Александр Буздалов. «Открытое Общество Безграничной Ответственности»

Джордж Сорос на Всемирном экономическом форуме в Давосе (Швейцария)

Очередные громкие заявления о событиях в Украине были сделаны на этой неделе. Одни прозвучали в России, другие – на Западе, третьи – в самой Украине… Но сказано, в сущности, было одно и то же.

Сначала в Уфе рок-исполнитель Юрий Шевчук на правах «властителя дум» своей аудитории выступил со смелой критикой военной операции России. Следом в Давосе вторил ему один из «властителей дум» уже мировой общественности старец-финансист Джордж Сорос.

«Россия вторглась в Украину. Это потрясло Европу до основания. Европейский Союз был создан, чтобы предотвратить подобное. <…> Вторжение в Украину произошло не на пустом месте. В мире все активнее идет борьба между двумя диаметрально противоположными друг другу системами управления: открытым обществом и закрытым обществом» (Сорос Дж. Выступление на Всемирном экономическом форуме 2022 года в Давосе).

Принципиальную разницу двух основных типов общества Сорос как патриарх глаголемой «либеральной демократии» определил следующим образом:

«В открытом обществе роль государства заключается в защите свободы личности. В закрытом обществе роль личности состоит в том, чтобы служить правителям государства».

Перед важнейшим для будущего всего мира значением этого противостояния, по мнению Сороса, меркнут все остальные угрозы глобального масштаба.

«Другие вопросы, которые касаются всего человечества — борьба с пандемиями и изменением климата, предотвращение ядерной войны, поддержание глобальных институтов — должны были отойти на второй план по сравнению с этой борьбой. Вот почему я говорю, что наша цивилизация может не выжить».

Собственную деятельность по насаждению общества «открытого» типа во всем мире Сорос определил как «политическую филантропию».

«Я занялся тем, что я называю политической филантропией в 1980-х годах. Это было время, когда большая часть мира находилась под властью коммунистов, и я хотел помочь людям, которые были возмущены и боролись против угнетения. По мере распада Советского Союза я в быстрой последовательности основывал один фонд за другим на территории тогдашней советской империи. Усилия оказались более успешными, чем я ожидал».

Помимо успешности прививки странам бывшего социалистического лагеря ценностей либеральной демократии, вдохновляла Сороса и огромная финансовая прибыль, которую приносил ему данный род «благотворительности».

«Это были волнующие дни. Они также совпали с периодом личного финансового успеха, который позволил мне увеличить свои ежегодные пожертвования с 3 миллионов долларов в 1984 году до более чем 300 миллионов долларов три года спустя» (Сорос Дж. Выступление на Всемирном экономическом форуме 2022 года в Давосе).

Когда личные доходы вырастают более чем в сто раз, называть приносящую их деятельность «филантропией» – это значит называть вещи не своими именами. А если учесть, что прибыль Сороса, как правило, достигалась за счет ущерба для той сферы, в которую он «жертвовал», то значение этого слова в устах Сороса вообще оказывается противоположным традиционному, потому он «жертвовал» он отнюдь не своим, но, наоборот, приносил чужое в жертву своим интересам. И вообще «пожертвования» североатлантического олигархата в свои финансовые проекты в переводе с языка «политической филантропии» означают вложения, сулящие «филантропу» баснословную прибыль. «Сплоченная, как никогда ранее, финансовая олигархия США создает и более надежные методы поддержания своего господства. Речь идет о господстве над всей экономической, политической и социальной жизнью страны. При этом контроль над внешней политикой США является лишь частью этого целого. Решающей организационной предпосылкой такого контроля явилось возникновение, развитие, а затем и утверждение в США так называемых “благотворительных” фондов. “Частная филантропия, — говорится по этому поводу в одном американском исследовании,— конечно, является большим бизнесом в США”»^[1]. В таком случае «потрясением Европы до основания» в переводе с уолл-стритского диалекта означает угрозу потери этого бизнеса на шестой части земного шара после начала Россией борьбы за своей политический и экономический суверенитет.

Ту же мотивировку имеет и «гражданская позиция» той части российской «культурной элиты», которая заявила свое гражданское несогласие с «военной агрессией»: категорическое неприятие вызывают, прежде всего, существенные потери материального характера (в виде недвижимости и вкладов на Западе, экспроприируемых «политическими филантропами» в случае отказа осудить действия России). Это «базис», или основная причина «благородного негодования». А красивые словеса альтруизма – это «надстройка», или сублимация потери квадратных метров и счетов в банке как «коренного вопроса бытия».

Что касается идеологической «надстройки» – здесь также в обоих случаях транслируется одна и та же философия. «В открытом обществе роль государства заключается в защите свободы личности; в закрытом обществе роль личности состоит в том, чтобы служить правителям государства», – заявил Сорос. Эту же оппозицию построил Шевчук в своей политической речи, противопоставив «очередного нашего цезаря с наполеоновскими планами» «нищей бабушке», торгующей картошкой, отождествив ее (а не его) с «родиной». «Бабушка» Шевчука – это и есть пример «свободной личности» Сороса. Оба они «родом» с одной космополитической «родины» всех «свободных личностей»… Почему «кумир 90-х» Юрий Шевчук проповедует в России западную идеологию? – Потому, что Сорос в те же 90-е основал здесь свои «филантропические фонды» для популяризации, прежде всего, среди таких «творческих натур», как Шевчук, чтобы они потом делали это уже от собственного имени, «сея разумное и доброе» в массовом сознании россиян.

Однако Сорос, как мы выяснили (вернее – как сам он откровенно признался), это просто лжец. Сама ложь и является его идеологией, где основные термины имеют значение, противоположное заявленному. Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор (Ин 12: 6). С тех пор, как нога Сороса ступила на Уолл-стрит, он занимался по преимуществу финансовыми спекуляциями, наиболее эффективной из которых является подкуп госслужащих с целью получения инсайдерской информации, рыночных преимуществ, привилегий или просто совместного распила общественных достояний. «В 1980-х годах… большая часть мира находилась под властью коммунистов». А затем эта же часть мира перешла во власть финансовых и политических элит Запада. Поэтому «либеральная демократия» с каждым годом проявляет все более отчетливые черты тоталитаризма. Потому что «в открытом обществе роль государства заключается в защите» личных интересов олигархата по заранее установленному тарифу. Миром правит ОПГ, где финансовые элиты генерируют антигосударственные махинации, а политические элиты их реализуют за свою долю в этом теневом бизнесе.

Основные принципы и сами концепты «открытого» и «закрытого общества» Сорос заимствовал у своего учителя Карла Поппера, лекции по политической философии которого он слушал в Лондоне.

«Магическое, племенное или коллективистское общество мы будем именовать закрытым обществом, а общество, в котором индивидуумы вынуждены принимать личные решения, – открытым обществом»^[2].

Несмотря на то, что политическая концепция Поппера сложилась во время Второй мировой войны как отрицание социал- и национал-большевизма Советского Союза и Германии, альтернативой им она была именно только в плане того, кто является властелином, а вовсе не в заявленном смысле «защиты свободы личности» от всякой тирании. Иными словами, так же, как за «политической филантропией» Сороса скрывается финансово-экономическое разорение целых стран и народов «тайным (как ультра-закрытым) обществом» патологических сребролюбцев, за философией либерализма Поппера стояло стремление преодолеть не столько платонизм, гегельянство и марксизм (как идеологические источники тоталитаризма), сколько историческое Христианство как, конечно же, крайнюю степень «несвободы» человека, с точки зрения человека Нового времени. Вернее – это была борьба с церковным Христианством и традиционным государством (и исторически присущим им обществом) за гностическое «христианство» как новую «религию Человека», формами которой были и гегельянство с марксизмом. (Соответственно, и «бабушка» Шевчука – это тот же концепт, что «любая кухарка» Ленина, что «может управлять государством» лучше Путина).

«Освобождение личности было великой духовной революцией, приведшей к разрушению родового строя и возникновению демократии. <…> Индивидуализм в Древней Греции был составной частью старой интуитивной идеи справедливости. И эта справедливость, в отличие от платоновской, означала не здоровье и гармонию в государстве, а определенный способ отношения к личности. Перикл ясно показал, что законы должны гарантировать равную справедливость “в частных делах всем”. Однако он не ограничился этим утверждением: “Мы… не раздражаемся на тех, кто делает что-либо в свое удовольствие”. (Сравните с замечанием Платона о том, что государство не дает “им возможность уклоняться куда кто хочет”). Этот объединенный с альтруизмом индивидуализм стал основой нашей западной цивилизации. Это — ядро христианства, а также всех этических учений, получивших развитие в нашей цивилизации и ускорявших ее прогресс»^[3].

Чем этот «объединенный с альтруизмом индивидуализм» является в реальности, мы могли сполна убедиться в преступной геополитике «коллективного Сороса», ради достижения своих выгод приносящего человеческие жертвы, вполне сопоставимые с жертвами тех тираний ХХ в., которым он себя противопоставляют. Потому что принцип «закрытого общества» («не давать возможности уклоняться, кто куда хочет») это и есть принцип традиционного государства как власти, стоящей на страже законности и карающей всякого, кто «хочет уклониться». Высшей формой общества «закрытого» типа является Церковь с ее уставом, канонами и догматикой. Поэтому «свобода личности» Поппера, или «индивидуализм как ядро христианство», это уже гностические «свобода» и «христианство», где содержание терминов обратно их традиционному значению. Свобода «делать что-либо в свое удовольствие» в Христианстве называется рабством греху (Ин. 8: 34; Рим. 6: 6), или несвободой как таковой. «Освобождение личности» в «великой духовной революции» модерна, соответственно, есть освобождение человека от власти Бога, а именно, титаническое похищение этой власти гностиком как революционером духа. Отсюда – реабилитация содомии, ренессанс нацизма и «золотой век» прочих извращений, расцветающих на всех территориях, где начинают свою деятельность фонды «коллективного Сороса» под лозунгами своего «политического альтруизма». В обществах «закрытого» типа плохо то, что

«правильный путь всегда определен заранее. Он определен табу, магическими племенными институтами, которые никогда не становятся объектами критического рассмотрения. Основанные на коллективистской племенной традиции, такие племенные институты не оставляли никакого места для личной ответственности»^[4].

Тогда как «прогрессивно-христианское» общество нового типа полностью отдает определение «правильного пути» на откуп «личной ответственности», внутреннего нравственного чувства человека. Как результат, такая философия упраздняет как «пережитки веков» традиционные государственные и церковные нормы, которые отныне (в «развитом обществе») будут регламентироваться самой Человеческой Личностью… И сказал змей жене: <…> в день, в который вы вкусите их [плоды открытого общества], откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло (см. Быт. 3: 3-4-5).

Поскольку всякий гностицизм и, в частности, политический, является лжеименным знанием (1 Тим. 6: 20), или утопией, все его «нравственные максимы» на практике оборачиваются противоположностью, то есть, самыми безнравственными и аморальными поступками. Потому что такова «ветхая» природа человека, которая быстро показывает себя, как она есть. Политическая философия Поппера это типичное для эпохи модерна религиозное варварство, потому что в основе ее лежит гуманистическая вера в человека как в существо, способное к нравственному самосовершенствованию, что, разумеется, не соответствует действительности. Поэтому утопическое (или демоническое – с христианской точки зрения) учение Поппера о том, каким двигателем общественного прогресса может стать принцип нарушения «развитой личностью» табу традиционного общества, в практическом применении его ближайшего ученика Джорджа Сороса обернулось самыми банальными нарушениями закона: финансовыми спекуляциями, махинациями, коррупцией.

«…если в правилах есть лазейка, то это не моя проблема, а тех, кто пишет правила, и у меня нет моральных проблем, когда меня называют спекулянтом»^[5].

Характерный пример «Открытого Общества Безграничной Ответственности» произошел в США в тот же самый день (24 мая), когда Сорос чревовещал о его несравненных преимуществах в Давосе. Ученик старших классов, купив штурмовую винтовку на свое совершеннолетие, убил 19 учеников младших классов и двух учителей. Но какими бы тысячами не исчислялись жертвы подобных преступлений в Штатах, отменить закон, позволяющий каждому приобретать огнестрельное оружие, не дает оружейное лобби, имеющее процент с этого бизнеса. Риторика же, которая при этом используется, это, конечно, все та же патетика «открытости», где коррумпированность власть имущих способствует преступлениям граждан.

Переходя к церковной составляющей этого вопроса, приходится констатировать, что проникновение идеологии «открытого общества» в традиционное церковное сознание является одним из основных механизмов богословского модернизма.

«Как писал выдающийся византолог Александр Каждан, “Когда я думаю об истории Византии и ее значении для ХХ века, я всегда возвращаюсь к одной и той же мысли: Византия оставила нам уникальный опыт европейского тоталитаризма. Для меня Византия не столько колыбель православия или хранилище сокровищ древней Эллады, сколько тысячелетний эксперимент тоталитарной политической практики, и без этого понимания мы, кажется, не сможем осознать своего места в историческом процессе”» (Кураев А. Парижская беседа-2).

Иными словами, Византия для церковного модерниста это и есть классический пример «закрытого общества», которое подлежит реформе усилиями «развитых личностей» с повышенным чувством «личной ответственности». Поэтому А. Каждан противопоставляет Византии то же самое, что и К. Поппер – платонизму, а именно, «Элладу» времен расцвета софистики как культурной революции. Потому что эпоха софистики – это как раз бунт индивидуализма против патриархальности, пробуждение мятежного духа и распространение вольнодумства в греческом обществе. И для церковного модернизма, как мы видим, это такой же идеал, как и для политического либерализма. Принцип вольнодумства и заключается в нарушении табу в области мышления, пересечении границ дозволенного, выходе за пределы нормативного, преодоление канона и т.д. И в сознании Каждана и Кураева это такие же «высшие ценности», как для Поппера и Сороса.

Анекдотический пример этого мы встречаем в другом посте Кураева, посвященном эпохальному решению УПЦ об отделении от МП и объявлении автокефалии. Собственно говоря, само это решение, принятое на собрании духовенства и мирян УПЦ, является еще одним ярким примером революционного перехода от общества «закрытого» типа (канонической Церкви) к обществу «открытого» типа (церковному расколу). Символическим выражением этого стала смехотворная опечатка, вкравшаяся в текст «Постановления Собора Украинской Православной Церкви от 27 мая 2022 года» на официальном сайте УПЦ, где в шестом пункте вместо «Собор имел суждения о возобновлении мироварения в Украинской Православной Церкви» (что является одним из признаков автокефалии, потому что до этого УПЦ, согласно канонам, получало миро из Патриархии) поначалу было: «Собор имел суждения о возобновлении мировоззрения в Украинской Православной Церкви». Так вот старый софист Кураев в своем посте, помещая скрин этой опечатки, воспринимает этот пункт с особым энтузиазмом, то есть, как оригинальный текст соборного определения, как долгожданное «завоевание» православных украинцев, в свете повышения «открытости» и «свобод», которые, дескать, сулит Украинской Церкви обретение собственного «мировоззрения».

«Это очень точно. Именно в этом и состоит обретение субъектности. Причем суждение на эту тему было не одно; их было много («Собор имел суждения»). Это признак плюрализма. Что тоже не может не радовать» (Кураев А. УПЦ разрешила себе думать!!!!).

Как сказал бы Юрий Шевчук в этом случае, вольнодумство не пропьешь.

«Тоталитаризм» Византии для кураевых и заключался в строгости, прежде всего, ментальной, то есть, в излишней, на их просвещенный вкус, регламентированности церковной и государственной жизни, «казенщине» и «муштре» чрезмерной догматичности и каноничности, не дающих возможности развернутся частной инициативе софистов сердцем и умом. Понятно, что в истории Византии, как и любого традиционного государства, было немало примеров государственных преступлений, что в итоге и привело к ее падению. Но суть в том, что для идеологии «открытого общества» плохо в Византии было отнюдь не то, что в ней совершались преступления от лица государства и Церкви, но, напротив, сами эти государства и Церковь, сам уклад жизни, сам политический строй, в отношении которых преступления совершались. Соответственно, нарушения государственных и церковных законов, наоборот, оказывалось тем диалектическим «антитезисом», что вел к разрушению этого «закрытого общества» за-ради «синтеза» каких-то новых (лучших) общественно-политических устроений. Поэтому и пеняет Византии Кураев на те же самые общественно-политические пороки («тиранию»), что и нынешней России.

«Мне очень горько, что моя страна решила покончить жизнь самоубийством. И если в первые дни я полагал, что это личное решение московского тирана, то сегодня, видя народный консенсус вокруг этого, я с горечью могу сказать: да, это именно решение моей страны, моего народа. С годами я стал пересматривать свои прежние позиции, и теперь с болью соглашаюcь с теми словами, которые вызывали у меня гнев в былые годы. Это “русофобские” тезисы с точки зрения патриотов. Некоторые западные политологи говорили о том, что большевизм это форма инобытия нашего православия. То есть это не нечто чуждое, извне навязанное России, а что-то вполне естественное, органичное для русской национальной истории и для византийского православия. Это некая мутация самого православия» (Кураев А. Парижская беседа-2).

То есть, с годами «лотос личности» Кураева настолько раскрылся, что он стал во многом одних мыслей с Соросом и другими западными русофобами.

«Многочисленные апологии насилия и агрессии так охотно принимаются массовым сознанием, что возникает вопрос: если этот милитаризм и кровожадность так легко ложатся на душу, значит, они пробуждают какие-то корневые убеждения и чувства русских православных людей. И вот это мне очень не нравится. <…> Эту войну я считаю самоубийством для самой России, независимо от того, какие военные успехи достигнут российские танки этой весной или летом. Для России это финал ее истории как геополитический силы. Это моральное фиаско нашей бравурной церковно-патриотической риторики» (Кураев А. Парижская беседа-2).

Если для канонического Христианства и традиционного государства справедливая война это «божественное учреждение», «это огонь пожирающий, но зато очистительный!», когда «славные военные вожди, привыкшие уже смолоду смотреть, не содрогаясь, в лицо самой смерти, не стесняясь пустыми фразами прогресса, налагают на непокорных узду спасительного насилия»^[6], ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от неё, ибо [начальник] есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое (Рим. 13: 3-4); то для гностического (как открытого греху) «христианства» всякое насилие над «личностью» есть зло именно потому, что сама Человеческая Личность в этой религии и есть «абсолютное благо»… Именно это «божественное учреждение» Свободной Личности теперь и изрекает свои «истины» устами шевчуков и кураевых. Оно же вдохновляет соросов на их гностическую политику в качестве единственных богов, ведающих добро и зло.

Александр Буздалов
Сайт «История идей»
29 мая 2022