col sm md lg xl (...)
Не любите мира, ни яже в мире...
(1 Ин. 2:15)
Ветрово

Епископ Григорий (Дурич). Кладбища

Бла­го­да­рим пе­ре­вод­чика с сербс­ко­го язы­ка, глав­но­го ре­дак­то­ра из­да­тельст­ва «Гу­се­ни­ца» Ми­ха­и­ла Сер­дю­ка за при­слан­ный рас­сказ из сбор­ни­ка епис­ко­па Гри­го­рия (Ду­ри­ча) «За по­рог».

Епис­коп Дюс­сель­дорфс­кий и Гер­манс­кий Гри­го­рий (Ду­рич) вхо­дит в круг при­знан­ных бос­нийс­ко-гер­це­го­винс­ких пи­са­те­лей. Бал­канс­кие из­да­те­ли отмечают, что своей прозой он продолжает лучшие традиции повествователей на сербском языке – от Петра Кочича до Иво Андрича, Меши Селимовича и Зуко Джумхура. В сборнике рассказов «За порог», написанном в бытность автора епископом Захолмско-Герцеговинским и Приморским, он большей частью обращается к судьбам обычных «маленьких людей» своей вотчины конца бурного ХХ века.

В детстве я не любил кладбищ. Ни один ребёнок их не любит. И когда я проходил мимо них, меня всегда охватывала лёгкая дрожь. Самое первое кладбище в своей жизни я видел в нереальном месте моего рождения. Говорю – нереальном, потому что даже сегодня, когда привожу кого-нибудь в свои родные места, на Планиницу – кажется мне, что я гостя вывел из реальности, и он, похоже, чувствует так же. И вы, читатели этих записок, если случайно окажетесь там, то всё, что охватит ваш взгляд, покажется вам в самом деле таковым – нереальным.

Кладбище там было единственной суровой реальностью. Оно расположилось на каменной гряде, словно кто-то, выбирая для него место, хотел пощадить плодородную почву. Разные были на нём могилы, среди них и отцовская. Больше всего было белых каменных крестов. А, поскольку жили мы возле городка, богатого железной рудой, было и несколько прекрасных крестов из кованого железа. Теперь они исчезли. Нет их больше. Уже в наше время начали появляться страшные чёрные гранитные плиты – их я больше всего боялся. На том кладбище росло несколько плодовых деревьев, но никому из нас и в голову не приходило есть их плоды. Выражение «он груши с кладбища ест» в нашем селе употребляли в значении, что ребёнок безумен, не в себе. Много раз мне хотелось сходить одному на отцовскую могилу, чтобы поговорить с ним как с живым. Обо всём. Рассказать ему всё, что случилось вне стен кладбища, и поделиться с ним своими детскими муками и заботами. Так и не сходил. Было мне страшно, и было стыдно признаться в том страхе кому бы то ни было.

Когда я немного подрос и пошёл в среднюю школу, мы каждый день проходили мимо кладбища Трифковичей. Оно находилось посреди елового леса, возле ручья Трифковича, у подножия зелёного луга, который, вероятно, из-за множества растущих вокруг сосен звался Сосновым. Днём пройти мимо этого кладбища для нас трудности не представляло. Но вот ночью, когда мы, запоздав, возвращались домой… Тогда и ручей, и лес, и Сосновый луг, и Большой и Малый дол, и Гай, и Смильев холм, и Зидина нива, и Прямое поле – всё выглядело преодолимым, всё, кроме кладбища Трифковичей. Как-то мистически оно на нас воздействовало. Страшней всего была мысль, что какое-нибудь белое привидение вдруг встанет из-под своего тёмного холмика и перепугает нас до смерти.

Видел я и другие кладбища, но только издали. Долго смотрел я на них с дрожью и отвращением. Но, когда я вырос, это неприятное чувство удивительным образом переродилось в свою противоположность. Так, в студенческие годы я полюбил долгие прогулки по Новому кладбищу в Белграде. Даже наслаждался ими.

После, в войну, возвратилась та, уже было позабытая гадливость из детства – опять я начал по возможности избегать кладбищ и могил. Но уже из других соображений: ведь теперь в печальных могилах я хоронил людей молодых, чья молодость была неестественно, насильно прервана. Их могилы, наспех приготовленные, были неожиданно и беззащитно открыты, словно сама земля была ими возмущена. И всё выглядело жалостно, как те могилы: бетонные, замёрзшие, грустные. Чаще всего вспоминаю тьму, глину и слова: Земля еси и в землю отыдеши. И так длилось четыре года – от могилы до могилы, с кладбища на кладбище, с каменным сердцем и заледеневшим мозгом, в шоке, стиснув зубы. От Требинья, Оровца и Зубцев, до кладбищ Билечи и Гацко, вплоть до Борака. И всё с одной и той же мыслью – какое же страшное место кладбище, и какая же холодная квартира гроб. А потом опять всё начало светлеть, чаще всего и больше всего от встреч со старыми кладбищами, и были они чем старше, тем светлее. Чудесные кладбища, с предивными герцеговинскими крестами – каменными и твёрдыми, скромными и роскошными, в Завале и Орашье, в Пребиловцах и Мостаре. А напоследок была встреча с десятками старых-престарых, простых и красивых крестов на старом кладбище Житомислича. Кресты там словно посажены под столетними огромными соснами и стройными, под облака, кипарисами. Здесь у меня полностью пропал страх перед кладбищами и бесследно исчез тот хорошо знакомый неуют.

Сегодня я живу возле кладбища. Старого кладбища на Белушинах, в Мостаре. Первое, что я вижу каждое утро, когда просыпаюсь – долговечные серые могилы, заросшие мхом и слившиеся с окружением почти до неузнаваемости. Словно они здесь испокон веков. Всякий раз, когда вижу это зрелище, в душе моей отзываются эхом те пророческие Шантичевы строки: «…Коль жизни наши сможете отнять – могилы наши будут биться с вами!». Поэты, как обычно, смотрят дальше и глубже остальных. Благодаря старому кладбищу на Белушинах нам есть куда и к кому возвратиться после войны.

Существуют три могилы, три белых креста, к которым я очень редко прихожу, но всегда они стоят у меня перед глазами, никогда не уходя из моей памяти. На тех крестах высечены имена Лазаря, Анастасии и Ани. Под именами написано, что умерли они с надеждой на Воскресение и Жизнь Вечную. Я редко прихожу на могилы, но, когда бы ни возникли предо мною эти три белых креста, я словно встречаюсь с вечностью, с сознанием, что никто, никогда, ни на миг единый не умирает.

Воистину, могилы – это всё и, пожалуй, единственное, что мы имеем в этой жизни. Если хотите узнать прошлое какого бы то ни было места – идите на кладбища. На них записана история. Кладбища помнят всё – и помнят лучше, больше и дольше всех.

Центром мира, силой оси, столпом, вокруг которого вращается универсум, тоже является могила – Гроб Господень. Он находится в самом центре, самой сущности наиважнейшего города в мире, а может быть, и во всех мирах – в Иерусалиме. В Герцеговине в центре каждого кладбища есть церковь или часовня. С недавних пор у каждой братской могилы, а таких у нас много, стоит церковь с куполом – символом камня, отваленного с могилы, над которой не властен мир, а ей открыто небо, и потому она объята Жизнью. Верю, что все могилы этого мира обращены к тому Гробу в Иерусалиме, из которого засиял свет Воскресения Жизни.

В эти дни мы завершаем строительство храма, созданного по образцу того, что воздвигнут на Голгофе, на Гробе Христовом, – Храма Воскресения. Верю, что все могилы в Герцеговине, в том числе безымянные братские могилы, обращены к тому храму – к могиле герцеговинских новомучеников, которых убивали дважды, но они являлись снова, словно свет жизни. И, как в Пребиловцы сливаются все наши реки – Неретва, Требишница, Брегава, а в них – и все другие воды нашего края, так и в храм этот сливаются все наши слёзы, чаяния и радости. Основой и фундаментом этого храма стали кости пребиловацких страдальцев[1]. Храм Воскресения в Пребиловцах – это основа нашей веры: надежда, полная радости, и любовь, исполненная смыслом.

Сайт «Ветрово»
17 августа 2022

[1] Пребиловацкие мученики – причислены к лику святых 14–29 мая 2015 г. на Архиерейском Соборе Сербской православной церкви в Белграде (память 24 июля, 6 августа). Замучены во время террора усташей, проводивших в марионеточном Независимом государстве Хорватия политику геноцида сербского населения. Пребиловцы – старинное богатое сербское село в Герцеговине, в котором до 1941 г. проживало около 1000 человек. Летом 1941 г. усташами были зверски убиты 820 жителей села. Только 6 августа, за время так называемой «резни на Ильин день», усташи сбросили живьём в пропасть более пятисот женщин и детей. Автор неспроста пишет, что пребиловацких мучеников убивали дважды. Долгое время после войны достать останки погибших было невозможно, но в 1991 г. кости сербских жертв всё же были перенесены в крипт храма в Пребиловцах. Однако в июне 1992 г. село захватили и разрушили военизированные формирования Хорватии. Они взорвали храм, и на месте склепа с мраморным саркофагом осталась лишь воронка. Так сербские новомученики были убиты хорватами второй раз. Сегодня уцелевшие мощи покоятся в крипте нового храма Воскресения Христова, построенного по образцу иерусалимского Храма Гроба Господня.

Заметки на полях

  • «Поплачь, поплачь Россия-мать, в звон колокола!
    Пока такие души есть святые у тебя… молчим…
    Всё будешь жить душой своей на радость людям добрым,
    Ты — Божий мир приобрела своею жизнью и смертным часом!» (творч. зарисовка).

Уважаемые читатели, прежде чем оставить отзыв под любым материалом на сайте «Ветрово», обратите внимание на эпиграф на главной странице. Не нужно вопреки словам евангелиста Иоанна склонять других читателей к дружбе с мiром, которая есть вражда на Бога. Мы боремся с грехом и без­нрав­ствен­ностью, с тем, что ведёт к погибели души. Если для кого-то безобразие и безнравственность стали нормой, то он ошибся дверью.

Календарь на 2024 год

«Стихотворения иеромонаха Романа»

Сретенские строки

Новый поэтический сборник иеромонаха Романа

Не сообразуйтеся веку сему

Книга прозы иеромонаха Романа

Где найти новые книги отца Романа

Список магазинов и церковных лавок