Александр Буздалов. «Царский путь» отца Георгия Максимова

На Ютубе по­я­ви­лась ви­де­о­лек­ция от­ца Ге­ор­гия Мак­си­мо­ва, по­свя­щен­ная про­бле­ме «пра­во­слав­но­го эку­ме­низ­ма». Его по­зи­ция в этом во­про­се хо­ро­шо из­вест­на и за­клю­ча­ет­ся в кри­ти­ке и ра­ди­каль­ных эку­ме­нис­тов в пра­во­слав­ной сре­де (сто­рон­ни­ков «те­о­рии вет­вей», апо­ло­ге­тов но­вой унии), и яв­ных или по­тен­ци­аль­ных «рас­коль­ни­ков». По­след­ни­ми отец Ге­ор­гий опре­де­ля­ет тех, кто счи­та­ет са­му ие­рар­хию РПЦ (а не только отдельных вероотступников в сане) «еретиками-экуменистами» и призывает к полному разрыву с ними церковного общения (как того требуют каноны). Соответственно, наиболее взвешенная (истинно-православная) позиция, по мнению отца Георгия, заключается в одновременной борьбе и с радикальным экуменизмом (еретичность которого он признает), и с раскольнической угрозой как одинаково губительными для Церкви.

«…нужно избегать одной и другой крайности и идти царским путем» (иер. Георгий Максимов. Экуменизм и связанные с ним проблемы).

Казалось бы, такая стратегия в самом деле является наиболее трезвой, позволяющей вести церковный ковчег спасения между «Сциллой» ереси и «Харибдой» раскола. Между тем некоторые аргументы отца Георгия не выглядят неопровержимыми. Говоря это, мы, конечно, не отождествляем его деятельность с «царским путем конформизма» церковно-общественных деятелей вроде А. Степанова. То, что такие лекции читаются в семинариях РПЦ, отвращая будущих священников хотя бы от радикального экуменизма, нельзя не приветствовать как несомненное благо для Церкви. Тем не менее, сам принцип компромисса как приспособления к сложившемуся положению вещей, на наш взгляд, в обоих этих случаях присутствует, пусть это и проявляется в позиции отца Георгия Максимова в меньшей степени.

В то же время мы отнюдь не утверждаем, что, стало быть, правы раскольники (из РПЦ нужно без промедления выходить, поскольку общение в Таинствах с еретиками оскверняет), раз их оппонент заблуждается в опровержении их доводов. Просто объективные законы полемики требуют признать, что не все озвученные отцом Георгием аргументы являются свидетельством христианской истины, отстаивание которой, безусловно, является основным мотивом обеих сторон.

В частности, для опровержения позиции зелотов отец Георгий использует следующий силлогизм. Поскольку оппоненты не могут привести богословски корректного определения понятия «ересь экуменизма», которым активно оперируют, он великодушно делает это за них, находя такое определение в наследии тех немногочисленных святых новейшего периода церковной истории, кто в оппозиции экуменизму был замечен (преп. Иустин (Попович), свт. Серафим (Соболев), преп. Гавриил (Ургебадзе)). Сводится это определение «ереси экуменизма» к масонской «теории ветвей». Далее (в качестве антитезиса) отец Георгий обращается к доктринальным документам РПЦ, в которых эта теория отвергается как неприемлемая. Откуда следует вывод, что данную ересь РПЦ не только не исповедует, но и официально осуждает. Стало быть (разрешение силлогизма), «зелотствующие» разрывают церковное общение с иерархами РПЦ безосновательно и сами совершают грех раскола, равный по тяжести греху ереси.

Между тем дело здесь обстоит следующим образом. Как мы уже не раз показывали, официальные документы МП подобного рода пишутся на «диалектическом» богословском новоязе, где в следующем абзаце (или в другом разделе) утверждается противоположное, что лишает эти тексты всякого богословского смысла и вероучительного веса. В основу новой экклезиологии РПЦ положена квазихристианская софистика протоиерея Георгия Флоровского (она же взята за концептуальную основу ведущими богословами Константинополя, поэтому та же экуменическая «диалектика» царит в дискурсе Критского собора). В частности, приведенная отцом Георгием цитата из «Основных принципов отношения РПЦ к инославию» (параграфы 2.4-2.7) опровергается другими фрагментами этого же самого документа. Например:

«4.5. Свидетельство [православия – инославию] не может быть монологом ― оно предполагает слышащих, предполагает общение. Диалог подразумевает две стороны, взаимную открытость к общению, готовность к пониманию, не только «отверстые уши», но и «расширенное сердце» (2 Кор. 6.11). Именно поэтому одной из важнейших в диалоге православного богословия с инославием должна стать проблема богословского языка, понимания и интерпретации.

4.6. Весьма отрадным и вдохновляющим является тот факт, что инославная богословская мысль в лице своих лучших представителей проявляет искренний и глубокий интерес к изучению святоотеческого наследия, вероучения и строя Древней Церкви. В то же время следует признать, что во взаимоотношениях православного и инославного богословия остается много неразрешенных проблем и разномыслий. Причем даже формальное сходство во многих аспектах веры не означает подлинного единства, поскольку элементы вероучения в православной традиции и инославном богословии интерпретируются по-разному.

4.7. Диалог с инославием вновь возродил понимание того, что единая кафолическая истина и норма в различных культурно-языковых контекстах может быть выражена и воплощена в различных формах. В ходе диалога необходимо уметь отличать своеобразие контекста от действительного отклонения от кафолической полноты. Должна быть исследована тема пределов многообразия в едином кафолическом предании».

Это и означает, что идеологи «православного экуменизма» в лице авторов документа «Основные принципы отношения РПЦ к инославию» релятивизируют понятия Священного Предания, раз «пределы многообразия кафолического предания» еще только предстоит исследовать, что предлагает пересмотр состава Предания, «открытость» для включения в этот состав новых авторов и текстов, то есть теологуменов и ересей как всего того, что церковно-исторически в Предание не вошло. Об этом красноречиво свидетельствует такой «возрожденный» истинно-православный «принцип отношения к инославию» как утверждение, что «единая кафолическая истина и норма в различных культурно-языковых контекстах может быть выражена и воплощена в различных формах», что в контексте другого «евангельского принципа» «не только “отверстых ушей”, но и “расширенного сердца” (2 Кор. 6: 11)», и означает расширение «церковных границ», как это заповедал делать новый «учитель церкви» Флоровский. Констатация «проблемы богословского языка, понимания и интерпретации в диалоге православного богословия с инославием» есть не что иное, как камень в огород именно Предания Церкви, допустившего эту «проблему», не сумевшего должным образом понести до еретиков истину, приспособить ее к их пониманию, не проявившего достаточной гибкости в «богословском диалоге с инославными» в свое время. Исправить все эти «грехи христианского разделения, ставшие следствием» недостаточной «широты сердца» свидетелей православной истины, и берутся идеологи «православного экуменизма».

Таким образом, отец Георгий Максимов своей ссылкой на этот текст не достигает обеих своих целей, а именно, он не только не опровергает позиции «раскольников» на почве «ереси экуменизма», но невольно оправдывает последнюю, поскольку собственный богословский смысл документа, на который он ссылается, весьма отличен от того (ортодоксального) смысла, который отец Георгий ему поспешно придает. Опровержение отцом Георгием тезиса «раскольников» (о том, что экуменисты РПЦ суть еретики, потому что они сторонники экклезиологической «теории ветвей») объективно оказывается построенным по принципу выборочного цитирования, или вырывания из контекста. Поскольку в целом тот документ, на который он ссылается («Основные принципы отношению к инославию»), не содержит однозначного ответа на вопрос, какого же действительно отношение РПЦ ни к «инославию» вообще, ни к «теории ветвей», в частности. Более того, в общем и целом, этот документ целенаправленно релятивизирует учение о Церкви, а значит, сам является, по сути, формой этой же самой «теории ветвей», пусть и в «православной» (а не «инославной») версии. То есть, отвергая масонскую (или гностическую – в нашей терминологии) вариацию экуменической «теории ветвей», официальный документ РПЦ предлагает им в качестве альтернативы умеренную «теорию ветвей» протоиерея Георгия Флоровского как якобы образчик «патристического возрождения». Между тем это, мягко говоря, не соответствует действительности: экклезиологию Флоровского никак нельзя признать ортодоксальной.

То, что отец Георгий Максимов умалчивает о том, что основной принцип традиционного отношения Православия к ереси очевидным образом подвергается революционному пересмотру именно на уровне официальной доктрины Русской Церкви (и при этом еще лукаво обозначается как «патристический ренессанс»), к сожалению, лишает его позицию заявленного «царского» совершенства. Такая позиция не может быть признана хорошо обоснованной (полностью соответствующей Священному Преданию) на серьезном богословском уровне. Наглядным выражением ее ущербности является то, что в рамках этой позиции остается неясным, откуда же «православные экуменисты» берутся в таком эпидемиологическом количестве и на всех уровнях церковной иерархии: в официальных документах (как нас уверяют) все это решительно осуждено (и «теория ветвей», и совместные молитвы с еретиками), а на практике – все это не только существует, но даже идет по нарастающей… Объяснение этого «парадокса» и заключается в том, что при более внимательном прочтении этих соборных и синодальных церковно-нормативных актов, они сами и оказываются скрытым богословским обоснованием всех этих канонических преступлений и, увы, самых настоящих ересей.

Как мы уже отмечали ранее, основным, или самым очевидным признаком серьезного уклонения не только экклезиологии, но и всей доктрины РПЦ, искажения самого догматического сознания нового богословия, является отказ от произнесения всяких анафем не только в рамках «богословского диалога» с представителями классических ересей, но и в собственном (внутрицерковном) чине Торжества Православия. Это означает, что фактически в Русской Церкви уже давно (хотя и незаметно) произошла ратификация «снятия анафем» Константинополем в отношении латинян и даже расширение этой практики в отношении нехалкидонитов (как того требуют условия «богословского диалога» со всеми его участниками). Между тем одностороннее «снятие анафем» с еретиков без их покаяния и отказа от своего зловерия означает реабилитацию и легализацию этих лжеучений, «воцерковление» их носителей как «братьев» по вере. Разрешение от анафем таким способом есть не что иное, как признание ошибочности их провозглашения, или неправославия – провозгласивших. Согласно каноническим нормам, это автоматически делает совершающих такие преступления подпадающими под те же самые прещения, которые Святая Православная Церковь в единстве со Святым Духом наложила на Вселенских и равночестных им Поместным Соборах в отношении этих еретиков. Руководствуясь именно этой нормой, сама РПЦ в данное время прекратила евхаристическое общение с теми греческими Поместными Церквами, которые признали раскольнические церковные образования Украины (и, тем самым, сами сделались раскольниками). Следовательно, и сама Русская Церковь, наложив мораторий на анафемы латинянам, протестантам и нехалкидонитам и практикуя молитвенное общение с ними, сделала то же самое, причем даже «сугуб грех имаши», потому что эти церковные структуры осуждены как ереси на уровне Вселенской Церкви.

Александр Буздалов
Сайт «История идей»
11 мая 2021