Точнее, о синодальных восклицаниях и о церковнославянских вопрошаниях. Дело в том, что там, где в церковнославянском переводе стоит знак вопроса, в синодальном тексте поставлен восклицательный знак. «Ничего себе, — скажете вы, — ведь это решительно меняет понимание написанного». Вот и я о том же. Разные знаки сообщают одним и тем же словам разные смыслы, а в данном предложении смыслы становятся почти противоположными. О каком предложении речь? Огня приидох воврещи на землю, и что хощу, аще уже возгореся;[1] (Лк. 12:49). В синодальном переводе этот стих выглядит так: Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!
Что мы видим? Сомнение, высказываемое Господом в церковнославянском переводе (хочу, чтобы огонь уже возгорелся?), превращается с помощью чёрточки с точкой в острое желание, и потому вместо сдерживающего Себя перед нами предстаёт желающий скорейшего мiрового пожара Господь. Мне могут возразить, что в данном стихе говорится не о мiровом пожаре, но об огне Христовой любви. Допустим. Почему же тогда в церковнославянском переводе стоит знак вопроса? Неужели церковнославянские толмачи сомневались в желательности возжжения этого огня на земле?
Для лучшего понимания сказанного Господом прочтём этот стих в окружении других стихов. Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится! Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение; ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух, и двое против трех: отец будет против сына, и сын против отца; мать против дочери, и дочь против матери; свекровь против невестки своей, и невестка против свекрови своей (Лк. 12:49-53).
Уместны ли восклицания там, где говорится о разрыве по живому: отец будет против сына, и сын против отца, и о страшной трагедии: думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение, и о содрогании душевном и телесном: как Я томлюсь, пока сие совершится? Кстати, в последнем предложении в церковном тексте стоят всё те же точка с запятой, т.е. знак вопроса: Крещением же имам креститися, и како удержуся, дондеже скончаются; А в русском переводе мы опять видим восклицательный знак: как Я томлюсь, пока сие совершится!
Могут сказать, что восклицание также служит выражению скорби. Да, служит, но трудно понять, как восклицательный знак, называемый по-церковнославянски «удивительная», может служить усилению скорби в этом контексте? Скорее наоборот, он склоняет к мысли о нетерпеливом ожидании Господом всего того, что святые отцы понимают под огнём в своих толкованиях этого Евангельского стиха: http://bible.optina.ru/new:lk:12:49. Но ещё раз скажу, что восклицание здесь мне представляется неуместным.
Восклицательные знаки в Лк. 12:49 и Лк. 12:50 охотно поставил бы поэт А. А. Блок (на мой взгляд, он был протестантом в православии), написавший:
Мiровой пожар раздуем!
Мiровой пожар в крови —
Господи, благослови!
Обратите внимание на строку «мировой пожар в крови», говорящую не только о социальном, но и о духовном понимании этого пожара поэтом. Протестант также желает разжечь в крови людей огонь веры во Христа и разнести его по всему свету. Настолько сильно желает, что уже не замечает, что не Божией силе даёт действовать, но своими собственными усилиями достигает этого разжжения, причём, часто уже вопреки Самому Христу и вере в Него. Похоже, синодальные переводчики, подобно протестантам, приписали Господу своё собственное желание, поставив здесь восклицательные знаки.
И всё-таки, восклицание или вопрошение? Давайте к другому примеру, к живой иконе Господа Иисуса Христа, апостолу Павлу обратимся за вразумлением. Что он говорил в подобных обстоятельствах? А в подобных обстоятельствах он оказывался при всякой своей проповеди, потому что слово Божие, которое он возвещал живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные (Евр. 4:12). Слово Божие разделяет не только родных людей, как это говорит Господь, но самые людские души рассекает, потому что проникает внутрь тем огнём, о котором мы слышали в Лк. 12:49. Что же переживал апостол, когда видел, как рассекает, словно мечом, коринфян, и возжигает в их сердцах огонь, который пришёл воврещи на землю Христос? Об этом он говорит в Послании к коринфянам. Ибо мы Христово благоухание Богу в спасаемых и в погибающих: для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах живительный на жизнь. И кто способен к сему? (2 Кор. 2:16) Знак трагического вопроса слышен в словах Апостола даже без графического его начертания. И кто способен к тому, чтобы, зная наперёд, что его слово направит сына против отца и матерь против дочери, сознательно проповедовать одним вечную жизнь, а другим — вечную погибель? Можно ли поставить здесь восклицание? И кто способен к сему! Так? Такое восклицание близко к актёрству и напоминает гамлетовские возгласы на театральной сцене, а не проповедь Евангелия.
Если бы Господь с восклицанием желал низвести на землю Свой Небесный огонь, она бы давно сгорела. Но нынешние небеса и земля, содержимые тем же Словом, сберегаются огню на день суда и погибели нечестивых человеков (2 Пет. 3:7). Странное, однако, выражение: сберегаются огню. Обычно берегут от огня, а не для огня. Да и зачем беречь то, что должно сгореть? Но именно так, как сказал апостол Петр, всё и происходит. Сберегаются, или по-церковнославянски: огню блюдома, или ещё можно сказать: снабдеваются[2] наши небеса и земля Господом на день суда. Огню они предназначены и от огня же сберегаются, как солома, как некие горючие материалы, которые сами готовы вспыхнуть, и давно сгорели бы, если бы не пожарно-охранительная забота Господа. Какое же здесь может быть восклицание? Какое «как желал бы [Я], чтобы он уже возгорелся!»? Здесь мучительное ожидание, здесь именно: како удержуся, дондеже скончаются?
Касается огненной темы и апостол Петр. Он пишет: Не медлит Господь исполнением обетования, как некоторые почитают то медлением; но долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию (2 Пет. 3:9). Вот именно: долготерпи́т, не просто терпит, но долго терпит, то есть томительно для Себя ждёт, а не с воклицанием желает, чтобы сдерживаемый Им всепопаляющий огонь Святого Духа возгорелся на земле.
Придет же день Господень, как тать ночью, и тогда небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят. Если земля и все дела на ней сгорят, значит, одно только совершаемое на земле дело должно беспокоить человека — спасение души.
Если так все это разрушится, то какими должно быть в святой жизни и благочестии вам, ожидающим и желающим пришествия дня Божия, в который воспламененные небеса разрушатся и разгоревшиеся стихии растают? Апостол называет современных ему христиан ожидающими и желающими пришествия дня Божия, или по-церковнославянски чающими и скорее быти желающими его пришествия. И если первое определение «ожидающим» может быть без колебаний отнесено к нынешним христианам, то второе — «желающим» и даже: скорее быти желающим — приложимо ли к нам, сегодняшним? Желаем ли мы пришествия дня Божия? Правда ли, что нова небесе и новы земли по обетованию Его чаем?
Итак, возлюбленные, ожидая сего, потщитесь явиться пред Ним неоскверненными и непорочными в мире. В каком мире мы должны явиться пред Ним неоскверненными и непорочными? В мире, который пишется через «i»? Нет, не в этом видимом мiре, но в мире, который ступенькой выше, который через «и», т.е. в душевном мире должно нам пребывать в ожидании Господа. И в этом мире (который через «и») пребывая, долготерпение Господа нашего почитайте спасением (2 Пет. 3:15). Значит, ничем иным как спасением является для нас отсрочка второго пришествия Христова.
Отсюда, с 15-го стиха, можно вернуться к 9-му стиху, с которого было начато чтение Послания: Не медлит Господь исполнением обетования, как некоторые почитают то медлением; но долготерпит на нас, и тем закруглить эту тему. Впрочем, как огненную тему ни закругляй, она постоянно будет жечь уже потому, что напрямую касается спасения, которое, если совершится, то только через огонь. Каким он будет? Очистительным? А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы из огня (1 Кор. 3:15). Губительным? Ибо если мы, получив познание истины, произвольно грешим, то не остается более жертвы за грехи, но некое страшное ожидание суда и ярость огня, готового пожрать противников (Евр. 10:26, 27). Но так или иначе, каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть (1 Кор. 3:13).
…ибо день покажет. Какой? Об этом дне говорит апостол Петр: Придет же день Господень, как тать ночью, и тогда небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят. Если так все это разрушится, то какими должно быть в святой жизни и благочестии вам, ожидающим и желающим пришествия дня Божия, в который воспламененные небеса разрушатся и разгоревшиеся стихии растают?
…ожидающим и желающим пришествия дня Божия. Если это действительно о нас, то где пальмовые ветви? Где срываемые с себя и бросаемые под ноги ожидаемого Христа одежды с восклицаниями: Благословен Грядый во имя Господне! (Мф. 23:39). Их нет. Более того, уныние, малодушие и леность свили гнёзда в сердцах современных христиан. Так значит, надо радоваться, когда случаются огненные грозы, подобные грозе 1917-го года? Значит, надо под их молниями ликовать, потому что в любой из них должна, наконец, страшным огнём блеснуть молния пришествия Сына Человеческого и расколоть небо и землю надвое? Но как этому радоваться? Как радоваться грозе, когда знаешь, что в ней погибнут неготовые явиться пред Ним неоскверненными и непорочными в мире (2 Пет. 3:15), от нихже первый есмь аз (1 Тим. 1:15)? Как радоваться, когда надо содрогаться? Как радоваться, когда имеешь претензии на глубину, на мучительный знак вопроса в конце земного бытия, на трагедию и скорбь? А не на водевиль с восклицаниями, называемый прогрессом.
Иерей Георгий Селин
Сайт «Ветрово»
26 марта 2020
[1] В интернете пишут, что графически восклицательный знак восходит к латинскому слову «io», выражавшему радость («ура»), а также боязнь, скорбь («ой», «ах»). Слово «io» сначала писалось в конце предложения как обычное междометие, затем обе буквы стали для компактности писаться одна над другой, пока не слились в один символ — «!». Схожим образом возник вопросительный знак из слова «quaestio» (вопрос), сокращенного до «qo». Эти буквы ставились в конце вопросительных предложений, а затем соединились в символ — «?». Вопросительный знак «?» встречается в печатных книгах с 16-го века, однако для выражения вопроса он закрепляется значительно позже, лишь в 18-м веке. Первоначально в значении «?» встречалась точка с запятой — «;». ↩
[2] Снабдение. Что за слово такое? Оно встречается, например, в книге Бытия: Будет убо егда увидят тя египтяне, рекут, яко жена его есть сия: и убиют мя, тебе же снабдят (Быт. 12:12). Оно встречается во 2-ой молитве ко Святому Причащению: «в снабдение заповедей Твоих»? В нём слышится русское слово «снабжение», но непонятно, как заповеди могут снабжать? Зри в корень, и тогда всё станет понятно. «С-на-бдение» происходит от слова «бдеть», т.е. беречь, сторожить, охранять. Снабдение заповедей означает соблюдение заповедей. Слово «снабжение» тоже из слова «соблюдение» происходит. Ибо, если вдуматься, то «снабжать», это и значит «соблюдать», т.е. снабдевать. ↩
