Иерей Георгий Селин. Богословие изгнания благодати

Часть третья. «Я клянусь, душа моя чиста»

Часть первая: «В нём все согрешили?»

Часть вторая: «Когда умножился грех, стала преизобиловать благодать»

Эту пес­ню на сти­хи Ни­ко­лая Руб­цо­ва я бы наз­вал «Пес­ней но­во­рож­дён­но­го»^[1], по­то­му что взрос­лый че­ло­век ут­верждать, что ду­ша его чис­та, мо­жет, лишь пре­бы­ва­я в са­мо­об­ма­не.

Да, «Песней новорождённого» я бы назвал это стихотворение Рубцова, причём, не всякого новорождённого, но такого, кто разделяет мнение игумена Пашина и магистра теологии Елиманова, что душа человека чиста от рождения.

Елиманов и иг. Пашин: На Востоке учения об ответственности за прародительский грех не существовало. Причина крещения младенцев объяснялась святыми отцами не тем, что им необходимо было очиститься от вины за грех прародителей, но тем, чтобы они стали членами Тела Христова, членами Его Церкви и получили «начаток» (греч. «ἀπαρχή») обожения, без которого каждый человек пребывает вне Бога, вне спасения. Блж. Феодорит Кирский пишет: «Крещение не уподобляется <...> голой бритве, отъемлющей предшествовавшие грехи. Ибо с избытком даруется нам это. А если бы сие одно было делом крещения, то для чего бы крестить нам младенцев, не вкусивших еще греха? Не это одно, но большее и совершеннейшее обещает нам таинство сие. Оно есть залог будущих благ, образ будущего воскресения, приобщение Владычних страданий, причастие Владычнего воскресения, одежда спасения, хитон веселия, светлая риза, лучше же сказать, самый свет».

Г.С.: «… для чего бы крестить нам младенцев, не вкусивших еще греха?» ― вот камень блаженного Феодорита в догматический огород «Peccatum originale» («Первородный грех»), который возделал блаженный Августин. Рассмотрим этот камень. Священник Алексий Бургов посвящает обширную главу своей обстоятельной книги «Православно-догматическое учение о первородном грехе» вопросу виновности и/или невинности младенцев и цитатами из святых отцов показывает, что далеко не все они считали души новорождённых чистыми. Кстати, и апостолы Христовы тоже так не считали, потому что спросили Господа: Кто согреши, сей ли, или родителя его, яко слеп родися (Ин. 9: 2)? Прошу прощения, сошлюсь на своё давнее сочинение под названием «Как я однажды не согласился со Златоустом».

Как всегда быстро подошла очередная Неделя по Пасхе ― о слепом, в которую читается 34-е зачало Евангелия от Иоанна. По обычаю я открыл Беседы Златоуста на соответствующем месте и прочёл его слова: «Видя, как Он пристально смотрит на него (слепого), они (ученики Христовы) спросили Его, говоря: Кто согреши, сей ли, или родителя^[2] его, яко слеп родися? (Ин. 9: 2). “Странный вопрос! ― говорит Златоуст. ― Он ли согрешил? Но этого нельзя сказать, потому что он слеп от рождения. Или родители его? Но нельзя сказать и этого, потому что сын не наказывается за отца. Таким образом, и мы, когда видим страдающее дитя, и говорим: «Что сказать о нём, что сделало это дитя?» ― этим не спрашиваем, а выражаем недоумение, так точно и ученики, когда говорили это, не столько спрашивали, сколько недоумевали“ (Беседа 56 на Евангелие от Иоанна).

Когда я прочёл эти слова Златоуста, то погрузился в ещё большее, чем Христовы ученики, недоумение. Златоуст говорит, что они «недоумевали». Но если ученики недоумевали, то только о том, кто согрешил: слепец или его родители. Поэтому утверждение Златоуста о том, что ученики своим вопросом выражают не тот вопрос, который мы слышим, но недоумение, дескать, «в чём виновно несчастное дитя?», мне кажется странным. Да и далеко не дитя сидело перед апостолами. … посему-то родители его [исцелённого слепца] и сказали: он в совершенных летах; самого спросите (Ин. 9: 23). Поэтому странным, на мой взгляд, является не вопрос учеников, а слова Златоуста. Во-1-х, потому, что возможность совершения греха во чреве матери, которую отрицает Златоуст, не отрицает Сам Господь, когда говорит: ни сей согреши… И раз Господь так сказал, значит, совершать грехи могут даже нерождённые младенцы… А во-2-х, что значит: «сын не наказывается за отца»?^[3] За личный грех, может, и не наказывается, хотя и это не очевидно, а если взять такой грех как идолослужение? Разве не должны сыновья разделить с отцами вину за такой грех? Если исправят грех, то не понесут наказания, а если не исправят, то грех отцов укоренится в сыновьях так, что внуки и правнуки уже ничего не смогут сделать, и грех этот будет причиной смерти всего рода. Поэтому, на мой взгляд, только те из сыновей не будут наказаны за грехи отцов, кто исправит их. А кто не исправит, тот будет наказан. И это наказание будет делом благости Божией, а не несправедливости, по которой одни будут наказаны за грехи других, потому что через наказание сыновей пресекается распространение греха отцов на внуков. Это, как гангрена, которая жир обрящет (2 Тим. 2: 17). Она должна быть либо вырезана из организма даже ценой удаления некоторых здоровых частей, либо весь организм погибнет.

Вернёмся к вопросу о виновности/невинности младенцев, которому священник Алексий Бургов посвятил пятую главу своей книги, но прежде обращения к этой главе, носящей название «Способ распространения первородного греха», рассмотрим слова блаженного Феодорита, которые Елиманов и иг. Пашин приводят в качестве доказательства своего утверждения, что «на Востоке учения об ответственности за прародительский грех не существовало» (см. цитату выше).

Насколько я понял слова блаженного, младенцы хотя и не имеют грехов, но они ещё не со Христом, потому что не приобщились Христова Воскресения, и поэтому их необходимо крестить. Но, спрашивается, если они безгрешны, почему они не с Богом? Почему они не в Царстве Небесном, если чисты? Значит, их чистота не является той чистотой, которая позволяет им туда войти, и о которой говорит тайнозритель: Не войдет в него [великий город, святый Иерусалим, который нисходил с неба от Бога] ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни (Откр. 21: 27). Значит, всё же имеется скверна у младенцев, наличие которой подтверждается данными словами блж. Феодорита, хотя Елиманов и иг. Пашин пытаются доказать обратное, приводя их.

Названные богословы добавляют: «Свт. Иоанн Златоуст также отмечает: „Потому-то мы и крестим детей, хотя они и не имеют грехов, чтобы им принять освящение, праведность, усыновление, наследие, братство, стать членами Христа, сделаться жилищем Святого Духа“. Свт. Иоанн сравнивает душу человека, принявшего Крещение, с душой новорождённого младенца и полагает, что она становится такой же чистой, как и при рождении» (26).

Г.С.: Читаем сноску (26). «Душа крещёного <...> чище самих солнечных лучей, и такова, какой была в начале, или даже гораздо лучше, потому что она получает Духа, Который совершенно воспламеняет её и делает святой». Похоже, богословы превратно толкуют слова Златоуста. Душа крещённого становится «не такой же чистой, как при рождении», как пишут они, но «даже гораздо лучше», как говорит Златоуст, «потому что она получает Духа, Который совершенно воспламеняет её и делает святой». Что это значит? Это значит, что неверно думать, что младенцы не нуждаются в очищении своих душ. Нет, говорят Елиманов и иг. Пашин, души младенцев чисты без Крещения и приводят другие слова Златоуста: «Души праведных в руке Божией, и если так происходит с душами праведных, то же происходит и с душами младенцев, поскольку их души непорочны». Допустим, это так, но возникает вопрос. Если души младенцев непорочны, значит, будучи абортированы, они попадают в руки Божии? Тогда спрашивается, зачем останавливать матерей-абортниц и помогающих им убийц-врачей, если они наполняют руки Божии непорочными душами? Напротив, нужно поощрять аборты, потому что, чем больше абортов, тем скорее заселяется Царство Небесное.

А. В. Буздалов: … между высказыванием Златоуста и пелагианским выводом из него новых богословов [Елиманова и иг. Пашина] прямая связь. Златоуст: «Душа крещёного <...> чище самих солнечных лучей, и такова, какой была в начале, или даже гораздо лучше, потому что она получает Духа, Который совершенно воспламеняет её и делает святой». Неопелагиане: «Свт. Иоанн сравнивает душу человека, принявшего Крещение, с душой новорождённого младенца и полагает, что она становится такой же чистой, как и при рождении». Умозаключение из слов Златоуста сделано вполне корректно: сравнение крещенного с новорожденным младенцем содержится в его высказывании. Потому что сама форма, в которой к этому тезису делается прибавка у Златоуста («или даже гораздо лучше, потому что она получает Духа, Который совершенно воспламеняет её и делает святой»), сродни тому, как понимали благодать пелагиане, а именно, как нечто однородное душе и ее природным силам (добродетелям воли и разума), только «гораздо лучше», т.е. сильнее выраженное. Если душа младенца как только что вышедшая из рук Творца по своей природе чиста и воспламенена, то благодать добавляет ей еще больше градусов по Цельсию того самого огня, делая ее «совершенно воспламененной» и еще чище («святой»). Неопределенность природы благодати ― один из основных принципов пелагианства. То же самое касается отрицания греховности младенцев, т.е. вменяемости им вины за первородный грех: этот вывод новых пелагиан из Феодорита и Златоуста тем более корректен. Потому что они [святые отцы] прямо это утверждают. И происходит это потому, что волюнтаризм синергианства и пелагианства признает грехом только личное волевое греховное действие. Поэтому истина Апостола о том, что в ветхом Адаме все человеки стали грешниками по самой своей природе, не укладывается в эту парадигму. Таким образом, все Ваши негодующие вопросы, о. Георгий, прежде всего, должны быть обращены Феодориту и Златоусту, а вовсе не Елиманову и Пашину, которые всего лишь прилежно повторили за ними.^[4]

Г.С.: И что теперь, Александр Вячеславович? Валить Златоуста с пьедестала великого вселенского учителя и святителя? «Не могу я это сделать, не могу». Да, бывает, я оспариваю некоторые его слова, но не потому, что не ценю, а именно потому, что очень его почитаю. И если бы не почитал, то не читал бы со вниманием и не спорил бы с ним. Поэтому хочу сказать несколько слов в защиту своего учителя. Во-1-х, об образах и сравнениях, которые он употребляет в своих Беседах. Надо учитывать то немаловажное обстоятельство, что Златоуст не писал их заранее, но говорил вживую. Некоторый опыт подобных речей у меня как у всякого говорящего проповеди священника имеется, и что я могу сказать, исходя из этого опыта? Чем проще сравнение, тем скорее оно доходит до слушателей. Но вот беда. У простых образов нет глубины, а у говорящего не с листа нет времени для тщательной проверки своих слов на предмет соответствия истине.

Возьмём, к примеру, процитированные Елимановым и иг. Пашиным слова Златоуста о том, что душа крещённого становится чище души младенца. Он произнёс их в 40-й Беседе на первое Послание к Коринфянам. Златоусту нужно объяснить слушателям, что нам дарует таинство Крещения, и он говорит: «… прощать грехи возможно одному Богу; начальники и цари хотя прощают прелюбодеев и человекоубийц, но они освобождают их только от настоящего наказания, а самих грехов их не очищают; и хотя бы они возвели прощенных в высшие звания, хотя бы облекли их в порфиру, хотя бы возложили на них диадему, и тогда они сделают их царями, но от грехов не освободят; это совершает один Бог. Он совершает это в бане пакибытия; благодать касается самой души и с корнем исторгает из нее грех. Потому душа прощенного царем может быть нечистой, а душа крещенного^[5] ― нет; она чище самих солнечных лучей, и такова, какой была в начале, или даже гораздо лучше, потому что она получает Духа, Который совершенно воспламеняет ее и делает святой (выделено мной. ― Г.С.). Как ты, переплавляя железо или золото, делаешь его опять чистым и новым, так точно и Дух Святой, переплавляя душу в крещении, как бы в горниле, и истребляя грехи, делает ее чище и блистательнее всякого чистого золота. Отсюда также ты можешь убедиться в истине воскресения тел. Так как грех ввел смерть, то по истреблении корня, без всякого сомнения, истребится и плод его. Потому ты и говоришь наперед об оставлении грехов («исповедую едино Крещение во оставление грехов». ― Г.С.), а потом исповедуешь и воскресение мертвых («чаю воскресения мертвых». ― Г.С.), переходя от первого к последнему; далее же, так как слово «воскресение» еще не доказывает всего, ― многие ведь воскресшие опять умерли, как, например, (воскресшие) в Ветхом Завете, как Лазарь, как (воскресшие) во время крестной смерти Христовой, ― то тебе повелевается говорить: и в жизнь вечную, чтобы никто не думал, что смерть будет и после того воскресения».

Вы чувствуете живость речи Златоуста? Ощущаете, что это не чтение по бумажке, а импровизация? Поэтому не будем придираться к его словам. Если судить строго, то не только сравнение души крещёного с младенческой душой не годится (хотя, как видим, Златоуст оговаривает, что такая душа становится «даже гораздо лучше [души младенца], потому что она получает Духа»), но и образ переплавленного железа/золота тоже не подходит. Переплавка очищает металл от примесей, оставляя его тем, чем он был, а в Крещении душе сообщается то, чего она никогда не имела.

Увы, все образы страдают неточностью, но если в поэзии и другой письменной речи автор может многократно обдумать и исправить сказанное, то устная речь такой возможности не предоставляет. Поэтому в Беседах Златоуста часто можно слышать (в смысле, читать), как он сам себя уточняет. Вот и в этой речи он дважды себя поправляет. Сперва в сравнении крещёного с младенцем, затем в сравнении Крещения с переплавкой. Так, Златоуст говорит: «Как ты, переплавляя железо или золото, делаешь его опять чистым и новым, так точно и Дух Святой, переплавляя душу в крещении, как бы в горниле, и истребляя грехи, делает ее чище и блистательнее всякого чистого золота». Вы слышите, как повернулась мысль проповедника? Сравнивая Крещение с переплавкой, он вдруг говорит, что душа крещёного становится чище золота. Чтобы выдержать тему, Златоусту надо бы продолжать говорить, что душа в крещении переплавляется, очищается и т.д., а он вдруг говорит, что душа крещёного становится чище всякого чистого золота. Может ли золото стать чище самого себя? Мне думается, что Златоуст по ходу речи, чувствуя, что сравнил Крещение с переплавкой неточно, в конце предложения повернул мысль в другую сторону.

Ещё несколько слов в оправдание Златоуста. По слову Апостола в Крещении человеку даруется то, что око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1 Кор. 2: 9)^[6]. В таинстве Крещения человек получает то, чего ухо не слышало, глаз не видел, и что на сердце его не всходило. Теперь представьте, насколько сложна стоящая перед Златоустом задача. Ему надо сказать о том, чего ухо не слышало. А где взять такие слова? Ему надо сказать о том, чего никто не видел. И как об этом расскажешь? А уж поведать о том, что на сердце человеку не взыдоша, по-моему, вообще невозможно. Но Златоуст говорит об этом, причём, так говорит, что увлекает слушателей, готовых часами его слушать. Поэтому оставим Хризостому золотые уста и будем слушать их со вниманием, а если какие-то вопросы будут возникать, будем их обсуждать.

Например, к следующим словам Златоуста у меня есть вопросы. Златоуст: «Потому-то мы и крестим детей, хотя они и не имеют грехов, чтобы им принять освящение, праведность, усыновление, наследие, братство, стать членами Христа, сделаться жилищем Святого Духа». Младенцы грехов не имеют, но должны принять праведность, говорит Златоуст. Но разве неимение грехов не равно праведности? Или есть безгрешность вне Христа, и есть безгрешность во Христе? Праведность нехристианская и праведность христианская? Рассуждаем далее. Когда младенцы воскреснут, то они как безгрешные должны быть со Христом, разве нет? Нет, они со Христом не будут, потому что они не были крещены. Стало быть, в Царстве Небесном есть места для безгрешных без Христа и места для безгрешных со Христом, то есть христиан? Но возможно ли такое, чтобы в жизни будущего века была бы жизнь, где нет Христа?

Вернёмся к статье Елиманова и иг. Пашина, вернее, к книге священника Бургова, из которой можно узнать слова святых отцов о чистоте и нечистоте младенческих душ. Ниже будут приведены мнения некоторых отцов о загробной участи некрещёных младенцев, и из этих мнений можно опосредованно заключить, чисты или нечисты их души.

Свящ. А. Бургов: Специально участи преждевременно умерших младенцев касается св. Григорий Нисский в своём письме к Иерию. К преждевременно умирающему младенцу, у которого ещё недоразвились чувства и разум и не окрепли даже члены, неприложимо воздаяние в собственном смысле слова, понимаемое как естественный результат свободной, доброй или злой, земной деятельности. «И когда нет воздаяния, тогда уповаемое ни добро, ни зло», как то и другое понимается в отношении взрослых. «Того и другого из них не будет у не начавших ни того, ни другого».

Младенец не может быть причастником благ, уготованных для деятельной добродетели. «Если справедливо мнение, что преждевременно преставившихся сретает добрый жребий взрослых, то вследствие этого и неразумие окажется предпочтительнейшим разума, и добродетель представится поэтому ничего не стоящей. Ибо если не бывает никакой утраты в причастии благ у не участвующих в добродетели: то суетное и бесполезное зло трудиться о ней, когда на суде Божием берет первенство состояние неразумное». «Мне кажется, что настоящий образ жизни младенца по некоторому сходству близок у него с жизнью ожидаемою. Ибо как первый младенческий возраст воспитывается насыщаемый сосцом и молоком, потом за сею пищей следует другая, сообразная возрасту, свойственная и пригодная питаемому, пока не придёт в совершенство: так, думаю, и душа свойственной естеству её жизни приобщается в некоем порядке и в последовательности всегда посредством приличного ей, сколько вмещает и может, приемля предлагаемое в блаженстве, как подобное сему дознали мы от Павла, который иначе питает возрасшего уже в добродетели, и иначе младенца несовершенного» (1 Кор. 3: 2, Евр. 5: 14).

Несовершенство возраста сего не имеет возможности вместить блаженства взрослых. «Душа, не вкусившая добродетели, хотя пребывает непричастною зол, следствий греха, как в начале ещё не объятая недугом порока, в той жизни, которая состоит в Богопознании и в общении с Богом, столько участвует на первый раз, сколько вмещает питаемое, пока, как бы некою приличною снедью, приведенная в мужество созерцанием Сущего не соделается вместительною для больших, свободно в обилии и причащаясь действительно Сущего» (курсив отца Бургова. ― Г.С.). Младенцы, умершие в естественном состоянии, по мнению Григория Нисского, примут участие в соответствующей их природе, низшей, младенческой степени блаженства. Умаление силы наследственного греха у Григория Нисского сопровождается некоторым преувеличением в изображении будущей светлой участи невозрождённых младенцев.

Г.С.: Я бы сказал иначе. У святителя Григория Нисского умаление спасительной силы таинства Крещения сопровождается умалением Божией благодати. Но позвольте подробно прокомментировать пересказ святительских слов священником Бурговым.

Свящ. А. Бургов: Специально участи преждевременно умерших младенцев касается св. Григорий Нисский в своём письме к Иерию. К преждевременно умирающему младенцу, у которого ещё недоразвились чувства и разум и не окрепли даже члены, неприложимо воздаяние в собственном смысле слова, понимаемое как естественный результат свободной, доброй или злой, земной деятельности. (Г.С.: В таинстве Крещения преподается не воздаяние, а благодать). «И когда нет воздаяния, тогда уповаемое ни добро, ни зло», как то и другое понимается в отношении взрослых. «Того и другого из них не будет у не начавших ни того, ни другого».

Младенец не может быть причастником благ, уготованных для деятельной добродетели. (Г.С.: При чём тут деятельная добродетель? Благодать в таинстве Крещения преподается не за добродетель, но за просто так). «Если справедливо мнение, что преждевременно преставившихся сретает добрый жребий взрослых, то вследствие этого и неразумие окажется предпочтительнейшим разума, и добродетель представится поэтому ничего не стоящей. (Г.С.: Именно так. Людская добродетель не идёт ни в какое сравнение с Божией праведностью. Более того, первая ничто перед последней. Если же полагать иначе, то выйдет, что, не разумея праведности Божией и усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией (Рим. 10: 2, 3)). Ибо если не бывает никакой утраты в причастии благ у не участвующих в добродетели (то есть у младенцев. ― Г.С.): то суетное и бесполезное зло трудиться о ней, когда на суде Божием берет первенство состояние неразумное». (Г.С.: На суде Божием младенец, рождённый от Духа Святого, возьмёт первенство перед некрещёным взрослым праведником, и сомневаться в этом, значит отрицать искупительный подвиг Господа нашего Iсуса Христа). «Мне кажется, что настоящий образ жизни младенца по некоторому сходству близок у него с жизнью ожидаемою. Ибо как первый младенческий возраст воспитывается насыщаемый сосцом и молоком, потом за сею пищей следует другая, сообразная возрасту, свойственная и пригодная питаемому, пока не придёт в совершенство: так, думаю, и душа свойственной естеству её жизни приобщается в некоем порядке и в последовательности всегда посредством приличного ей, сколько вмещает и может, приемля предлагаемое в блаженстве, как подобное сему дознали мы от Павла, который иначе питает возрасшего уже в добродетели, и иначе младенца несовершенного» (1 Кор. 3: 2, Евр. 5: 14). (Г.С.: Сравнение благодати с духовной пищей не годится, потому что: я насадил, ― пишет апостол Павел, ― Аполлос поливал, но возрастил Бог; посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий (1 Кор. 3: 6, 7). «…душа свойственной естеству её жизни приобщается в неком порядке», ― пишет святитель Григорий. Но в том-то и дело, что естеству души не свойственен Дух Святой, и вообще ничему земному Он не свойственен, поэтому нельзя возрастом человека отмерять Божию благодать. Дух дышит, где хочет (Ин. 3: 8), и Его действие на людей никак не зависит от их возраста).

Несовершенство возраста сего не имеет возможности вместить блаженства взрослых. (Г.С.: И опять мы слышим слова, что благодать действует на людей в зависимости от их возраста). «Душа, не вкусившая добродетели, хотя пребывает непричастною зол, следствий греха, как в начале ещё не объятая недугом порока, в той жизни, которая состоит в Богопознании и в общении с Богом, столько участвует на первый раз, сколько вмещает питаемое, пока как бы некою приличною снедью, приведенная в мужество созерцанием Сущего не соделается вместительною для больших, свободно в обилии и причащаясь действительно Сущего». (Г.С.: Насколько я понял слова святителя, «в той жизни» младенческая душа будет приведена «в мужество созерцанием Сущего», и это будет равнозначно её возрастанию, которого она была лишена, умерши во младенчестве. И, придя в мужественное состояние, она «соделается вместительною» для причащения Сущего, что уравняет её с душой, которая заслужила этого причастия перенесением в земной жизни искушений и добродетельных трудов. Так? Возникает вопрос: как душа младенца будет «в той жизни» приведена «в мужество»? Одним только созерцанием Сущего? А где борьба со грехом? Где личный выбор души: быть ей со Христом или без Креста? Ведь «в той жизни» такой борьбы и такого выбора не будет, потому что в Царстве Небесном не может быть искушений, поскольку свободы выбора и свободы грешить или не грешить у его насельников не будет).

Свящ. А. Бургов: Младенцы, умершие в естественном состоянии, по мнению Григория Нисского, примут участие в соответствующей их природе, низшей, младенческой степени блаженства. (Г.С.: О степенях блаженств хотелось бы поподробней). Умаление силы наследственного греха у Григория Нисского сопровождается некоторым преувеличением в изображении будущей светлой участи невозрождённых младенцев.

Г.С.: Повторю сказанное выше. Умаление спасительной силы таинства Крещения у святителя Григория Нисского сопровождается умалением Божией благодати.

Продолжение, даст Бог, следует.

Иерей Георгий Селин
Сайт «Ветрово»
29 октября 2024