажа Достоевского о Шекспире. И более прямо, не как у Достоевского, не черновые записи к художественному произведению, не мысли, вкладываемые в уста своего же оппонента.
Допустим, сербский святой здесь ошибается. Ошибались же и святые иногда. Но ведь даже если признать его ошибку, дерзнём ли мы отрицать значение этого святого богослова? Не разжалуем ли его из «разряда» святых и не произведём ли в разряд еретиков? Сильно сомневаюсь, что найдутся таковые «ревнители». Да и ошибка ли это? Может быть, просто очень сильное поэтическое преувеличение? Ведь ясно же, что сербский святой не считал Достоевского равным апостолу Иакову или пророку Осии! Зато светскому писателю почему-то запрещено делать подобные же преувеличения (причем вкладывая, как мы здесь все, надеюсь, убедились, в уста своих идейных противников).
Сербский святой Иустин (Попович) действительно очень хорошо знал творчество русского классика. У него есть еще целая книга о писателе — «Достоевский о Европе и славянстве». В предисловии к книге он пишет: «Начиная с моих пятнадцати лет Достоевский — мой учитель. Признаюсь — и мой мучитель. Уже тогда он увлёк меня и покорил своей проблематикой. Его превосходство в том, что в вечные проблемы человеческого духа он внес вдохновение пророка, пламень апостола, искренность мученика, грусть философа, прозорливость поэта» [прп. Иустин (Попович), Челийский. «Достоевский о Европе и славянстве»].
Никаких разговоров, к примеру, про «розовое христианство» Достоевского, которые нередко ведут некоторые наши «антимодернисты», у сербского святого не встречается.
Мы не должны отвергать великого христианского гуманиста Ф.М. Достоевского только лишь потому, что где-то в его высказываниях (и тем более, в высказываниях его персонажей) может проскальзывать какое-то неправомыслие. Все-таки нужно помнить, что он – художественный писатель, а не учитель догматического богословия, и потому не следует судить его строго за какие-либо отдельные заблуждения. Особенно, если эти заблуждения – мнимые.
Тимур (Сергий) Давлетшин, православный публицист
«Русская народная линия»
21 июня 2024
С таким же успехом можно К.Льюса записать в «христианские» писатели, только по названию, чьей популяризацией так плотно занимаются на «православных» каналах.Ну не имеет ничего общего с христианством творчество вышобозначенных мыслитилей псевдохристианство, как и псевдохристиане те кто считает папистов христианами, как и те кто считает, что Церковь когда то разделилась, не может Церковь разделиться созданная Самим Христом исходящим от Отца Святого Духа и посланного Им, как неделима Святая Троица, не может считаться христьянином, кто не приемлет слов Писания как они есть, кто начинает спорить с ними и изворачиваться подобно змею художнику и гуманисту в одном лице.Ошибаются все и святые в том числе, и великие писатели-гуманисты, не ошибается Один Бог.Беда не в Достоевском, а то что из него лепят.
Отчего тогда творчество Достоевского и Пушкина не только не оказались под запретом, но и всячески популяризировалось, экранизировались, параходились и истуканились в окупированной жидобольшевиками России, да видимо потому, что гуманитарное лжехристианство без Креста и без Христа Достоевского и Пушкина, Герцена и Толстого духовно оказались родственны и близки разрушителям исторической России и ненавистникам Православия, как глобального Запада, так и Востока.
Тимур, Ваш протест мне понятен, и мне не сразу удалось принять такую точку зрения. Но дело в том, что мысли отца Романа о художественной литературе – не нечто новаторское, а продолжение святоотеческой мысли. Конечно, святые отцы не уделяли много времени изучению художественных текстов, но вот письмо святителя Игнатия (Брянчанинова) о книге Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями» (её и художественной едва ли можно назвать, она, безусловно, более относится к христианским размышлениям как таковым, в отличие от романов Достоевского):
«С благодарностию возвращаю вам книгу, которую вы мне доставляли . Услышьте мое мнение о ней.
Виден человек, обратившийся к Богу с горячностию сердца. Но для религии этого мало. Чтоб она была истинным светом для человека собственно и чтоб издавала из него неподдельный свет для ближних его, необходимо нужна в ней определительность и определительность сия заключается в точном познании истинны, в отделении ее от всего ложного, от всего лишь кажущегося истинным. Это сказал Сам Спаситель: Истина свободит вас. В другом месте Писания сказано; слово Твое истина есть. Посему желающий стяжать определительность глубоко вникает в Евангелие и по учению Господа выправляет свои мысли и чувствования. Тогда он возможет в себе отделить правильные и добрые мысли и чувствования от поддельно и мнимодобрых и правильных. Тогда человек вступает в чистоту, как и Господь после Тайной вечери сказал ученикам Своим, яко образованным уже учением истинны: вы чисти есте за слово, еже рех [глаголах] вам.
Но одной чистоты недостаточно для человека: ему нужно оживление, вдохновение. Так, – чтоб светил фонарь, недостаточно часто вымывать стекла, нужно, чтоб внутри его зажжена была свеча.
Сие сделал Господь с учениками Своими. Очистив их истинною, Он оживил их Духом Святым, и они соделались светом для человеков. До приятия Духа Святаго они не были способны научить человечество, хотя уже и были чисты.
Сей ход должен совершиться с каждым христианином, христианином на самом деле, а не по одному имени: сперва очищение истинною, а потом просвещение Духом.
Правда, есть у человека врожденное вдохновение, более или менее развитое, происходящее от движения чувств сердечных. Истинна отвергает сие вдохновение как смешанное, умерщвляет его, чтоб Дух, пришедши, воскресил его обновлением состояния. Если же человек будет руководствоваться прежде очищения истинною своим вдохновением, то он будет издавать для себя и для других не чистый свет, но смешанный, обманчивый: потому что в сердце его лежит не простое добро, но добро, смешанное со злом, более или менее.
Применив сии основания к книге Гоголя, можно сказать, что она издает из себя и свет и тьму.
Религиозные его понятия не определены, движутся по направлению сердечного вдохновения, неясного, безотчетливого, душевного, а не духовного.
Поелику он писатель, а в писателе непременно от избытка сердца уста глаголят; или: сочинение есть непременная исповедь сочинителя, но по большей части им не понимаемая, и понимаемая только таким христианином, который возведен Евангелием в отвлеченную страну помыслов и чувств, и в ней разложен свет от тьмы; то книга Гоголя не может быть принята целиком и за чистые глаголы истинны. Тут смешано.
Желательно, чтоб этот человек, в котором видно самоотвержение, причалил к пристанищу истинны, где начало всех духовных благ.
По сей причине советую всем друзьям моим, по отношению к религии, заниматься единственно чтением святых Отцев, стяжавших очищение и просвещение, как и Апостолы, и потом написавших свои книги, из коих светит чистая истинна, и кои читателям сообщают вдохновение Святаго Духа. Вне сего пути узкого и прискорбного сначала для ума и сердца, – всюду мрак, всюду стремнины и пропасть! Аминь».
https://vetrovo.ru/inoi/bryanchaninov-o-gogole/
По-нашему, это позиция максимализма, но христианство и есть максимализм, и символ его – Крест – сущее безумие. Конечно, никто не запретит нам читать художественную литературу, но, читая её, нужно знать – зачем. Жить ею точно нельзя. Можно учиться красоте слова, можно извлекать из неё некоторые мысли, но у христианина есть другая, главная Книга – Священное Писание. Жизнь коротка, мы призваны к трезвению, и художественная литература в нашей жизни должна знать своё место (а кому-то она, безусловно, совсем не нужна. И отец Роман, и другие люди, жившие в монастырях, говорят, что никогда не видели там книг классиков. Может быть, сейчас иначе). Да, я, например, скорблю, что дети не читают книг и даже сама читаю им произведения из школьной программы – чтобы была хоть какая-то пища для ума и чтобы у них было представление об основных произведениях мiровой литературы. Они не рвутся читать Священное Писание, и этот вакуум в их сознании просто заполнит Интернет. И я, например, вожу с собой в сумке томик известного поэта XX века, потому что меня интересует вступительная статья и комментарии – важно понять, как они устроены. Но стараюсь не черпать оттуда ничего для своей внутренней жизни. Достоевский когда-то помог мне просто фактом того, что он верующий и что пишет о Православии – это была поддержка для меня в годы воцерковления. И мне не хочется кидать в него камень, я ему благодарна. Он был таким, каким был. Но сейчас перечитывать его «для души» не стала бы. Душа просит иного, причём у всех, но не все знают, где это «иное» взять.
Может быть, Вы пропустили то время, когда в Церкви серьёзно говорили о возможной канонизации классиков. Кажется, речь шла о Пушкине, Гоголе, Достоевском (это было менее десяти лет назад). Ну согласитесь, что это абсурд. Поэтому со словом «пророк» по отношению к писателю нужно быть очень осторожным: есть черта, за которой поэтическое преувеличение перестаёт быть условностью.
Вы пишете: «Вообще если кто-то читал хотя бы поверхностно биографию писателя, то он не может не знать, что с возрастом в Ф. М. Достоевском произошел серьезнейший перелом».
Да, перелом у Достоевского, перелом у Пушкина. Но горькая участь классиков заключается как раз в их «канонизации» в сознании филологов, учителей, вообще интеллигенции в целом. Если ты классик, любой клочок бумажки за тобой подберут и всему мiру покажут. Поэтому жги-не жги «Гавриилиаду», всё равно издадут, прокомментируют, и будет она жить в веках. Представьте, какая тягота: Вы покаялись в грехе, а он всем известен, Вас всю жизнь преследует, да ещё и после Вашей кончины развращает людей.
По поводу преп. Иустина (Поповича) – самое трудное и самое неприятное для комментирования. Тут можно прибегнуть к Вашему методу, хотя не знаю, сработает ли: посмотреть, в какие годы были написаны преподобным слова о Достоевском. А не произошёл ли после этого и с ним «перелом»? Святой, конечно, должен мыслить трезво, особенно если это его письменная, а не устная речь, где всегда легко ошибиться. Но в любом случае, как Вы сами можете объяснить слова: «Я знаю Достоевского как пророка, как апостола, как мученика»?
Конечно, для человека светского «пророк, апостол, мученик» — бросовые слова, которые, кстати, ничего не стоят: называй так кого хочешь, и слушать тебя будут вполуха. Но не для христианина, не для святого тем более. Как бы ни была тягостна наша жизнь, мы не мученики, как бы ни была вдохновенна речь – не пророки. Если имя Божие нельзя упоминать всуе (и это заповедь!), то неужели это отчасти не распространяется на другие святые слова? Не знаю, что двигало преподобным, но то, что речь его здесь излишне пламенна и что не обошлось без «поэтических преувеличений» — точно. В наше время многие видные священники тоже позволяют себе подобные высказывания, и это грустно. Ну зачем им вдохновлять народ читать Достоевского, когда в наше время Евангелие чуть ли не под ногами можно найти? Пусть о Достоевском говорит школьный учитель (желательно – трезво!), а священник пусть скажет о Боге. Иначе зачем мы в Церковь пришли. Хватает мест, где о Достоевском можно послушать.
С наступающим Днём Святой Троицы!
«Когда мы смотрим на мир через окно, чистое стекло позволяет видеть всё ясно, без искажений. Но если кто-то „великий“ начинает рисовать на этом стекле свои картины, то они, пусть и „гениальные“, лишь искажают Божий мир, если не зачеркивают его совсем. Поэтому многие, даже самые лучшие писатели не соединяют, а разъединяют человека с Богом, предлагая вместо Божьего свое, ставя себя на место Создателя». (Иеромонах Роман)
«Культура проникла в наши души гораздо глубже, чем христианская вера: ведь она питала нас от рождения, а в Церковь мы если и пришли, то гораздо позже. Культура настолько стала «нашим всем», что мы до сих пор искренне путаем душевную жизнь с духовной — не только мiряне, но и священники: некоторые из них всерьез предлагают причислить к лику святых… писателей-классиков (об этом — стихотворения иеромонаха Романа «О святости» и «Идолопоклонство») » https://vetrovo.ru/idolopoklonstvo/
(Ольга Словек из вступительной статьи к книге иеромонаха Романа «Лазурь Святая»)
«Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого.» ( Мф.5:37)
Литераторы и писатели часто путают «да» и «нет». Так пророк всё-таки Достоевский или нет? Сказано образно? На них это так похоже! Прп. Иустин (Попович) мог действительно сказать это образно, имея ввиду служение писателя людям, а не Богодухновенное пророчество известных нам Библейских пророков.
Известны случаи расхождения мнений святых. Например, св. прп. Нил Сорский сам был при жизни аскетом и устроение его монастыря было соответствующим, а св. прп. Иосиф Волоцкий много потрудился для благоустроения и украшения Храмов, также и для братии монастыря. И это не поверхностное разногласие, а серьёзный вопрос. Один из них был не прав? Нет, просто это их ви́дение. И оба они святые.
Ви́дение литераторов — это вообще отдельный случай.
Ф.М. Достоевский всегда в своих произведениях доносил до читателя больше душевного, а не духовного. Место обитания его исканий и терзаний — это тёмные закоулки человеческой души. Он больше гуманист, чем проповедник Истины.
Тимур Давлетшин: «Мы не должны отвергать великого христианского гуманиста Ф.М. Достоевского только лишь потому, что где-то в его высказываниях (и тем более, в высказываниях его персонажей) может проскальзывать какое-то неправомыслие.»
Посмотрела в Википедии определения понятий «гуманизм» и «гуманист» (как в классическом, так и в современном смысле) и не нашла в них ничего, что можно было бы связать с христианством.
Википедия: «Значение термина «гуманизм» в эпоху Возрождения (в отличие от сегодняшнего значения слова) было: «ревностное изучение всего, что составляет целостность человеческого духа», поскольку лат. humanitas означало «полноту и разделённость природы человека». Также это понятие противопоставлялось «схоластическому» изучению «божественного» (лат. studia divina).
Такое понимание studia humanitatis впервые получило своё обоснование в качестве идейной программы нового умственного движения в сочинениях Петрарки.
Ренессансный «гуманизм» — это не защита прав человека, а исследования человека таким, каков он есть. Гуманизм, с точки зрения Петрарки и других философов, означал перенесение человека в центр мира, изучение человека в первую очередь. Термин «гуманизм» в этом плане является в чём-то синонимом слова «антропоцентризм» и противостоит термину «теоцентризм». В противовес религиозной философии Западной Европы гуманистическая философия ставит своей задачей изучение человека со всеми его земными и неземными нуждами. Взамен онтологических вопросов на первый план выдвигаются вопросы этические.»
Согласно определению американской Ассоциации гуманистов гуманизм — это прогрессивная жизненная позиция, которая без помощи веры в сверхъестественное утверждает нашу способность и обязанность вести этический образ жизни в целях самореализации и в стремлении принести большее благо человечеству.
То есть гуманизм во главу угла всегда ставил человека, а не Бога и уж, конечно, не Христа. Непонятно, как можно связать воедино антропоцентризм гуманизма и «антропологический минимализм» христианства, то есть как можно быть христианином и гуманистом единовременно?