Что-то давно не видно моего нищего. Обычно он торгует на площади журналами Big Issue. Половина выручки пойдет ему. Но людям жаль тратить два фунта пятьдесят пенсов на журнал, и многие просто суют бездомному фунт.
Я давно прозвала этого тощего замызганного мужичонку «мой бомж». Он мой, потому что я встречаю его на пути к моей работе два раза в неделю. В Англии нельзя бросить нищему подачку, как собаке. Надо смотреть человеку в глаза и обязательно сказать что-нибудь. Говорим, как правило, о погоде. Мой бомж очень галантный человек. Он вежливо, но с достоинством смотрит мне в глаза и изрекает что-нибудь насчет ясного дня или похолодания. Конечно, похолодание он ощущает всем своим тщедушным телом. Бомж выглядит, как законченный наркоман. Ему не придет в голову просить на содержание собачки или на другое обманное предприятие. Его образ жизни написан на его лице, на жуткой кепке, на дрожащих руках.
Он поразительно тактичен, за что и подаю ему, в отличие от надоедливых теток, просящих жалобно, нараспев, притворными голосами, и чуть ли не хватающих прохожих за руки.
Если я спешу, или у меня нет монетки, или просто желания ее дать, я не смотрю на него. И он принимает отказ спокойно, не пытается выжать из меня ни жалости, ни денег. Начинает он всегда с приветствия: «Добрый день, мадам». Если прохожу мимо, говорит «до свидания, мадам» не менее доброжелательно, чем в тот раз, когда получает что-то от меня. Он понимает, что подавать каждый раз у меня нет возможности и, возможно, желания, и относится к моим возможностям и желаниям с уважением. И еще он никогда не сидит. Всегда на ногах.
А уж когда положу в раскрытую руку денежку, лицо его озаряется искренней улыбкой, и мы обязательно обменяемся замечаниями о ясном солнышке, о наступающем лете или приближающемся Рождестве.
Потом я ухожу с той работы и вообще редко появляюсь в городе. И каждый раз, приезжая в центр по делам, думаю: как там мой бомж? Жив еще?
И вдруг увижу его, греющегося на солнышке, радостно кивающего мне: «Добрый день, мадам». Он еще похудел и поистрепался, но вижу, что узнает меня. Из каких углов выполз он на солнце? Сколько ему еще осталось?
Словно в ответ на мой вопрос, он исчезает навсегда.
Теперь на том месте стоит парень лет двадцати пяти, румяный, в теле, и клянчит у меня денег. Резко говорю ему, что денег он от меня не получит. Разве что поесть. Мой бомж был уже за чертой, воспитывать его было поздно. Но подавать молодому парню, подсаживать на легкие деньги и наркотики?
Парень просит: «Купите мне, пожалуйста, шоколадного молока». Захожу в Waitrose и покупаю. Магазин дорогой, и мы никогда туда не ходим, но один пакетик шоколадного молока не пробьет дыры в нашем бюджете.
Подумав, покупаю еще булочку. Парень радостно благодарит.
Иду и думаю: зачем я купила парню еды?
Я знаю, почему. Подсознательно откупиться от судьбы. Вообще я принципиально не подаю молодым, и особенно румяным.
Это все из-за Коли. Старшего. Умного, талантливого, работящего. Я боюсь за него. Я с одинаковой вероятностью могу представить моего красивого, умного, больного мальчика как известным художником, так и бомжом.
А что, если… если вопреки всему, что я в него вложила, вопреки своему таланту и трудолюбию, образованию, воспитанию, он не выдержит, скатится в депрессию, которая уже и без того его гложет, плод его многолетней болезни и лекарств.
Он много раз говорил мне, что идет по Редингу, где учился в университете, и выглядит так грустно, что местные бомжи его подбадривают. «Слышь, парень, улыбнись. Прямо смотреть на тебя больно! Молодой, красивый. Смотри, солнышко светит! Улыбнись, парень, а?» «Мама! Даже бомжи меня подбадривают. Ты представляешь? Знают уже меня в лицо. Знают, что денег у меня нет. Бескорыстно подбадривают. До чего я докатился, мам?»
* * *
Перед защитой диплома сын позвонил мне из больницы. «Мама, я на капельнице». Перенервничал. Приступы, рвота, обезвоживание. Тяжело ему давались экзамены и дедлайны. Но преодолевал себя, сдавал. Напрасно ребята, снимающие с ним дом, ждали защиты его диплома, чтобы отметить. Он так и не выбрался из выматывающей тошноты, не смог отметить. А диплом защитил.
Но ни слава, ни спальный мешок на улице не были суждены моему мальчику. Он окончил университет, устроился на хорошую работу. И однажды в пятницу не явился в офис. Потому что умер.
Я иду по городу и встречаю молодого бомжа, уже не такого румяного. Он открывает рот, чтобы попросить у меня денег, и тут же его закрывает.
Наверно, мой взгляд все ему сказал.
Иди работай, парень. Иди работай.
Людмила Селенская
Рисунок Николая Селенского
Сайт «Ветрово»
12 мая 2023
И такое бывает во временной жизни земного пребывания. «Но ни слава, ни спальный мешок на улице не были суждены моему мальчику. Он окончил университет, устроился на хорошую работу. И однажды в пятницу не явился в офис. Потому что умер».