Война

Часть третья, часть вторая, часть первая

Имя автора воспоминаний — Константин, фамилия его неизвестна, однако нет никаких сомнений в подлинности этого текста. Публикуем, сохраняя авторский стиль и исправляя лишь очевидные ошибки.

Белорусские партизаны

…Когда была лётная ночная погода и должны были прилететь самолёты, ехали ночью на аэродром в Бегомль забирать боеприпасы, оружие и парашюты. На аэродроме были выкопаны круглые ямки, в которые на день вставлялись деревья. Ночью деревья убирали, а в ямки вставляли обрезки брёвен, так чтобы их верх был на уровне земли, и колёса самолёта не могли провалится. Утром всё проделывали в обратном порядке, и с воздуха площадка аэродрома выглядела поросшей редкими деревьями, делавшими невозможной на ней посадку самолёта. Большую часть грузов доставляли на планерах, которые после посадки и разгрузки сжигались. На этот аэродром прибыла и группа организаторов партизанского движения в Литве, которые дальше ушли пешком в сопровождении подразделения охраны. Их доставил в Бегомль на планере Г. С. Малиновский.

Партизанский аэродром в Бегомле начал действовать в апреле 1943 года. Он был во многом уникальным явлением в истории. Взлётно-посадочная полоса располагалась на окраине посёлка с правой стороны от дороги, ведущей на Докшицы. До войны с неё взлетали почтовые самолёты. Для определения пригодности аэродрома к приёму самолётов и планеров в марте 1943 года прилетел Сергей Николаевич Анохин. Он объяснил, что необходимо сделать и как организовать работу на аэродроме. Потребуется, сказал он, специальная команда, которая будет обслуживать костры, разгружать планеры и самолёты, собирать парашюты и десантные мешки, ремонтировать посадочную площадку. По предварительному подсчёту на это требовалось до ста человек. Сразу же было принято решение о создании такой команды. Организацией и работой аэродрома руководил И. П. Воденков (Водзянков) – начальник боепитания бригады. Павел Скороход был у него ординарцем. Почему он не взял племянника Костю в эту аэродромную команду, я понять не могу. Такая работа как раз для 16-летнего парня. Но, может быть, это судьба. Немцы пытались определить расположение аэродрома, фотографируя окрестности Бегомля с самолёта-разведчика «Фоке-Вульф-189»(рама). Но на снимках лес подступал вплотную к посёлку. Благодаря грамотной маскировке немцам длительное время не удавалось помешать Бегомльскому воздушному мосту, по которому партизанам доставляли оружие, медикаменты, продукты, вывозили раненых и детей. Для координации действий и связи прилетел Малиновский Г. С. Первый вылет в данный район лётчики 101 АП (экипаж командира корабля И. А. Гришакова) совершили 23.03.1943 г. для сброса груза и парашютистов на площадку Рожно. В течение 1943 года на площадки, расположенные вблизи Бегомля, силами авиаполка было произведено 37 сбросов грузов. Первый полёт с посадкой на этот партизанский аэродром в 101 авиаполку совершили 22 апреля 1943 года лётчики из экипажа командира корабля В. И. Лебедева. К декабрю 1943 г. произведено 5 самолёто-вылетов с посадкой. Сюда же известный лётчик, планерист и парашютист Сергей Николаевич Анохин, впоследствии Герой Советского Союза, 17 марта 1943 года на планере доставил специальную группу десантников под командованием капитана Николаева. Бойцы были как на подбор, плечистые, рослые, вооружённые автоматами, кинжалами и ручными гранатами. В эту группу потом, после того, как сожгли дом деда Максима, взяли папину сестру Нину. На этом же планере в очень сложных условиях Анохин вывез двух раненых командиров партизанских отрядов «Истребитель» — В. Цабо с простреленными ногами и начинающейся газовой гангреной и А. Шевченко, раненого в бок и грудь. Только так им можно было спасти жизнь. Для этого пришлось вызвать самолёт СБ с опытнейшим лётчиком Ю. Желютовым. Так как длина взлётной полосы была всего около 500 метров, пришлось 100-метровый трос завязать узлами, укоротив его до 10 метров. Так выиграли 90 метров. Когда раненых грузили в планер, Анохин снял свой парашют и оставил своему знакомому партизану Косте Сидякину, чтобы раненые были уверены, что он их не бросит. Они благополучно вернулись на аэродром подскока Старая Тропа, буквально сразу же после того, как аэродром бомбили немцы. Это был единственный за время Великой Отечественной войны взлёт планера с партизанского аэродрома. День рождения Анохина 1 апреля, эту же дату как день рождения записал себе и папа. Умер Анохин 14 апреля, а 13 или 14 апреля — фактический день рождения папы. Может быть?

«Езжай в отряд, завези отремонтированное оружие и выпроси продуктов» — писал в записках Дёмин. Образовался склад боеприпасов: патроны, тол, капсюля, шнур, мины миномётные, мины пехотные, парашюты. Иногда ездил к командиру зоны Мачульскому, он расписывал, кому и сколько дать.

Ездили в Савский бор. По дороге обратно догнали человека. Сапог растоптан, он идёт на голенище. Догоняем. Дёмин кричит:

— Эй! Карзинкам сапог, куда идем.

Оглянулся. Еврей. Как он тут оказался? Он расспрашивал про партизан. Завезли и сдали в особый отдел как шпиона. Прошла неделя. Присылают к нам этого жида слесарем. Фамилия Цукербрейт. Мушку на винтовку сделать не может. Он со Львова. Запрятали там евреи перед расстрелом золото, он остался только один, всех расстреляли. Он обещал и Дёмину, и, видимо, в особом отделе, что вместе поедут за золотом. Вечерами рассказы, фокусы. «Спрячьте любой предмет в доме, я найду». Вышел из дома, я спрятал патрон под подушку. Он возвращается, говорит:

— Бери меня за запястье и думай, где лежит.

Два круга обошли по хате, и он полез под эту подушку, хотя в хате стояло три кровати. Подсмотрел? Вышли опять, жиду мешок на голову, а я спрятал два патрона — один винтовочный, другой автоматный на балку, потолок, под решётку. Мешок на голове, он меня держит за запястье. Повёл меня около стен. Думай, где лежит. А я думаю — хрен ты найдёшь. Он говорит:

—Ты думаешь совсем про другое.

Водил, водил, потом остановился и полез именно под ту решётку. Потом говорит:

—Договорились, один предмет, а тут два. Думай, какой патрон.

Я думаю, он отдаёт именно тот. Говорил, что знает четыре языка.

Переехали в Притыки, один километр до Гребенёв. Нашёл Старичёнков. Дочь её, Маня, пропала без вести в первую блокаду. Сказала, что пусть Нина и Коля приходят и живут. Коня мне не дали. Пошёл в Рожно пешком, забрать Колю. Спецгруппу забрали, Нина разыскала дядьку Андрея. Переночевал, забрал Колю и Нину, завёл в Гребени к тётке.

Стояли в Боярах. «Костя, баню». Начал топить. Прилетела «рама», покружилась и улетела. Пойдём мыться или подождём? Пошли. Распарились, а тут самолёт. Мы выскочили из бани в снег, а самолёт кружит. Мы голые перебежали в дом, там женщины, а одежда в бане. Самолёт пошёл на заход, открыли двери, глядим. Летит низко. Завизжало, кинул бомбы. Кто-то кричит:

— Закрывай дверь, а то в дом залетит.

Показался из-за дома Ильюк и кричит:

— Хватай за хвост и об землю его.

Две небольшие бомбы перелетели наш дом, потом следующий и во дворе третьего разорвались. На дворе убило коня. Из бани всё время шёл пар, хороший ориентир для самолёта. Самолёты прилетали из Борисова, где базировалась немецкая фронтовая авиация.

Стояли в Красниках. На улице вечером подходит ко мне женщина:

— Мальчик, покажи, где живёт Савка. Он у меня украл вещь.

Подошли. «Заведи в дом». Врывается в комнату, в которой наш Чижевский спит с женой, и начинает их дубасить. Оказывается, это его бывшая жена, и у них трое детей. А у меня неприятности. Дело шло к весне. К нам ещё прислали Воганова — мотоциклиста комбрига. Он оседлал Маню, ещё одна семья. Был у Родионова, так что много рассказов.

Дёмин всё-таки запомнил вмешательство Ильюка, который внёс тогда ему поправку. Да и Ильюк неоднократно Дёмина одёргивал. Его отправили назад в отряд. Я тяжело переживал уход Ильюка. Дёмин это видел, но побаивался, что я скажу, что не помню, где ямы с боеприпасами, и тогда он пропал. Поэтому он не возражал, что я забрал Нину и Колю, когда немцы начали поджимать из Плещениц. На место Ильюка взяли из Красников кузнеца Афонаса. Он был старый холостяк, лет под тридцать пять, у него была сестра, старая дева, лет тридцати, Соня.

Как-то я нашёл немецкую сигнальную ракету. Она при запуске страшно пищит. Зашли в склад с Дёминым. Там капсюля, тол, мины, и всё лежит открыто. Давай посмотрим, как устроена? Ничего хитрого. Дёмин сказал:

— Ты держи, а я подожгу.

Она как завизжит, вырвалась из рук, пищит, кружится, потом летит на ящик с капсюлями, потом в другую сторону. Мы за ней. Я сорвал с себя куртку, а Дёмин накрыл ею ракету. Кричит:

— Что ты натворил? Расстреляю!

Я говорю:

— А ты поджигал.

Стояли в Притыках. Подходила весна. Поступила команда зарыть боеприпасы в землю. Набираем воз, едем в лес вдвоём с Дёминым, копаем яму, прячем, маскируем. Я тихонько от Дёмина делаю метки, а Дёмин никогда не найдёт, где прятал. Надо было прятать в разных лесах, а мы ям десять запрятали в одном лесу. Потом мы за это чуть жизнью не поплатились.

С 25 мая по 17 июня 1944 года немцы, сняв с фронта несколько частей, провели крупнейшую в истории контрпартизанскую операцию Корморан (Баклан). Убито 7 500 человек. В ходе операции «Корморан» немцы ставили перед собой цель — оттеснить партизанские бригады и отряды Борисовско-Бегомльской зоны в болотисто-лесистые места, расположенные в районе озера Палик, окружить их там, а затем уничтожить. В котёл гнали девятнадцать партизанских бригад.

Весной начали строить оборону около деревни Городищи. В этом лесу запрятаны наши боеприпасы. Мы переехали в Красники. Немцы начали то тут, то там прощупывать партизанскую оборону. Потребовались боеприпасы. Дёмин говорит:

— Езжай, набери воз боеприпасов.

Я поехал, открыл яму, погрузил на телегу. Только проехал Городище, налетело шестнадцать или семнадцать самолётов одномоторных пикирующих. Стали в круг и начали сыпать по обороне бомбы, контейнеры в каждом по тридцать штук. Мне до обороны меньше километра. Самолёты летают надо мной. На возу мины, капсюля, тол. Я крикнул:

— Но!

Завязал вожжи и побежал от воза, отбежал метров сто. Конь остановился и щиплет траву. Ну, если рванёт. Самолёты улетели. Я поехал дальше.

В другой раз приказали отвезти боеприпасы в один из отрядов в дальней деревне. А отряд без приказа ушёл из деревни и не сообщил в штаб. Деревню заняли немцы и на краю выставили боевое охранение. Когда я подъезжал к деревне, то услышал оттуда выстрел. Развернув коней, поехал прочь от деревни, и тут в мою сторону ударили из пулемёта. Я начал гнать коней, что было силы в сторону леса по полю. На бездорожье телега развалилась, всё рассыпалось, и в лес я уже залетел на одних передних колёсах. Быстро отвязал оглобли и уже верхом поскакал дальше. Приехал, рассказал Дёмину. Надо докладывать в штаб. Пошли вместе. Он говорит:

— Рассказывай и плачь, чтобы не расстреляли.

А в штаб как раз явился командир именно того отряда. Выслушав меня, начальник штаба сказал тому командиру:

— Видишь. Из-за вас могли убить пацана.

На этом всё и закончилось.

Немцы начали нажимать со всех сторон. Дорога Докшицы – Лепель блокирована. Плещеницы – Борисов тоже. Молодечно – Вилейка – Докшицы занята немцами. Везде идут бои. Нужны боеприпасы, а деревня Городище занята немцами, и лес, где наши боеприпасы, на территории, занятой немцами. В штаб вызывают Дёмина — нужны боеприпасы. Поехали. По периметру Кромовицкого леса оборона партизан, нам до занятого немцами Городища километра два, а за деревней лес, там боеприпасы. Походили, посмотрели. Надо попробовать ночью. Доложили штабу, там пообещали: дадут отделение автоматчиков. Назавтра явились шесть автоматчиков. Поехали днём. Походили, посмотрели: конечно, туда ехать нельзя. Возвратились. Пообещали взвод автоматчиков. Пробейтесь ночью. Ночью немцы в лес не пойдут. Пришли десять автоматчиков, с ними командир Городков, бывший родионовец. Приехали к линии обороны. Смеркалось. Нам надо ехать только через деревню. Говорят, там немцы днём ходят свободно. Туда приходили автомашины. Городков спрашивает Дёмина:

— А если объехать по лесу не через деревню?

Дёмин сказал, что не знает. Спрашивает меня:

— Пацан, скажи, а если мы объедем деревню по лесу.

Я отвечаю:

— Там низкое место, пустые мы, может быть, и проедем, но с возами (было две повозки) не проедем. Я там ходил. И ещё в лесу много дорог и, заехав с другой стороны ночью, мы можем не найти ям. Партизаны говорят:

— Надо попробовать. Обстреляют, уйдём.

Городков говорит:

— Мы-то уйдём, а пацана жалко, он с двумя возами не уйдёт, погибнет ни за что. Ладно, отъедешь полкилометра назад и там жди нас. Даже если будут стрелять, всё равно жди.

Стою, жду. Одиночные выстрелы с нашей стороны. Один, два, три, и тут шквал огня от немцев. Миномёт бьёт по окраине леса. Автоматчики прибегают:

— Быстрее поехали, нас обнаружили.

Когда пришли к своим, Дёмин сказал, что партизаны начали стрелять первыми, а немцы потом.

Немцы начали теснить нас. Я сказал Нине и Коле:

— Идите в Рожно, там все березинцы.

Они ушли. Дёмин сказал всем остальным, которые не были партизанами:

— Спасайтесь сами. С нами нельзя.

Боеприпасы сбросили с самолёта в Бегомле, самолёты уже не садились.

Павел два раза ходил через дорогу в Ушацкий район. Туда перейти было не сложно. С той партизанской зоны иногда в Бегомле получали боеприпасы. А вот обратно — как только подходили к дороге, ребёнок начинал плакать. Возвращались. В третий раз напоролись на мину. Были убитые, возвратились. Это мне рассказывал Дёмин. Я не помню, чтобы мы с Павлом ещё встречались.

Нас перевели в Шклянцы. Там стоял штаб бригады, редакция (наверное, там папа видел СВИ), комендантский взвод. Мы съездили в Кветче или Пострежье. Там был временный аэродром. Привезли два воза боеприпасов. Пока я получал и грузил, Дёмин ходил по начальству. Мне сказал, что видел Павла и сказал ему обо мне. Павел не пришёл. А ведь это была последняя возможность увидеться и что-то сказать друг другу, потому что Павел из блокады так и не вышел. Я немного наводил справки о нём. Сказали, что якобы попал в плен начальник аэродрома Воденков, с которым должен был быть Павел. С Воденковым было семь человек. Они были связаны по рукам. Их расстреляли около дороги Бегомль – Минск, в Замосточье. Их выдал Погодин. Погодин был в службе аэродрома. Я его знал. Погодина расстреляли вместе с ними. По другой версии, около Палика собралось много партизан. Голод. Надо искать выход. Разведка лазила, искала брешь в обороне немцев. Три раза проходили по Будиничскому полю, немцы их видели, но не трогали. Они догадывались, что готовится прорыв, и подготовились. Когда партизаны на рассвете вышли на Будиничское поле, немцы ударили со всех сторон. Говорили, что там погибло несколько тысяч человек, так и не вырвавшись из блокады. Павел мог быть и там. Виктор Скороход наводил справки о Воденкове и Павле. Ответили — пропали без вести. А нас Миглинский так тянул на Палик. (4 апреля, когда папы уже не было, на кладбище в Березино Мойсеёнок сказала мне, что Павел подорвался на мине).

А кольцо блокады сужается, штаб должен куда-то переехать. На каждого выдают продукты как НЗ. Выдают по пять килограмм сухарей и двадцать колбас. Колбасы величиной в кружок, влезет стакан.

В связи с тем, что боеприпасы получать больше не будем, нам дали три коровы и лошадь.

Комиссар бригады Дернушков приказал всё это сохранить. Ружейников отправили в другое место. В районе Синичина на болоте есть небольшие острова. Коров туда загнать несложно, а вот лошадей? Телеги мы оставили в Ускромье. Коров погнали лугом, а лошадей повели по речке. Нам в помощь дали ещё Миглинского, он знал эти острова. До островов мы добрались. Дёмин и Миглинский с утра уходили на разведку, а к вечеру возвращались. Как-то днём я заметил, что кто-то колотит берёзу высотой метра четыре. Если о неё чешется конь или корова, так трястись она не будет. Это было метров за пятьдесят. Подошёл — никого нет. Вернулся назад. Прошло с полчаса, опять трясётся берёза. Подошёл, опять никого нет, но натоптаны следы. Сапоги не немецкие. В это время вернулись Дёмин с Миглинским. Рассказал им. Дёмин говорит:

— Посмотри, где коровы.

Обошёл. Две коровы есть, третьей нет. Дёмин сказал:

— Проспал? Иди ищи, а корова чтобы была.

Я нашёл в болоте человечьи и коровьи следы и пошёл по следу. Когда вышел на дорогу, следы стали видны ещё лучше, и по ним я пришёл в лагерь, где прятались местные жители. Спросил девочку:

— Куда повели корову?

— Туда.

Дальше прошёл, спросил. Показала глазами. Стоят хлопцы и молодые мужчины, человек шесть. Как-то виновато смотрят. Говорю:

— Отдайте корову.

— Да что ты? Не мы.

Начался спор. Подошли женщины. Я сказал, что корова штаба бригады. «Мне женщина сказала вашу фамилию. Не отдадите, доложу в штаб. А сейчас отойду и начну стрелять». Это подействовало. Женщина сказала:

— Да отдайте ему корову, а то немцы услышат и придут на выстрелы.

Мне привели корову. Я забрал и вернулся на остров. Когда возвращался, прикинул расстояние. Определил километра четыре. Работая на сплаве и находясь в Бродах, я расспросил жителей о расстоянии. Они сказали:

— Примерно четыре километра.

Прошло два дня. Миглинский говорит Дёмину:

— Я отдохну, а ты иди с Костей.

Пошли в Броды, а там паника. Немцы в Недали и их видели в Синичино. Около реки узкоколейка занята немцами, а нам надо возвращаться через узкоколейку. Значит, завтра будут прочёсывать лес. Подвернулась группа партизан, человек восемь. Говорят, немцы прочёсывают Бабские луга. Два раза они их прочёсывать не будут. Нам надо ночью перебежать на Бабские луга, до которых километров двенадцать. Дёмин решил, пойдём с ними. Пошли. Уже стемнело, подошли к дороге Ускромье – Савский бор. Дорога называется Пересов. Дорога свободная. Перескочили дорогу и сразу болото — зыбь. Станешь и протонешь на полметра. Как будто всё время бежишь на гору. Отбежали не больше километра, а на дороге, где только что мы были, немцы пускают ракеты. Они шли с Савского бора и с Ускромья и соединились. Нас спасли семь-десять минут. На этом болоте много беженцев, есть и березинские, партизаны. Но немцы ещё не прочёсывали и, видимо, завтра начнут. Мы в мешке. Собралась группа партизан, человек под двадцать, два пулемёта. Дёмин берёт команду на себя. Надо посмотреть, что делается на дороге Бегомль – Лепель. Подошли, ходят машины, ходят солдаты, меняются посты и засады.

Назавтра началась стрельба. Немцы прочёсывают болото. Нашли большой лозовый куст. Обтоптали, залезли. Лежим в воде. Дёмин говорит, если убьют его, то я должен доложить в штаб, где и как. Я сказал:

— Если меня – расскажи моим сестре и брату.

Пошли немцы, но не цепью, а гуськом, один за другим, человек по десять–пятнадцать. Развлекаясь, стреляют то в одну, то в другую сторону. Прошли от нас в семидесяти метрах.

Назавтра опять пошли к дороге. Подошли. Машины ходят реже. Иногда солдаты грузятся на машины. Может быть, они снимаются с дороги? Вернулись. Одни говорят, надо пробиваться, другие — подождём. Переночевав, опять пошли к дороге. И о чудо! Машин нет, солдат нет. Наши разведчики собирают окурки. Из ьерезинцев были Санька, Михалюк, Игнат Иванович.

Игнат Иванович говорит:

—Не ел два дня.

Я достал три сухаря и дал ему. После войны Игнаток говорит мне:

— А ты не был в партизанах.

— А сухари около Рожно кто тебе давал? — напомнил я ему.

— Сухари помню, — признался он.

Перешли дорогу. Тихо. Куда? Ближе к гарнизону. И пошли до Липска километров восемь. Проводить взялся пастух из Липска Костя Безмен, он те луга и болота знает. Подошли по болоту к Липску со стороны Бегомля. На краю деревни стоят две машины. По деревне ходят немцы. До деревни метров сто пятьдесят. Кто-то предложил — пусть Костя попробует пройти, если схватят, то из-за возраста не подумают, что партизан (как будто по одежде не видно, что человек уже несколько дней ночует в лесу у костра). Подождали, пока немцев не стало на улице, и проскочили через дорогу. Немцы нас не заметили. Зашли на какой-то остров в болоте. Проводник говорит: тут только один проход, немцы не найдут. Разожгли большой огонь и легли спать. Назавтра на дороге тихо, значит, блокада снята. Надо идти туда, где кому назначено. Пошли искать Миглинского, а у него всё в порядке. Он просидел без приключений. Если бы мы это знали. Забрали коров, лошадей, потом телеги и явились в Шклянцы. Комиссар Дернушков сказал Дёмину спасибо. Блокада была окончена.

Мы разместились в Притыках. Рядом лес и наши тайники. Разнарядка боеприпасов, развозим по отрядам.

Как-то я нашёл зажигалку, кто-то потерял. Показал Дёмину, а он её в карман. Я сказал:

— Отдавай.

Он бросил её к моим ногам и сказал:

— Собирайся, я перевожу тебя в 7-й отряд, который стоит рядом в Городище.

Я сказал:

— А ты не найдёшь, где боеприпасы.

Он сказал:

— Когда надо будет, мы тебя будем вызывать, а вечером отправлять.

Я просил его несколько раз:

— Возьми зажигалку, — и ложил ему в карман. Он выбрасывал.

Дня через два хлопцы спросили:

— Что ты, Костя, такой скучный?

Я рассказал про зажигалку и отряд. Они сказали:

— Не переведёт.

Не знаю, что на него подействовало, но больше этот вопрос не поднимался. А потом Дёмин и зажигалку взял.

Начали поговаривать, что к годовщине начала войны Советская армия пойдёт в наступление. Но где? Пришёл этот день, и тихо. 23 июня вечером радист объявил, что Советская армия пошла в наступление по всей Белоруссии. Все были уверены, что теперь нас освободят.

24 июня Дёмин сказал мне:

— Иди в Красники и ожидай нас там.

Я пошёл к нашему кузнецу Афонасу. До дороги Бегомль — Минск не больше двух километров, через лес. Хорошо слышен шум моторов. Жителей в деревне мало. Немного посижу в доме, потом выйду и смотрю в сторону Углов, оттуда могут приехать немцы. Где-то к вечеру вышел из дома, глянул в сторону Углов, идут машины, впереди два броневика. Я перемахнул через забор и, сколько было сил, побежал в сторону леса по полю, кое-где поросшему кустами. Один броневик стал в начале деревни, другой на кладбище, в конце деревни. Крик, все жители бросились в ту же сторону, куда бежал и я. Броневики начали стрелять, да так, что казалось, они прямо у тебя за спиной. Сначала я забросил в кусты вещмешок, а потом в куст бросил и карабин. Забежал в лес и упал. Думал, сердце вырвется из груди. Сил больше не было. А на поле крик, плач. Дождался сумерек, пошёл искать, что побросал. Нашёл карабин, потом вещмешок. Потом пошёл лесом в сторону Жамойска. Постоял с полчаса в кустах, слышу разговор. Идут наши.

— Куда? Там немцы. Завернулись и пошли в Шклянцы.

Назавтра узнали, на поле около Красников убиты два мужика и пять женщин. Есть раненые.

25 июня пошли слухи, что пойдём навстречу с армией. Всей нашей группой пошли в Великое Поле. Там к нам присоединились ещё несколько партизан. Из Великого Поля ночью пошли в сторону Домашковичей. Немцы колоннами на автомашинах двигались в сторону Плещениц. Долго не могли перейти дорогу. Наконец перебежали. Где-то в лесу наткнулись на наш 5-й отряд. Дёмин пошёл по начальству, чтобы нам разрешили вместе с ними идти на соединение. Разрешили, но, без их ведома — никакого самовольства. Всю ночь шли в сторону Синичина. Якобы там уже армия. Дёмин решил, что нам 5-й отряд не надо, мы пойдём куда хотим, и оторвались от отряда. И нарвались на начальника штаба Романенко.

— А вы куда?

— Мы пойдём своим маршрутом, — сказал Дёмин.

Романенко приказал нам идти за отрядом, а Дёмину остаться. Дёмин сказал:

— Костя, останься.

Романенко начал кричать на Дёмина:

— Я тебя расстреляю!

Дёмин:

— Костя! Если он застрелит меня, ты должен застрелить его.

Я снял карабин с плеча. Покричали. Нам сказали идти за отрядом. А мне Романенко сказал:

— Жаль, что ты молодой. Я бы тебе набил морду.

Подошли к реке, переправились. Самолёты над Бродами по десять-семнадцать, волна за волной, не дают строить переправу. Пошли в Броды на реку: машины, танки, солдаты свободно ходят, не прячутся, даже не ложатся. Говорят:

— …! Смотри, стреляют.

После прямого попадания в танк взорвался боеприпас. С танка сорвало башню. Экипаж размазало внутри. Сапёры, проходя мимо:

— Смотри, как их размазало.

Загнали в реку два танка. На них положили брёвна, настил, и переправа работает. А по Кальницкой переправе бьёт «катюша». Так мы соединились с армией.

Там же, около Недали, оторвались от группы командир 3-го отряда Афанасьев, комсорг отряда Захаревич Сергей (брат Анны Ивановны) и ещё несколько <человек> отрядного начальства и попали в плен к немцам. Не хватило одного часа, чтобы соединится с армией.

Простояв сутки в Синичино, мы пошли в Шклянцы. Задание выкопать все боеприпасы и отвезти в Красники для передачи военкомату.

Закончился партизанский период войны. Может быть, и тогда не всё было однозначно. Не все верили, что немецкую армию можно победить. Не все хотели воевать. Были и такие, которые работали на немцев, а были и такие, которые воевали против своей страны и своего народа. Может быть, у них есть какие-то оправдания своим поступкам — репрессии, раскулачивание, жестокий режим, тяжёлая жизнь, несогласие с режимом. Таким людям для своего оправдания очень помогла компания по пересмотру значения партизанского движения. Из одной крайности — все партизаны правильные герои, маятник качнули в другую сторону: все партизаны бандиты и грабители. Спорить на бытовом уровне, рассматривая каждый факт, бесполезно. Никто не сможет определить важность и весомость этих фактов. А было всякое. Но ведь есть бесспорные критерии для принятия решения, за кого надо воевать. После войны немцы покаялись в своей вине и жидам в Израиле до сих пор выплачивают за каждого загубленного одноверца. Конечно, белорусам такая компенсация не положена. Они ведь воевали против немцев. А жидов, которые не оказывали никакого сопротивления, просто согнали как скот и передушили скопом. Итальянцы своего фашиста повесили за ноги вместе с его любовницей. Французы разобрались со своими коллаборационистами. Югославы организовали очень мощное партизанское движение. Могут сказать — судили победители. Но ведь судили. И на суде было не всё просто доказать.

Немцы ведь не ушли сами с нашей земли, их пришлось выгонять, а это стоило и больших сил, и многих жизней. И когда человек прошёл все эти испытания и видел, как это было, то слушать рассуждения обывателя, продававшего молоко и яйца немцам и отсидевшегося всю войну за печкой, было очень обидно. Но для папы важно было быть честным перед самим собой и он просто сделал подборку по бригаде «Железняк».

Партизанская бригада «Железняк» создана в сентябре 1942 года. Командир бригады — Герой Советского Союза полковник Титков Иван Филиппович. Комиссар —полковник Манкович Степан Степанович. Не буду перечислять мелкие бои. Бригада «Железняк» разгромила гарнизон в районном центре Бегомль 17 декабря 1942 и удерживала территорию района до 30 июня 1944, до соединения с Советской армией.

Перевербовала на сторону партизан бригаду Родионова из Власовской армии, которая перешла на сторону партизан численностью 2 800 человек в полном составе и вооружении. Взяла в плен генерал-майора Богданова и переправила за линию фронта. Бригада Родионова была названа «1-я антифашистская бригада». После перехода на сторону партизан 1-я антифашистская бригада, объединившись с бригадой «Железняк», разгромила районный центр Докшицы. Разгромили гарнизон железнодорожной станции Парафьяново. Разгромили узловую железнодорожную станцию Крулевщина.

На территории Бегомля был построен аэродром, который в летнюю ночь принимал до пятнадцати самолётов с посадкой, выброской грузов и буксировкой грузовых планеров. За время работы аэродрома в Бегомле было отправлено за линию фронта 47 000( ???) раненых. В июле 1943 года 4-й партизанский отряд бригады «Железняк» численностью 228 человек был направлен в Свирский район Вилейской области для организации партизанского движения в той местности. За двадцать дней июня 1944 года бригада в боях с 6-й авиаполевой дивизией уничтожила 400 и взяла в плен 1000 немецких солдат. Взяли в плен командира дивизии генерал-лейтенанта Рудольфа Пешеля и начальника артиллерии дивизии подполковника со штабом. Выдержала две блокады, не имея больших потерь, Котбус 1943-го и Корморан 1944-го. В декабре месяце 1943 года бригада держала двенадцать дней оборону в Любово, где немцы применяли танки «Тигр».

Бригада уничтожила двести грузовых и легковых автомашин, тридцать четыре танка и броневика. Пустили под откос пятьдесят железнодорожных составов. Подорвала более 5 500 рельсов.

Из сорок семи уничтоженных партизанами генералов бригада уничтожила двоих. Из двадцати девяти железнодорожных станций две. За один день боёв в деревне Пустоселье бригада потеряла сорок партизан убитыми и ранеными. Женщины на территории бригады «Железняк» не торговали с немцами яйцами и не спали с ними. Командиру бригады <...> не сыпалась с неба манна. Людей надо было одевать и кормить три раза в день. Партизаны питались и одевались в основном со своей территории, и этот труд лёг на плечи женщин партизанской зоны. Кроме того, они ещё и делали укрепления. Рыли окопы, строили блиндажи.

В каждой деревне были староста и комендант от партизан, которые собирали налоги и следили, чтобы другие партизаны не обижали население. Партизаны во время войны не получали никакого довольствия, ни продуктового, ни денежного, ни обмундирования, а надо было им жить, защищать страну и народ. Такой был приказ, а за невыполнение приказа расстрел. Да, было мародёрство, но этим занимались бригады, за которыми не были закреплены зоны. При первом выстреле они тихонько сматывались и появлялись в других местах, и там творили набеги.

Во время соединения с Советской армией бригада «Железняк» имела десять отрядов , 2 137 человек партизан. Бригада 1-я Антифашистская при переходе на сторону партизан имела 2 800 человек. Во время встречи с Советской армией в живых остались 657 человек. Из четырёх остался в живых один.

На территории Белоруссии воевало 199 партизанских бригад и четырнадцать полков. Но были и такие бригады, которые высокопоставленные чины держали для своей охраны и обеспечения продовольствием. Что могли сделать такие малочисленные бригады немцам?

Калинина — 185.
1-я Витебская — 247.
Пономаренко — 358.
Петриковская — 264.
Крывеого — 147.
Отряд Суслова — 207.

Что они могли сделать немцам?

В Белорусской энциклопедии записано — с июня 1941-го по июль 1944 года партизанами Белоруссии:

пущено под откос 11 128 эшелонов;

уничтожено 34 бронепоезда;

разгромлено 29 железнодорожных станций;

уничтожено 948 гарнизонов;

перебито 300 000 рельсов;

уничтожено 819 железнодорожных и 4 710 мостов;
сбито 305 самолётов;

уничтожено 1 355 танков и бронемашин;

уничтожено 939 складов;

уничтожено 19 000 автомашин;

убито и ранено 500 000 солдат, 47 генералов.

Можно сравнить, кто есть кто?

И все эти цифры после прихода Советской армии были записаны не на тех, кто их добился, а на всех. Высокопоставленные чины показали, что они не гуляли, не сидели за спиной, а воевали. У них не было цифр, но они получали звания и звёзды, а потом и руководящие посты в республике, областях и районах. В Белорусской энциклопедии вы не найдёте этих цифр. Высокопоставленным чинам не выгодно было их показывать. Им нужна была, кроме всего, ещё и слава.

В этой бригаде я находился с декабря 1943-го по август 1944 года.

Немцы пришли в Березино 28 июня 1941 года и ушли 28 июня, но только 1944 года. Ровно три года, но какие это были годы. За эти три года было уничтожено то, что создавалось десятилетиями. Майк Давидов (американец), побывавший в Хатыни, сказал:

— Трудно почувствовать полностью глубину мучений другого, если сам не узнал беспредельность трагедии. Я пришёл к выводу, что данные о тяжких испытаниях Белоруссии выходят за пределы моей способности постичь и осознать трагическое. Четвёртая часть её населения убита, и восемьдесят процентов её превращено в пепел. Как представить такое? Это было бы подобно трудно вообразимой картине: более пятидесяти миллионов американцев убито и вся наша страна разрушена, за исключением её восточного побережья.

Продолжение следует.

Сайт «Ветрово»
5 января 2023