Мне было тринадцать лет, когда я впервые услышала слово «аборт» и прочитала статью «Безмолвный крик». Сказать, что статья произвела впечатление — это ничего не сказать. Моя жизнь разделилась на «до» и «после». Это было равносильно открытию, что в подвале наших домов оборудованы концлагеря, где жгут маленьких детей, а все вокруг едят, пьют, работают, шутят.
Я тогда решила, что если полюблю человека, приду с ним в ЗАГС, и в последний момент окажется, что он за аборты, я развернусь и уйду.
В тринадцать лет я поняла, что ребенок — это абсолютная ценность.
А потом все знакомые и малознакомые женщины стали «исповедоваться» мне, когда и почему сделали аборты. Сначала понемногу, щадя мой юный возраст, а потом понеслось.
Уже имея семью и детей, я пыталась перенаправить откровения в русло церковной исповеди, но с этим было сложно.
Когда мне было почти шестнадцать, родители родили третьего ребенка. Братик был лучшим подарком, который было можно представить. Я воспитывала его чуть ли не наравне с мамой. Когда ему было четырнадцать лет, мы поехали с ним в Сергиев Посад и по дороге я рассказала ему про аборты. Как оказалось, возраст для беседы я выбрала правильный. Брат содрогнулся. Потом я посылала ему небольшие статьи по теме, и они произвели на него сильное впечатление.
Позже я разговаривала со своими старшими детьми, примерно в этом же возрасте. Они хорошо поняли меня. Но слова тут бессильны. Они помогали мне воспитывать двух братиков и не понаслышке знали, что такое малыш. Когда старшим погодкам было одному почти восемь, другому почти семь, родился их братик Ваня, которого они любили очень нежно. А младший родился, когда старшим было шестнадцать, пятнадцать и восемь.
В 2011 году ко мне обратился за уроками русского языка шотландец, католик, доктор, который собирался на международную конференцию в защиту жизни, проводившуюся в Москве. Мы разговорились, и когда доктор Ворд понял, что он находится в семье русского священника, он на минуту потерял дар речи. Сказал: «Я считаю вас, русских, выжившими. Счастливчиками. Могли бы родиться, а могли бы и не родиться. В одной семье только четных оставляют, в другой нечетных. Одни первого родят, остальных убьют, другие первых уничтожат, потом родят». Сам доктор многодетный, а также семьи его детей. У его сына было пять погодков на момент нашего знакомства.
Доктор выступил на конференции, успешно справившись с приветствием на русском языке, а потом пригласил меня на юбилей, на котором я познакомилась с отцом Максимом Обуховым. Отец Максим был руководителем православного медико-просветительского центра «Жизнь», председателем Общероссийской общественной организации «За жизнь и защиту семейных ценностей». Он был знаком с доктором Вордом, они вместе работали на конференции в защиту жизни.
В России безбожная власть узаконила аборты, шокировав весь мир. Какая власть, такие и законы. А на Западе разрешили аборты по экономическим соображениям.
Несколько лет назад я читала биографию королевы-матери, матери Елизаветы II. Жизнь королевы описывалась на фоне исторических событий Великобритании, и вот что меня поразило. После Второй Мировой Войны жизнь наладилась, стала сытнее, из обихода исчезли карточки на продукты, постепенно улучшились жилищные условия. В жизнь вошел телевизор. И вот когда цветной телевизор появился в каждой семье, тогда-то и узаконили аборты. Необходимым люди готовы делиться, а лишним — нет.
Насчет отношения к абортам на Западе и в России. Мне неоднократно приходилось переводить в медицинских учреждениях, и я увидела, что в Шотландии, например, врачи добрее. Им запрещено влиять на выбор женщины под страхом увольнения с работы, но они очень мягко влияют — в пользу жизни.
Первый случай описан в рассказе «Рыжее солнышко», второй произошел, когда я переводила семейной паре, которая собиралась провести анализ околоплодных вод на синдром Дауна. Русская жена и шотландский муж не могли согласиться между собой, будут ли они проводить процедуру или нет. Анализ этот рискованный. Когда в иголку набирают образец околоплодных вод, есть существенный риск потерять ребёнка. Врач подробно описала «за» и «против» анализа. Муж настаивал на анализе. Жена очень боялась боли и иголок. К тому же это был ее единственный шанс: тридцать восемь лет, первая беременность. Муж, которому было сорок два, твердил: «Я не смогу посвятить жизнь инвалиду, у меня нет ресурсов, я должен знать, здоров ли ребенок». Я все боялась, что врач, проводившая консультацию, рассердится на них и скажет им немедленно договориться и прекратить тратить ее время. Но ничего подобного не случилось. Врач несколько раз терпеливо объяснила риски процедуры, а потом, словно ее осенило, предложила сделать им УЗИ. «У малышей с синдромом Дауна по-особенному устроена воротниковая зона, они и ростом меньше». Пошли все вместе на УЗИ. Узист, африканец, был явно на стороне малыша. Внимательно изучая младенца, он то и дело вскрикивал: «В жизни не видел такого прекрасного младенца! Ах, какой хороший мальчик! Не вижу и следа патологий».
Когда нас оставили посидеть, подумать, я, нарушив этику переводчика, сказала мужу и жене, что и думать тут нечего и Бога гневить не надо. Жена ухватилась за мои слова, как за соломинку, а муж сверкал на меня глазами и твердил, что он человек немолодой и небогатый.
Процедуру решили не делать. Они отвезли меня домой, а я пригласила их в гости, попили чай, поговорили. Ийен совершенно на меня не обижался, хотя имел право пожаловаться моему начальству. Пригласила их в церковь. Катя рассказывала потом: муж всю неделю напоминал: «Не забудь, в субботу в церковь. Не забудь, я уже на работе договорился» (работает по субботам). Велел погладить себе лучший костюм. Пришел такой торжественный, серьезный…
Он в жизни не был до своих сорока двух лет ни в одном храме. Ни в католическом, ни в протестантском. Сам из неубежденных протестантов.
Осенью родили сына Борю. Совершенно здорового.
Когда мы переехали в Англию, я ждала третьего сына. Еще летом, когда я была в России, возникла угроза выкидыша. Мама колола мне гормоны для сохранения беременности, все молились за меня, знакомые и незнакомые подавали на сорокоусты о непраздной Людмиле. В Англии, уже на приличном сроке, вновь проснулась в луже крови, пришлось вызывать «скорую». Через неделю пришла на УЗИ. Попросила долго скан не делать, ограничиться двумя минутами. От скринингов отказалась. Врач УЗИ вышла из кабинета, вернулась с заведующей. «Почему вы отказались от скринингов и не хотите делать подробное УЗИ?» — спросили они меня с неудовольствием. Наверно, решили, что я пешком пришла к ним из тундры. Я сразу сказала, что моя мама — зам главврача в Москве, и ребенок у меня третий. И объяснила, что беременность буду сохранять в любом случае, вне зависимости от возможных обнаруженных патологий. Еще когда меня привезли по «скорой», я прочитала несколько брошюр, в которых черным по белому было сказано: если есть намерение сохранять беременность, то от скринингов лучше воздержаться в виду их неточности. Врачи слушали меня и согласно кивали. А потом я просто сказала: «Я люблю этого малыша». Они заулыбались и отпустили меня.
Третий малыш стал для нас огромным утешением, братья души в нем не чаяли. И тогда еще, в свои семь и восемь лет, поняли, какая это ценность — дитя.
В три года он еще не говорил, и я водила его по врачам и логопедам. Врач определил задержку развития примерно на год. Пришла домой в слезах и говорю старшим: «Похоже, у нас особый ребенок». Они меня утешили: «А какая разница? Какого прислали, такого и будем любить».
Старший, Коля, научил малыша произносить свое имя, написав его крупными буквами на бумаге. «Вот, смотри, это — твоё имя, ВА-НЯ». Мы с мужем стояли за дверью и не смели дышать. «Ня-ва», — сказал малыш и даже заплакал от напряжения, но стал с этого дня произносить свое имя.
Я помню, как брат в четыре года спросил, откуда он взялся. «Купили», — сказали взрослые, и он разрыдался. Идея быть купленным в магазине показалась ему унизительной. Тогда я тихо сказала ему: «Конечно, не купили. Ты у нас РОДИЛСЯ». Он заулыбался. Он не стал спрашивать, что это значит. Он понял, что появился внутри семьи и что его появления ждали.
Марш «За жизнь». Лондон, Русская Православная Церковь Заграницей
Людмила Селенская
Сайт «Ветрово»
21 сентября 2023
Читала и плакала. Всё написано доступным языком, всё понятно. Любить детей — это главное. Ребёнок ещё не родился, а родители его уже любят и это очень важно. Это даёт силы жить, ждать и сопротивляться возникающим непредвиденным ситуациям.
Аборты это страшный грех детоубийства нерожденных младенцев. Жаль только, что раскаивание приходит к человеку с большим опозданием, а иногда и совсем не приходит…
Атеизм и вся ленинская и коммунистическая идеология- это абсолютный горизонтальный вектор плоского человека. Это прелестное состояние не просвещенное умом и светом Божьим. Эта секта, в плену которой находилась вся моя страна, а многие не расстались с ней и по сей день. Теперь мы видим плоды. И сейчас моя страна во многом не проснулась, ну что же,потому что не проснулась для любви, источник которой Бог. Когда же покается и обратится к Богу, умалится пред ним, тогда перестанет абортировать свою жизнь,меняя звериный образ на человеческий. Но дело это трудное и с каждым годом становится всё труднее, кругом сети. Помоги нам всем Господь.
В прежние века тоже были женщины, которые не хотели рожать уже зачатых детей. Однако убийство нерожденного ребёнка было сопряжено с большим риском для жизни самой женщины и отваживались на это редко. Мотивом для убийства служил, как правило, страх быть опозоренной, если ребёнок был зачат в блуде. Позже убийство во чреве перестало считаться убийством, аборты стали делать и замужние женщины, тем более, что с развитием техники аборт стал не только почти безопасным, но и почти безболезненным. Убивают детей не только «чтобы не плодить нищету», но и порой по причинам совершенно пустячным: «ещё не готовы заводить детей», «хотим пожить для себя», «нет квартиры», «надо сначала профессию получить» и так далее. Люди стремятся сделать свою жизнь максимально комфортной и безболезненной. Даже смерть близких сейчас стараются максимально обезболить. Если раньше покойного готовили к погребению сами родственники и гроб с его телом стоял в родном доме, то сейчас не успеет душа человека покинуть тело, как тут же его отдают в сервисную службу, а родным предлагается оплатить её услуги, а боль от потери заглушить приемом успокоительных таблеток и антидепрессантов.
Людмила Николаевна, уже легализовали капсулы для безболезненного (лёгкого) самоубийства — вершина комфорта, дальше, наверно, и некуда. Людей от этого тоже удерживал страх, а теперь, когда (все знают) Бога нет, а сам процесс стал лёгким и доступным, что будет удерживать людей? Какая-нибудь лёгкая депрессия — и сразу в капсулу.
Я сказал: это общество уже не спасти — оно как человек с заражённой рукой (только отрезать больше нечего), в мучениях ждёт своей смерти; но мне лишь улыбнулись в ответ. И ещё я сказал: вслед за развитием сферы ИИ будет глобальный геноцид, но разве он уже не начался? Люди сами его начали, сами себя истребляют — не требуется совершенно никакого участия со стороны.
Компания Microsoft недавно представила новую версию Windows с внедрённой нейросетью. Вкратце, нейросеть делает всё — она может даже проанализировать все твои письма и написать кому-нибудь ответ от тебя, имитируя твой стиль письма. Может подобрать и заказать товары в интернет-магазине (и думаю, даже оплатить от твоего имени). Умеет рисовать картинки почти неотличимо от современных художников. Всё представляется как удобство, и пока людям удобно, они не думают о том, ради чего создавалась нейросеть вообще — сократить затраты на содержание рабочих мест в предприятиях. Нейросеть отнимает у одних работу, а других — отупляет. Это совершенно новый уровень комфорта, губительный для человечества.
А потому и средства к самоистреблению уже заботливо подготовлены, выбирай, что тебе по душе:
1. Стать геем
2. Сделать аборт
3. Долгое самоубийство (курение, алкоголь)
4. Быстрое самоубийство (капсула для эвтаназии)
5. Ложный патриотизм (убить или умереть «за родину»)
Кому нужен этот балласт, когда, всё уже автоматизировано? Вот Яндекс сейчас тестирует «беспилотное такси» — сколько рабочих мест освободится… Но общество всё так же будет упоённо восхищаться удобствами и комфортом.
Ладно, про «долгое самоубийство» пошутил — сейчас в моде электронные сигареты, от них умирают почти как от эвтаназии.
Павел, Вы хорошо описали состояние нашего общества, но с тем, что оно испытывает мучения и ждёт смерти, я тоже не согласна. Ещё Вы говорите: все сейчас знают, что Бога нет. Мне кажется, наоборот, сейчас многие люди признают существование Бога, но опять же такого, который им удобен. «Мой Бог меня рабом не называл» — вот основа подобной свободолюбивой веры. Что касается патриотизма, то в нынешней войне, видимо, мало кто готов умереть за родину, особенно если прививать молодежи патриотизм по-SHAMANски. («Русскому» парню Ярославу Дронову показалось своё имя недостаточно русским, поэтому на его гастрольной афише написано «Я — русский SHAMAN»). Вот и приходится наряду с плакатами «Ты нужен родине» вывешивать плакаты с трехзначными цифрами и с призывами вписать своё имя в историю (заманчивая перспектива).
Людмила Николаевна, я сгущаю краски. 😀 Но верить в «бога», которого ты сам себе придумал — разве не то же, что не верить ни в какого? Мы знаем Бога, который есть личность неизменная и обладающая явной волей — мы общаемся с Ним, и Он общается с нами; Он ведёт нас по жизни, и мы уверены в том, что Он существует. А «бог» из человеческих фантазий — это сказочный гномик, который существует только пока в него хочется верить, пока он удобен. Так проще с друзьями у гаражей закинуться пивком, замутнённым взглядом посмотреть на небо и глубокомысленно произнести: «Может быть, всё-таки есть там кто-то…» — их «бог» большего и не требует.