Бог создал в человеке душу беспокойную и вопрошающую: «Зачем?» Бог как бы обращается к душе человека: «Распознавай, ищи, но не воображай, что творение напрасно».
Из восточной мудрости
Путь к вере и Церкви в моей жизни не оказался быстрым. Более того, я считаю, что этот путь продолжается до сих пор, несмотря на то, что я уже почти восемь лет прожил в священном сане.
Родился я в верующей семье в Ленинграде. Это был 1983 год. С одной стороны, тогда ещё ощущалась советская диктатура, была цензура, с другой — это было уже начало перестройки, а, следовательно, и начало свободных взглядов. Мой отец оказал религиозное влияние на мать. Можно сказать, что с него и началось воцерковление семьи ещё до нашего с сестрой рождения. Но, к сожалению, семья распалась, когда мне было четыре года. Сестра на два года старше меня. Она переживала развод матери и отца более болезненно, чем я. Что послужило причиной их развода, я до сих пор не знаю. Лишь с возрастом я сам себе объяснил, что, видимо, «не сошлись характерами», как бы сейчас сказали. У родителей было очень много знакомых и друзей, которые в то время представляли молодёжную интеллигенцию Церкви. Это была своеобразная церковная богема из молодых и творческих людей, ищущих смысл жизни и бытия Бога. Но одновременно с этим была, наверное, какая-то потерянность, отсутствие ориентиров, материальная нестабильность и неудовлетворённость от жизни в советский период. В самом начале девяностых годов отец навсегда покинул Россию, уехав в Германию. С тех пор мы слышали о нём очень мало. Он выходил на связь редко, но, тем не менее, мы немного переписывались с ним. Мать после развода не так часто нас водила в Церковь, но религиозный дух в семье уже был и ощущался. Дома были иконы, Библия, духовная литература, было сакральное отношение к вере, религии, святоотескому Преданию, и это всё создавало определённую атмосферу. Были периоды, когда мы с сестрой могли самостоятельно посещать Церковь без сопровождения матери. Были также периоды, когда про Церковь забывали вовсе. Бывало по-разному.
В школе я не был отличником, что немного расстраивало мать. Особенно трудно давались точные предметы. Помню, как в пятом, шестом, седьмом классах мать нанимала мне репетитора по математике и геометрии, чтобы подтягивать эти предметы. После таких дополнительных занятий я приходил на уроки поправлять учителя, а не учиться. Бабушка, по образованию инженер, надеялась на то, что я выберу специальность, связанную с точными науками, поэтому дома долгое время хранились большие книги по механике, физике и черчению. Но с возрастом стало ясно, что я склоняюсь к гуманитарным знаниям. В практической жизни я всегда был тугодумом. До меня могут не сразу доходить вещи из бытовой жизни. В детстве я мог купить не то, что нужно, из магазина приносил что-то бесполезное, чего не было в списке. Мать всегда негодовала, задаваясь вопросом, как я дальше жить намерен с таким непрактичным складом ума. Кажется, я могу свободно рассказать о понятии «трансцендентального единства апперцепции» в философии Канта, «всеобщего метода познания противоречий» в диалектике Гегеля, но при этом совершенно не помнить содержания договора, заключённого мною относительно насущных, материальных дел. Не скрою, что порой воспринимаю это как свою основную слабость. Это моя болевая. Поэтому мне всегда рядом нужен человек с более практичным мышлением.
Атмосфера времён перестройки, девяностых годов, политическая нестабильность в самой стране, веяние общего духа вседозволенности оказывали на нас, молодых людей, особое влияние и в школе, и, тем более на улице. В старших классах у меня не раз возникала опасность оказаться в компании, граничащей едва ли ни с криминальной средой, алкоголем и наркотиками. Анализируя своё прошлое и настоящее, я понимаю, что во всём и всегда была какая-то охраняющая и сопровождающая меня сила Божия. Господь чудесным образом отводил меня от разных обстоятельств, угрожающих либо моей жизни, либо духовному состоянию. На летних каникулах перед выпускным классом школы я уехал на Валаам. С этим островом у меня потом всегда были только лучшие ассоциации и воспоминания. Там мне довелось серьёзно погрузиться в монашескую атмосферу поста, молитвы, заново и более осознанно пересмотреть свои взгляды на духовную жизнь и жизнь в целом. Я вспомнил всё то, чему учился раньше у разных духовников, когда приходил в церковь в детстве и раннем возрасте. После посещения Валаама я уже не вернулся к прежним друзьям. Мне было уже неинтересно с ними. Я ощутил скуку и пустоту от того, что интересовало моих сверстников из старых знакомых. Хотя среди них были достаточно умные ребята, с хорошими перспективами и потенциалом. Спустя несколько лет, когда я уже учился в семинарии, то и дело слышал, что кто-то из них либо оказался в местах лишения свободы, либо погиб по тем или иным причинам.
Идти учиться в семинарию я решил, оканчивая одиннадцатый класс. У меня было достаточно ясное ощущение, что мне нужно идти именно туда, а не в другое учебное заведение. Правда, сначала было страшновато его озвучивать дома и тем более в школе. Дома это решение приняли быстро, а вот в школе я сохранял партизанское молчание. Так я ничего и не сказал ни учителям, ни одноклассникам. Многие, конечно, понимали, что я интересуюсь религией, поэтому о чем-то могли догадываться, но смотрели на это по-разному. Я поступал в семинарию своего родного города — Санкт-Петербурга. Но так получилось, что попал туда лишь на третий раз, проявив изрядное упорство. В период, когда все учились, а я нет, мне приходилось смиряться с этим. Но это был в то же время плодотворный период знакомства с разными книгами — церковными и светскими, и приобщения к годовому кругу богослужебной жизни Церкви.
До и после поступления в семинарию я увлекался философией. Мне хотелось добраться до сути вещей в религии. Философию я воспринимал как ключ к разгадке многих тайн жизни и бытия. Поэтому моя личная вера переживала разные этапы становления. От веры в живого и личного Бога до веры в безличное начало. От веры в Бога, принимающего участие в мире и жизни — философски выражаясь, имманентного, до веры в трансцендентного и недосягаемого Абсолюта. Я никогда не считал, что вера человека в Бога может ограничиваться строгим соблюдением церковного устава, молитвой, богослужением, преданностью догматическим положениям и канонам. По крайней мере, у меня так никогда не получалось. И в то же время я по-хорошему завидовал людям, которых удовлетворяли общепринятые положения вероучительных истин. Я чувствовал, что иметь беспокойный ум и неудовлетворённость по отношению к традиционно принятому вероучению, катехизису — не очень лёгкий крест. Но я ничего не мог с собой поделать. Меня до сих пор волнуют многие вопросы экзистенции — человеческого существования и мироустройства. Каждый раз приходится пересматривать свои взгляды на жизнь и, соответственно, корректировать отношения с Богом, миром и людьми.
На последнем курсе я вновь посетил Валаам. Там пережил уже абсолютно новые религиозные чувства. Это было незабываемо и в то же время необъяснимо. Что-то вроде религиозного экстаза, от меня никак не зависящего. Всё стало ясно – наверное, подобно тому, о чём говорил Иисус Христос в прощальной беседе Своим ученикам: И в тот день вы не спросите Меня ни о чем (Ин. 16:23). Чувствовался, по выражению апостола Павла, Бог все во всем (1 Кор. 15:28), в каждом существе и объекте. Невыразимая радость внутри и желание наполнить ею весь мир. Время сжималось до одного единственного момента, важнее которого ничего больше не существовало. Отсутствие мыслей, сопряженное с молчанием, созерцанием и любовью, где полностью стирались границы между объектом и субъектом. Мне потом сказал один духоносный иеромонах, что так и должно происходить с сознанием верующего человека. В этом нет ничего ни сверхъестественного, ни противоестественного. И отметил, чтобы я запомнил этот опыт. К своему сожалению, с его запоминанием я сильно переборщил. Всякий раз мне хотелось вернуться в это блаженное состояние и, бывало, поднималось негодование на Бога, что Он больше не являет Себя. Но это ошибка. Мне нравится выражение суфийских мудрецов: «Бог намного ближе к нам, чем наша сонная артерия». Человек только не всегда обладает достаточной проницательностью, чтобы увидеть Его. Опыт этот во многом оказался моментом переломным и даже кризисным. Заново пришлось пересматривать свои отношения с миром и Богом.
Поднялся ряд вопросов, на которые нужно было искать ответы. Причём таких вопросов, которых я никогда не задавал себе раньше. О том, насколько совместима социальная жизнь с мистической, духовной. Где грань между адекватной, здоровой, зрелой любовью к Богу и человеку и любовью болезненной, зависимой и одержимой. Насколько совместимы богосозерцание и семейная жизнь. И если вдруг никак несовместимы или совместимы мало, то почему. Ведь как одно, так и другое благословлено Господом в качестве пути, ведущему к Нему. Или почему мы говорим, что только христианство может помочь человеку найти себя и Бога, а другие религиозные учения никак не рассматриваем в качестве истины. На все эти вопросы я не мог найти удовлетворяющих моё сознание ответов, поскольку я понимал, что эти вопросы носят субъективный характер. Всё это решать мне нужно было самому, и от этого я иногда испытывал жгучее чувство одиночества. В душе рождалось, с одной стороны, тайное желание уйти от мира в монашество, с другой стороны, ощущение, что это желание может быть продиктовано бегством от себя и тех проблем, которые могут и должны быть в обычной, мирской жизни.
Во время учёбы в семинарии многие из нас находились под влиянием лекций архимандрита Ианнуария (Ивлиева) с его научным, критическим подходом к Священному Писанию, протоиерея Кирилла Копейкина и его интересного взгляда на синтез науки и религии, а также замечательных лекций протоиерея Георгия Митрофанова, с его критическим воззрением на дореволюционную Церковь и Церковь ХХ столетия. Можно было бы отметить и многих других, но в период нашей учёбы это были столпы, формировавшие отношение нашего сознания к окружающим нас вещам. Они заставляли думать.
Особое впечатление произвела на меня одна из последних книг протоиерея Кирилла Копейкина: «Что есть реальность? Размышляя над произведениями Эрвина Шрёдингера». Заключения и выводы, к которым приходит автор книги — о том, что мир есть «психическое Творца» — необычны, но кажутся очень логичными. Ведь и наши идеи, замыслы, которые мы воплощаем в жизнь, возникают в душе, голове или сознании — как угодно. И соприкасаемся мы со своим творчеством не иначе, как психически. Отсюда классическое выражение: «душу вложить». А дальше, конечно, опять ряд вопросов, которые, наверное лучше и не стоит поднимать…
Вообще формирование личных представлений и отношений с Абсолютным Началом-Богом-Творцом, а, соответственно, и миром, Вселенной — для меня очень драматическая тема. Это постоянный поиск, от которого иногда хочется отдохнуть. И, конечно, выражать свои мысли широкой аудитории нужно осторожно. Потому что всегда несёшь ответственность за сказанное.
Когда в декабре 2017 года умер архимандрит Ианнуарий (Ивлиев), мы поняли, что ушла целая эпоха. Библеистов такого уровня, как архимандрит Ианнуарий, сейчас в Церкви уже нет. Несомненно, и протоиерей Александр Мень, с трудами которого многие студенты стремились познакомиться, тоже критически повлиял на становление религиозных взглядов.
После окончания семинарии я около года не мог определиться с тем, что мне делать дальше. Продолжать учиться или ехать в монастырь для того, чтобы что-то понять? Или, может, искать любовь в браке? Вышло последнее, несмотря на то, что, казалось бы, сознательно я этого не ждал, но, бессознательно к этому шёл. Причём у меня было чёткое убеждение, что жениться нужно только по любви, а в противном случае не следует даже и рассматривать брак. Моей супругой оказалась девушка из интеллигентной семьи. Её отец — профессор Петербургского университета, доктор филологических наук. Мать — историк по образованию и склонна к художественному творчеству. Повстречавшись с будущей супругой, мы взаимно полюбили друг друга и через полгода в один день расписались и повенчались.
Представлений о семейной жизни, семейных ценностях, о том, что такое брак, у меня были больше идеалистические, романизированные, чем реалистические. Поэтому многие вещи о реальности совместной жизни в браке нужно было пересматривать. Несмотря на то, что я уже почти десять лет состою в браке, некоторые положения, касающиеся личного отношения к браку, любви как таковой, экзистенциального союза мужчины и женщины, я переосмыслил и принял лишь недавно. Это может показаться странным, но в этом мне помогла элементарная математика, о чём невозможно говорить подробно. Если кратко, то брак — это путешествие во времени единого целого на пути к Богу. То, что, возможно, очевидно одним, не совсем очевидным было для меня. На многие вопросы удаётся найти ответ, но многие остаются ещё за пределами ума.
Через два года после женитьбы я рукоположился сначала в дьякона и через два с половиной месяца в священника, став клириком Софийского собора Царского села. Это был 2012 год. Сомнений в том, что события, связанные с рукоположениями, в моей жизни состоятся — не было. Я знал, что это будет. Откуда знал, мне трудно сказать. Просто была уверенность в этом, и Господь это дал. Начался новый виток жизни – соответственно, и новый этап становления личной веры. Будучи священником, я обратил внимание на то, что у многих современных воцерковленных людей остаётся много суеверий, обрядоверий, желания быстрого и механического разрешения ситуации без больших усилий и труда над собой, проблем с устройством личной жизни, насилием в семье, алкоголизмом, наркоманией, разводами, абортами и прочим. Я не скрою, что иногда мне хотелось взять на себя роль мудрого старца, разрешающего любую трудность, а иногда хотелось сказать: «Господи, разберись с ними как-нибудь Сам!» и скрыться с людских глаз долой. Это нормально, и я уверен, что через эти крайности проходит любой начинающий и, тем более, молодой, неопытный священник. Со временем этих крайностей становится меньше. Но, думаю, важно другое. Останешься ли священником, горячо любящим свое дело, людей и Бога, либо станешь охладевшим внутри циником, внешне это никак не проявляя.
Через четыре года служения я ушёл в соседнюю, Гатчинскую епархию строить реабилитационный центр для людей, имеющих алкогольную и наркотическую зависимость. Если кто хоть немного сталкивался с реабилитацией зависимых людей, то знает, что это очень затратное дело — как духовно, психологически, так и финансово. У меня сформировался личный взгляд на то, что произошло в Церкви за последние двадцать лет, и чего, возможно, не хватает сейчас.
Мы видим, что произошло массовое возрождение храмов, соборов, монастырей, что, конечно, немаловажно. И Церковь, я считаю, уже вышла на тот уровень, когда ей можно и нужно заниматься социальными проектами. Это подобно тому, как взрослый человек падает, а потом становится на ноги, чтоб поднять и поставить на ноги упавшего ребёнка. Конечно, я понимаю, что такой взгляд не навяжешь всем. И нам, естественно, нужно учиться принимать каждого таким, какой он есть. В этом и заключается суть христианского отношения. Видеть перед собой икону, образ бытия Бога, имеющего к тебе самому отношение. К этому нужно применять немало усердия. Это работа над собственным сердцем. Я не считаю, что есть что-то более важное в этой жизни и на этой земле, кроме любви к ближнему. Если ты в ней, то знаешь, что это такое. «Любовь к человечеству — пустой звук», по точному замечанию архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Любим мы или не любим конкретных личностей, а не всех и всё, поскольку сами мы не всеобъемлющие существа. Мы всегда находимся в конкретной ситуации с конкретными людьми. Если деньги, власть, здоровье, боль, разлука, печаль, тоска, земные радости и удовольствия проходят, то любовь, по выражению апостола Павла, никогда не перестает (1 Кор. 13;8). Она имеет живительную силу восстановить тебя и вдохновить на определённые поступки. Даже если другой не принимает твою любовь, видит в ней что-то странное или корыстное — это не твоё дело. Каждый на самом деле умеет выражать любовь и любить. Потому что Царствие Небесное внутри нас (Лк. 17:21). И я бы добавил к этому, что и среди нас – то есть в других людях, подобных нам и ничем от нас не отличающихся.
Примерно через семь месяцев после ухода в Гатчинскую епархию я вернулся обратно в Царскосельское благочиние настоятелем в храм святителя Спиридона Тримифунтского в посёлке Детскосельском. В то же время я не оставлял дел и по строительству центра. В 2018 году нам удалось открыть его, и вот уже полтора года мы принимаем туда людей. Так на сегодняшний день я совмещаю приходскую жизнь в храме с социальным служением по реабилитации зависимых. И думаю, что многое в жизни является не то чтобы верой в Бога, а постоянным доверием Ему, преданностью Ему, которая всякий раз испытуется и проверяется на прочность. Вся наша жизнь — это риск, поскольку мы никогда и ни от чего не застрахованы: ни от болезней, ни от внезапной смерти, ни от нищеты, ни от потери близких. Несмотря на всё это, ничто, по слову апостола Павла, не может нас отлучить от любви Божией (Рим. 8:39). Я понимаю, что эти слова на фоне нашей достаточно холодной, обездоленной действительности с формальными отношениями между людьми звучат, как некоторое юродство. Но также знаю, что если стремиться быть в Боге и с Богом, то такое бытие для человека становится первой и последней реальностью.
Иерей Сергий Ситников,
настоятель храма святителя Спиридона Тримифунтского в посёлке Детскосельском
Сайт «Ветрово»
3 января 2019
Умный батюшка, вызывает уважение!
Откровение является добродетельным качеством человека, когда он наполнен этой добродетелью.