Людмила Ильюнина. Монахиня Елена (Казимирчак-Полонская)

День памяти — 30 августа

«О дейст­вии бла­го­да­ти Бо­жи­ей в со­вре­мен­ном ми­ре» — так на­зва­ла свою ав­то­би­о­гра­фи­чес­кую кни­гу мо­на­хи­ня Еле­на (Ка­зи­мир­чак-По­лонс­кая), а ее из­да­тели спра­вед­ли­во до­ба­ви­ли под­за­го­ло­вок «За­пис­ки пра­во­слав­но­го мис­си­о­не­ра» и так же спра­вед­ли­во вклю­чи­ли ее в се­рию «Му­че­ни­ки и ис­по­вед­ни­ки XX ве­ка». Для всех, ко­му вы­па­ло счастье быть зна­ко­мым с ма­туш­кой Еле­ной, она бы­ла про­вод­ни­ком в мир ис­по­вед­ни­чест­ва Хрис­то­ва, ис­по­вед­ни­чест­ва всей жиз­ни (а не толь­ко по­рой вы­нуж­ден­но­го, не­о­соз­нан­но­го ис­по­вед­ни­чест­ва ре­во­лю­ци­он­но­го и во­ен­но­го вре­ме­ни).

Сознательное, почти ежедневное исповедничество монахини Елены, как об этом свидетельствуют воспоминания, совершалось действием благодати Божией, но и личным подвигом. Мы — ученики и друзья матушки Елены, которые были свидетелями подвижничества последних десяти-пятнадцати лет ее земного странствования, понимали, что подъять этот последний подвиг она могла только потому, что вся ее жизнь была самоотречением.

Родилась Елена Ивановна Полонская в 1902 году на Волыни. Уже в раннем детстве и юношестве она проявила незаурядные способности, причем в разных областях знания — ей прекрасно давались языки и точные науки. Семья не была религиозной, и потому именно «действием благодати Божией в современном мире» можно объяснить то, что юная Елена, при всей успешности своих научных занятий, красивой внешности и материальной благоустроенности, стала мучаться вопросом о смысле земного бытия. И, не находя ответа на путях рационального знания, она однажды в молитвенном порыве обратилась к Небесам: «Во имя чего дана жизнь?» И тогда произошло чудесное явление, которое предопределило всю ее дальнейшую судьбу.

В момент душевного смятения Елена находилась в большом парке фамильного имения Полонских. И вдруг… несказанно преобразилось все вокруг: деревья, кусты, цветы, вода в озере, облака на небе. В один миг она увидела преображенную красоту земли и почувствовала в этом ответ, который потом выразила в строчках псалма: Небеса да поведают славу Божию, творение руку Его возвещает твердь (она любила их повторять, когда рассказывала о своих астрономических исследованиях).

В тот момент в Волынском парке было принято решение, что отныне все научные занятия будут посвящены доказательству бытия Божия через премудрое устроение мира.

Монахиня Елена была трижды профессором — пожалуй, единственный случай в мировой истории. Диплом доктора философии она получила в Варшавском университете, доктором физико-математических наук и доктором астрономических наук стала уже в России. Таким образом, вся ее жизнь была исполнением обещания, которое она дала Богу в юности, в момент благодатного озарения в Волынском парке: служить Ему «всею крепостию, всем умом и помышлением».

Но нас — тех, кто лично знал монахиню Елену, потрясала в первую очередь не ее эрудиция и научное новаторство (ей принадлежало множество астрономических открытий, за что она была награждена престижной премией имени Ф. А. Бредихина, ее именем была названа звезда), а сердечная широта, житейская практичность, удивительная цельность. Это было настоящее чудо — при том, что матушка всю жизнь была ученым-теоретиком, она никогда не была отвлеченным «кабинетным человеком». Ради сострадания ближнему (и дальнему) матушка была готова оставить любимое дело, науку, исследования, готова была даже жизнью пожертвовать.

И такой она была от юности. Когда Елена Полонская еще училась в Львовском университете, для того, чтобы спасти родовое поместье, она оставляет успешную учебу и возвращается в родные пенаты. Ей, совсем еще молодой девушке, удалось в короткий срок привести в порядок запущенное хозяйство, правильно оформить деловые бумаги, спасти от уничтожения парк и сад с реликтовыми сортами деревьев и кустарников, а также уникальное по своей чистоте озеро, в котором водились ценные породы рыб. Каким-то образом Елене удалось рассчитаться по векселям — и родовое имение, создававшееся веками, было спасено.

Недаром, когда на Волынь придет советская власть, местные крестьяне не только не тронут свою хозяйку, но еще и просить ее будут, чтобы она их не оставляла.

Удивительные примеры самопожертвования матушки Елены мы находим в ее военных воспоминаниях. Она в прямом смысле слова спасла жизнь многим своим коллегам-астрономам в обстановке гестаповской облавы и повальных обысков. Разыскивая свою больную мать, она добровольно приходит в один из польских концентрационных лагерей, а потом чудесным образом (при помощи лагерного врача) покидает его. Помогая людям, Елена постоянно рискует потерять своего единственного сына Сереженьку, потому что, уходя в странствования, из которых могла не вернуться, она оставляла пятилетнего ребенка одного на несколько дней.

Нас (тех, кто впервые услышал эти воспоминания из уст матушки, а не прочитал в книге) всегда поражал один чудесный случай спасения от верной смерти. Во время польского восстания в Варшаве матушка была арестована и приведена на расстрел. Дула пяти винтовок были уже нацелены на нее в упор. И тут, по ее воспоминаниям, она «взмолилась Богу, и Он дал ей слово». Она обратилась к солдатам, на пряжках у которых было написано «С нами Бог», как к христианам, напомнила им о том, что их дома ждут дети, матери, жены и сестры. И ни один из них не выстрелил! Ей крикнули: «Беги!» — и вернули ее сыну, которого она вскоре, уже в советской России, потеряет…
Эта боль не отпускала матушку до конца дней. На ее рабочем столе стоял портрет красивого мальчика на велосипеде, а на стенке висела фотография с подписью: «Сереженька в гробу».

Почему и зачем Елена Ивановна вернулась в Россию? Кто-то это объяснял обычной эмигрантской наивностью: Советы предложили всем желающим возвратиться на родину, и, движимые ностальгией, русские люди ринулись в недра ГУЛАГа. Но Елена Ивановна не была наивной, она всегда была человеком идеи, ею всегда двигали высшие цели. Невольно оказавшись за границей — после Брестcкого мира Волынь отошла к Польше, — она всегда сострадала своей плененной Родине. И больше всего она страдала от того, что у молодого поколения отобрали веру и прививают им дикий атеистический взгляд на Божий мир.

Она решила ехать в Россию на «подпольную религиозную работу» и получила на это благословение духовника — протоиерея Сергия Булгакова. Тому, кто возразит, что это и было верхом наивности, скажем, что матушке это удалось! На протяжении десятилетий она вела домашние занятия с молодежью, многие из ее учеников стали священниками, монахами. И вела свои домашние семинары матушка уже после того, как испытала на себе ненависть карательных органов к инакомыслящим (она была арестована в 1952 году). Это было свидетельством высоты ее духа — люди, прошедшие ГУЛАГ или соприкоснувшиеся с его кровожадным дыханием через судьбы своих родных и друзей, в основном были очень осторожны и старались не привлекать внимание скорых на расправу «органов». Матушка была дерзновенна (это ее любимое слово: «Человек в молитве должен быть дерзновенным, в жизни должен быть дерзновенным»). И это несмотря на выпавшие на ее долю тяжелейшие испытания: во время войны пропал без вести муж; потом умер сын (умирал мучительно от инфекционной болезни, которая привела к слепоте); в то время, когда Елена Ивановна терпела тюремные измывательства, умерла мать; тюремные мытарства отняли у нее здоровье (в медкарте значились тринадцать хронических заболеваний); много лет Елена Ивановна мыкалась без жилья, меняла место работы… Можно сказать, что она шла по земле путем Иова. И так же, как он, несмотря ни на что, прославляла Бога! И так же, как он, претерпела (особенно в последние годы) непонимание, одиночество.

Матушка приняла постриг уже после того, как ушла на пенсию — после семидесяти лет оставила работу в Институте теоретической астрономии АН, для того чтобы выполнить огромный переводческий труд по просьбе питерской Духовной академии.

При постриге, по благословению Святейшего Патриарха Алексия, Елене Ивановне Казимирчак-Полонской было оставлено прежнее имя. Тем самым подтверждалось, что жизнью своей она была уже подготовлена к «небесному чину»: по сути она давно уже была «инокиней в миру».

Непонятость и одиночество — самый тяжелый, теперь уже монашеский крест, который понесла матушка, — выразились в первый же год после пострига в том, что назначенный (незнакомый с ней прежде) духовник и мать-восприемница (монахиня из «простых бабушек») стали требовать, чтобы она оставила свои научные занятия, чтение лекций (тех, что она читала студентам Духовных школ), работу над статьями и домашние занятия с молодежью, а посвятила себя исключительно посту и молитве. Результатом нервного стресса, который пережила матушка из-за этих прещений, стала <…> полная слепота.

«Сила Моя в немощи совершается» — в действии этого духовного закона убеждались все, кто был свидетелем ежедневного подвига матушки последних лет ее жизни. Она продолжала не только трудиться как ученый — писала статьи, читала лекции (благословение на этот труд она десятилетие назад получила от митрополита и от ректора Духовных школ), но и, теперь уже легально, продолжала вести встречи с людьми: собрала и официально оформила общину преподобного Сергия Радонежского, занималась с врачами готовившейся к открытию епархиальной больницы Ксении Блаженной, организовывала помощь (силами общины) одиноким и больным старым людям, продолжала заботиться о своей приемной дочери.

Чем больше времени проходит со дня кончины матушки Елены, тем яснее становится: с нами рядом жила праведница, исповедница Христова. Нам подчас было непонятно ее дерзновение, кто-то даже упрекал ее в отсутствии смирения… Но теперь стало очевидным, что матушка находилась в совершенно ином духовном возрасте, чем большинство окружавших ее людей — она была старицей, а от нее требовали «духовного младенчества». Она давно уже вкушала твердую пищу, а тем, кто кормился молочком, это казалось «неправильным устроением», даже гордыней.

Любимое слово матушки было — «ответственность», она не уставала повторять, что христианин должен быть ответственным: ответственным за свои слова, за дела, за поступки, даже за мысли. И тогда, в конце концов, это ответственное, взрослое отношение к жизни превращается в служение. Идеалом такого служения для матушки был святой благоверный князь Александр Невский.

Ему она посвятила одну из самых вдохновенных своих статей, которая сначала была прочитана как лекция студентам Духовной академии. Прошло уже немало времени с тех пор, но и сейчас, когда с кем-нибудь из священников вспоминаешь матушку Елену, они говорят: «Да, я слышал ее лекцию об Александре Невском, это было новое, живое слово».

Глубина постижения подвига благоверного князя была дана матушке за то, что она в какой-то степени повторила его подвиг: она прожила в католическом окружении большую часть своей жизни, в католичестве (Ватикан в наше время очень поощряет научные занятия) ей могла бы открыться широкая дорога, а монахиня-ученый с мировым именем наверняка обрела бы там широкую известность, славу. Но матушка выбрала «поклон перед ханом» — поехала в Советский Союз, сдавала для «кандидатского минимума» экзамен по марксизму-ленинизму, работала в советском вузе, общалась с «первым отделом» по поводу своих иностранных коллег, и т. д., и т. п.

Именно так мать Елена понимала смирение. Не «опущенные глаза, платочек и смиреннословие», а принятие существующих условий жизни, обстоятельств, которые посылает Господь. И мудрое, ответственное поведение в соответствии с той или иной ситуацией (когда надо — молчать, когда надо — говорить; когда надо — сражаться, а когда надо — кланяться).

Даже в предсмертном бреду матушка продолжала говорить о святом Александре Невском (говорить с ним?), до последнего издыхания она вела битву со своей физической немощью (последний год была почти обездвижена), и при этом все так же была заботлива по отношению к другим людям. Как завещание нам она оставила слова, которые повторяла, уходя из земной жизни: «Выше! Выше!»

Могила матушки на высокой горе у Пулковской обсерватории. На маленьком «астрономическом кладбище» всегда хорошо — здесь особая тишина, которая приподнимает душу от суеты, над снующими под горой машинами, огромными коробками новых заводов и супермаркетов, огромным мегаполисом, простирающимся в долине. Хорошо прийти сюда «в минуту жизни трудную», здесь мир входит в сердце незримым потоком, страсти умиряются, тишина без слов учит тому, что в жизни есть высота и глубина, — и потому «все перемелется, только правда останется».

Так с годами правда о монахине Елене (Казимирчак-Полонской) начинает светить все большему количеству людей. Теперь ее почитают не только те, кто знал ее лично, но и многочисленные читатели ее книг. Для многих они действительно стали миссионерским словом, откровением о том, как «действует благодать Божия в современном мире», о том, как она ведет человека — «выше, выше!»

Матушка отошла ко Господу 30 августа 1992 года.

Людмила Ильюнина
Из книги «Жертва вечерняя» (СПб.: Православный летописец Санкт-Петербурга, 2013)
Сайт «Ветрово»