Александр Буздалов. «Страшные силы русского народа»

Каин убивает Авеля. Фреска в храме святителя Николая, село Радуил

Если Христианство предполагает неизбежное историческое разделение Церкви и мира, верных и неверных Христу, любящих Бога и любящих грех, и Сам Христос пришел произвести это разделение (Лк. 12:51), то идеология русского патриотизма, напротив, рассматривает всякое разделение в народе как грех в отношении отечества, российского государства, приобретающего, тем самым, здесь сакральные черты. В этом отношении идеология «Русской народной линии» продолжает традицию отечественного неогностицизма, начатую славянофилами и почвенниками как невольными проводниками каббалистической идеологии в русскую религиозно-философскую мысль (в отличие от русских масонов как «вольных» апостолов секуляризированной каббалы).

Хотя упрямые факты, как и в век Достоевского, «позволяют говорить о расколах и разделении как о некой родовой черте патриотического движения, которая не позволяет проектам [объединения] реализоваться» (Степанов А. Как преодолеть расколы и разделения среди патриотов?), надежда и, что самое главное, воля к такому общественному «всепримирению» не оставляет идеологов этого движения. Во-первых, потому, что одна из «причин расколов» заключается «в действиях внешних сил, “засланных казачков”, провокаторов или конкурентов, которые, проникая в движение, сеют рознь и приводят организацию к расколу и гибели». Вторая и, по мнению самого Степанова, «главная причина» – внутреннего характера, а именно, «гордыня вождей и активистов». «Я убеждён, что расколы – именно родовая черта патриотического движения, и имеют они духовно-психологическую причину».

В Христианстве состояние разделения между Богом и падшим человечеством преодолевается Искуплением Богочеловеком греха мира, являющегося причиной этой вражды (и, как следствие, внутренней вражды человеческого рода), и последующим действием Божественной благодати (сверхъестественной силы нетварного естества) на «рассеченное грехом» естество падшего человека, в результате чего и возникает Церковь как принципиально другая (а именно, характеризующаяся духовным единством) онтологическая общность людей в продолжающем свое существование ветхом мире как хаосе грешников, отвергающих Спасителя человечества. Тогда как в новом гностицизме идеологический суррогат и Искупления, и сверхъестественного благодатного действия совершает сам человек, та или иная человеческая общность как лжемессия. В частности, в каббале такой общностью является Израиль (иудейский народ), обрастающий, тем самым, сакральными атрибутами. Аналогичные квазирелигиозные (неогностические) качества приобретает германский народ в немецкой романтической историософии и вообще в так называемом «немецком классическом идеализме». Та же самая процедура осуществлялась в идеологии славянофильства и почвенничества, с тем лишь отличием, что здесь «искупителем греха мира» и «спасителем мира» являлся уже Русский Израиль и мифическая Россия как его олицетворение.

В наши дни, как мы видим, эту традицию неогностицизма продолжает движение русского патриотизма на РНЛ. «Россия – свет миру. Если Россия перестанет светить миру, то миру кирдык» (Степанов А. Как преодолеть расколы и разделения среди патриотов? Комментарии). То же самое в общественной жизни уже в масштабе самой России: если патриотические движение перестанет светить российской общественной жизни, то ей вообще уже ничего не светит. Поэтому даже в состоянии разделения патриотические силы являются «удерживающим» в сфере российского общественного сознания. «Гордыня активистов» (то есть смертный грех в Христианстве) может быть преодолена «духовно-психологической» работой над собой самих активистов патриотического движения. «…алгоритм решения был уже предложен классиками русской национальной политической мысли», и заключается он в «выработке правильной позиции» (последняя фраза напоминает риторику советской софистики времен «развитого социализма»), «выработке правильного отношения к власти», а именно, «недопустимости [ее] критики». Другие действенные средства чаемого «всепримирения» – это «либо внешние враги» (перед угрозой которых патриоты вынужденно объединятся), «либо государство, которое может ласково прикрикнуть, а то и взять в “ежовые рукавицы” самых ретивых. Иного пути преодоления патриотических расколов я не вижу…» (Степанов А. Как преодолеть расколы и разделения среди патриотов?). Иными словами, в любом случае всеобщее примирение осуществится силами самих временно отчужденных друг от друга субъектов, которым надо лишь выполнить для этого необходимое количество правильных действий, сбалансировать свою «позицию».

Как в богословском лжеучении «нравственного монизма» (у истоков которого стоят все те же славянофилы и почвенники как отечественные неокантианцы, неогегельянцы и неошеллингианцы) человек искупает свои грехи путем «нравственного самосовершенствования» и «самообработки» (термины Достоевского), «восстановления» («исцеления») своей «поврежденной грехом природы» (термины «нравственного монизма»); так в славянофильской историософии это же самое самоискупление и «самовоскрешение» (термин Достоевского) совершает Русский Народ. Аналогичным образом «грех разделения патриотов» должен быть преодолен и в современном движении патентованных любителей родины, самих в себе (как Русских по природе) имеющих такие силы и способности, чтобы подобные разделения уврачевывать и грехи искупать. «У нас, русских, есть, конечно, две страшные силы, стоящие всех остальных во всем мире, — это всецелость и духовная нераздельность миллионов народа нашего» (Достоевский Ф. Дневник писателя. 1877, январь, гл. 1,I). То есть, как бы мы там ни разделялись между собой – «страшные силы» всеединства в нас есть, и ныне, и присно, и во веки веков.

Поэтому, повторим, объективно все это не более чем вариации идеологии западного религиозного романтизма как неоязычества. Только там первичным объектом «уврачевания» выступало отчуждение человека от мифической Природы, переживаемой как воплощенное божество. А здесь аналогичным (квазирелигиозным, или неогностическим) образом переживается «раскол патриотического движения», «грех разделения» Русского Человека с мифическим (сакрализированным) Государством, или Отечеством (как сублимированным обожествлением Русского Народа, то есть, в конечном счете, «обожением» гностиком самого себя). Россия здесь – это как бы один из «эонов» надмирного Света. Соответственно, Русские – это существа этой природы «не от мира сего», «частицы» этого «Света», в результате «грехопадения» («смуты») мировой истории попавшие в эту чуждую среду тотального разделения, которую они, тем не менее, берутся эволюционным путем поднять до своего уровня тотального единства, «просветить» ее обитателей собою («Надо было принять советскую власть и постепенно преображать ее изнутри» (Степанов А. Как преодолеть расколы и разделения среди патриотов? Комментарии)), «причастить» их своего «русского естества», «заквасить» их «русским духом». «Всякий великий народ верит и должен верить, если только хочет быть долго жив, что в нем-то, и только в нём одном, и заключается спасение мира, что живет он на то, чтоб стоять во главе народов, приобщить их всех к себе воедино и вести их, в согласном хоре, к окончательной цели, всем им предназначенной. Я утверждаю, что так было со всеми великими нациями мира, древнейшими и новейшими, что только эта лишь вера и возвышала их до возможности, каждую, иметь, в свои сроки, огромное мировое влияние на судьбы человечества. <…> В самом деле, чему вы верите? Вы верите (да и я с вами) в общечеловечность, то есть в то, что падут когда-нибудь перед светом разума и сознания, естественные преграды и предрассудки, разделяющие до сих пор свободное общение наций эгоизмом национальных требований, и что тогда только народы заживут одним духом и ладом, как братья, разумно и любовно стремясь к общей гармонии» (Достоевский Ф. Дневник писателя. 1877, январь, гл. 1,II).

Но поскольку эти «страшные силы русского народа» объективно являются не более чем квазирелигиозной сублимацией, то есть идеализацией тварных свойств человеческой природы, которой в идеологических целях придаются нетварные характеристики (а именно, способность «всепримирения», «всецелость» и неизменность), несмотря на то, что они (эти свойства и силы русского народа), как все тварное, имеют изменчивую природу (то есть, способную проявляться в противоположных формах или с диаметральным зарядом), постольку эта «страшная сила самоспасения» (Достоевский Ф. Влас / Дневник писателя. 1873) зачастую и оказывается «страшной» в прямом, а не переносном значении этого слова, то есть откровенно деструктивной, совершенно разрушительной для других и для самого носителя этой силы.

В частности, «гордыня вождей и активистов» как основная причина того, что расколы стали «родовой чертой патриотического движения», эта гордыня тут же сполна и демонстрируется нам самим изливающим эту боль активистом. «Дискуссия переросла в конфликт, результатом которого стал демарш отцов с выходом из “Русского Собрания” и отказом сотрудничества с РНЛ. Они создали свой небольшой сайтик» (Степанов А. Как преодолеть расколы и разделения среди патриотов?). «Сила РНЛ уже в том, что мы терпимо относимся к этим людишкам с форума, которые хают нас» (Степанов А. Как преодолеть расколы и разделения среди патриотов? Комментарии). То есть, как и в случае периодических изданий почвенничества, «светить всегда, светить везде» этим «находящемся в разделении братьям», несмотря на все их ничтожество, активист не отказывается, потому что иначе – «миру кирдык».

Александр Буздалов
Сайт «Ветрово»
16 августа 2019