Иван Чуркин. За что же, Господи?

Кругом пожары

Вчера поздно вечером пришло мне письмо от священника из Йошкар-Олы – отца Евгения Самойлова.

Скажу откровенно: мне приятно и радостно получать от него весточки. Молодой талантливый человек, а за его умом мне никогда не угнаться.

Пишет мне батюшка: «У нас горят леса и сосновый бор вблизи города. Город окутан плотным слоем дыма… задыхаемся…»

Я ему рассказал, что у нас в Сарове и около него творится – природа будто совсем сбрендила от сорокаградусной жары и бездождия.

У нас, пишу я ему, уже почитай месяца три не капнуло с небес. Тяжело и людям, и земле.

«Удивительно, почему не служат молебны о дожде, как до революции, – в поля выходили и духовенство, и крестьяне», – сетует отец Евгений. И спрашивает: а у вас, на намоленном преподобным Серафимом месте, неужто тоже нет молебнов?

«Не слышал, чтобы были», – ответил я батюшке, а уж о том, что он во времени ошибся, не стал говорить. Почему же только до революции люди шли на молитву и просили Господа послать дождя? Нет, во время моего детства я сам бегал на деревенские дорожные кресты и стоял, дожидаясь, когда святая вода, щедро раздариваемая сельским священником Василием Никольским, упадет мне на лицо, шею, руки, и сразу станет уютно и радостно…

– Варварушка, выгляни-ка в окошко, – зазвенел голосок отца Василия у крайнего на селе дома. Перед домом дорога, убегающая через пшеничное поле прямо до Дурнихи.

Варварушка выбежала из дома:

– Али случилось что, батюшка?

– Ты вчера на службе-то не была, вот и пришел тебе сказать: ты завтра на молебен приходи и своих с собой захвати. Надо у Спасителя милости попросить, а то вон видишь перед окнами-то у тебя не пшеница – одни сгоревшие плешины.

– Слыхала уже и юбку с кофтой праздничные приготовила. Как не прийти? Гибнем же.

Кому Варвара говорила, сама не знала – батюшка уже торопился к другим домам, не дослушав речей вдовицы.

По Выползову пробежался, на Ефремов конец завернул, а оттуда через пересохший родниковый ручей на Новую деревню подался.

– На Середке послужим, на крестах, – уточнял место молебна священник. – А то гляди-ка: горох весь съежился и сварился почти у вышки, картошка на конопляниках ни жива ни мертва, рожь у Рузанова и колос не наливает. Беда ведь…

Наутро ударил колокол, тревожно и заунывно. Со всех улиц на Середку потянулся народ, на то место, где дороги крестом соединяются и расходятся во все стороны.

Батюшка уже здесь. Здесь и Ваня Савин – невесть откуда взявшийся в нашем селе. Говорили, что война его покалечила, потому одна нога у него короче, а что говорит, и не поймешь сразу. Он служит в храме крестоносителем, истопником, по зиме дорожки чистит. Так он тоже здесь и в руках держит крест.

Тут же рядом церковный хор, в основном женщины – мужики на колхозной работе.

Проехал на лошади председатель колхоза. Покланялся отцу Василию.

– Вот и все вроде бы, вот и много нас, – проронил священник. – Неужто Господь не услышит нас? Да быть такого не может.

И зазвучали голоса:

– Владыко Господи Боже наш, послушавый Илию Фесвитянина, ревности ради к Тебе, и во время посылаемому земли дождю удержатися повелевый, таже паки молитвою его дождь плодоносный ей даровавый: Сам, Владыко всех, от самаго Твоего благоутробия умоляем, дождь волен даждь наследию Твоему, и согрешенная нами презрев, дожди Твоя низпосли на требующая и просящая места: возвесели лице земли, нищих ради людей Твоих, и младенцев и скотов, и иных всех, зане к тебе чают, еже дати пищу им во благо время. Ты бо еси Бог наш, Бог еже миловати и спасати, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Молились люди на коленях, и за себя, детей своих просили Спасителя, а больше за землю, что ждет не дождется, когда упадет на нее дождик, и возрадуется она ему, а вместе с ней вздохнет счастливо все, что растет и трудится на ней.

– Смотрите, люди, смотрите, из-за леса, из Сарова туча идет. Да во все небо.

До первого удара грома молились люди, а батюшка Василий Никольский стоял на крестах с кадильницей в руках и на все четыре стороны кланялся.

Он улыбался, смеялся звонко, а дождик, крупный, теплый и бесконечный, не падал, а лил на его белоснежные волосы, такую же бороду и глаза. И не понять было, как катились его слезы в благодарность Творцу за радость…

Вчера я не стал рассказывать об этом отцу Евгению Самойлову. Почему-то не хотел. Сегодня понял, почему не хотел. Забыли мы о главном, потому очерствели и несем наказание.

Несем, тужим, болеем, страшимся, а понять так и не можем – за что?

Александр Маковский. Перед грозой

Иван Чуркин
Сайт «Русское воскресение»