* * *
Заночую в стогу, по-звериному вырою нору,
От больших городов отбежав далеко-далеко.
Полночь Млечным Путём опояшется, как омофором,
И, луной покадив, наклубит паруса облаков.
Отовсюду плывёт тонкий запах сиреневой пены.
Благодать, благодать, наполняется грудь чистотой.
В изголовьи взобью прошлогоднее слёгшее сено.
Отыщу на прощанье созвездье с Полярной звездой.
О святые часы! Лобызаю отверстую вечность,
Протираю глаза, поразмазав, как в детстве, звезду.
Нет, не хлебом единым живится душа человеча,
Всё Тобою живет, Сотворивый сию красоту.
И забуду тогда, и никто, пожалев, не напомнит
О погоне в ночи, что идёт за моею пятой.
Опрокинутый ковш где-то землю дождями напоит,
Чтобы утром припасть к океану за свежей водой.
И внимает Творцу мир земной с необъятным Небесным,
Ни друзей не видать, ни идущих по следу врагов.
И туман, мой туман, дымовой невесомой завесой
Оградит беглеца от взыскующих душу его.
Дышит вольная ночь. Завтра будет гораздо всё проще.
Разойдётся туман, до росинки своё отслужив.
Соловьями поёт, славя Бога, забытая роща.
И кругом никого, не считая пропащей души.
15 мая 1989
* * *
Многие и многие стихотворения иеромонаха Романа (Матюшина-Правдина) пронизаны глубоко драматичным противостоянием двух полюсов: на одном — суета, ошибки, грехи, падения человека, на другом — свет, милость Божия, чистота и любовь.
Главная тема стихотворений поэта – путь души человека к Богу.
Его лирический герой воспринимает себя просто, без какого-либо пафоса. Он — один из народа, без которого «народ не полон» (Андрей Платонов — о себе). Это странник, «одиноко идущий», в истёртой, изорванной одежде монаха, в грязи, со следами избиений, с огрубевшими босыми ногами, часто с пустой котомкой за спиной. Но это не молчаливый, тихий паломник, находящий по пути к святыням приют у пожалевших его сердобольных людей. Он проповедник, воин, идущий на приступ, сбрасываемый с крепости народного неверия и равнодушия, но вновь и вновь поднимающийся. Жёсткий, мужественный, страдающий — гораздо меньше из-за телесных невзгод, но более всего из-за собственного несовершенства и из-за тех грехов, во тьму которых погружен неверующий народ. Поэт сражается за душу народа. Этим он нам бесконечно дорог.
В стихотворении «Заночую в стогу…» — ситуация погони. Ночь, передышка, «ни друзей не видать, ни идущих по следу врагов…» Начинается оно с очень высокого уровня внутреннего напряжения лирического героя, отождествляющего себя с загнанным зверем. «От больших городов отбежав далеко-далеко», он выроет «по-звериному» нору для ночлега.
В первой строфе ритм «споткнулся» о слово «полночь» (стихотворение написано анапестом, на слове «полночь» — спондей). Следовательно это слово выделено. Полночь «совершает» Божественную литургию в космическом пространстве. Внутренне напряжение лирического героя заполняет все — от звериной норы в стогу до Млечного Пути-омофора. Герой абсолютно одинок. Это «завязка» в движении лиризма. Добавлю, что в этой строфе почти нет живительной влаги — в какой-либо форме: стог — высохшее сено, именно в нём, как зверь, прячется лирический герой, а облака — источник влаги — очень высоко.
Обратим внимание и на звукопись, на обилие «р». Необходимо отметить и слегка «качающиеся» неточные рифмы. Это тоже одно из художественных средств в этом стихотворении, обеспечивающих начало в движении лиризма с очень высокого уровня напряжения.
Вторая строфа спокойнее. Образ загнанного зверя несколько отодвигается: «Благодать, благодать, наполняется грудь чистотой». Это грудь страдающего человека. Сухое сено – только под головой. Влаги больше, она ближе: «Отовсюду плывёт тонкий запах сиреневой пены…» Сиреневая пена — это зрительный образ, ему аккомпанирует «тонкий запах».
Глаза лирического героя, обращенные к небу, ищут Полярную звезду, — это понятно и близко каждому.
Ритм точный, рифмы почти точные, есть необходимые для передачи внутреннего напряжения лирического героя труднопроизносимые «отовсюду», «взобью», но их мало в сравнении с обилием «рычащего» «р» в первой строфе.
В третьей строфе лирический герой от «нейтральности» второй строфы настойчиво обращается к высокой лексике для выражения переживаний. Впервые звучит слово «душа», а также «вечность», «лобызаю», «святые». Эта строфа — гимн человека Богу: «Всё Тобою живёт, Сотворивый сию красоту».
Необходимые в «завязке» труднопроизносимые созвучия почти исчезли (оказалось необходимым одно — «отверстую»). Неточность одной из двух рифм (вторая — точная) очень многозначительна: «вечность» — «человеча». Эти слова «пристраиваются» друг к другу, как будто это одно большое слово, а сам человек и Божественная вечность — одно целое, где одно без другого не существует.
В этой строфе есть очень интересный образ, филигранно выстроенный, очень необычно звучащий: «Протираю глаза, поразмазав, как в детстве, звезду…» Но не только эта строка — всё стихотворение овеяно выдающимся талантом поэта иеромонаха Романа. В ней лирический герой вспоминает детство — время радости и покоя. Собственно, это не воспоминание, нынешняя его личность — отчасти ребёнок, открытый красоте и покою. Это состояние «освящено» присутствием звезды, неба, Божественной красоты в естестве человека, в каждом обычном, бытовом его движении. Если он открыт этой красоте, она живительна, она замешана на влаге — «поразмазав… звезду».
И наконец четвёртая, «кульминационная» строфа. Лирический герой, «улетевший» душой к состоянию покоя и Божественной красоты, возвращается к той ситуации, в которой он находится этой ночью, — к ситуации погони. Но теперь эта ситуация не всесильна. Душа лирического героя омылась живительной влагой, а её в этой строфе очень много:
Опрокинутый ковш где-то землю дождями напоит,
Чтобы утром припасть к океану за свежей водой.
Душа, вновь переживающая подъём, прикосновение к небу, чувствует свою суверенность в отношении тех, кто «идёт за моею пятой». Душа не подвластна преследователям — это посягательство лишь на видимую, телесную оболочку. Душа пребывает в забвенье, она живёт своей интенсивной жизнью, не называя в этой строфе себя (слова «душа» здесь нет). Это самая «уравновешенная» строфа, если говорить о звукописи. Здесь точные рифмы, точный ритм. Лирический герой замер, ушёл в себя, к своей душе, возносящейся к небу. Конфликт уходит из сознания, а из текста стихотворения уходит все резкое. Видимый окружающий мир принимается, он широк, просторен, полон влаги, жизни, дарованной свыше.
В пятой и шестой строфах — «развязка». Мир земной — один из двух, которые внимают Творцу. В земном мире лирического героя защищает туман — из той живительной влаги, которая пришла с небес.
Но лирический герой осознаёт теперь, что погоня идёт за его душой!
Обращает на себя внимание рифма к слову «врагов» — «его». Это острая, недостаточная рифма, поддержанная консонансным звуком «в».
Конфликт возвращается. Но было состояние забвения, покоя, концентрации сил, которое шло свыше в помощь лирическому герою.
Всё завершается в шестой строфе. Впереди — новый, может быть, ещё более сложный этап противостояния души лирического героя погоне. Душа — «пропащая». Погоня настигнет?.. Возвращаются резкие, труднопроизносимые сочетания: «завтра», «пропащей», «кругом»… Влага, дарованная свыше, завтра исчезнет. Ритм точный, одна из двух рифм «отслужив» — «души» — неточная вдвойне: «у» и «и» находятся на разных местах, а кроме того, есть неточная перекличка «ж» и «ш». Все это по-своему говорит о возвращении конфликта, а точнее сказать, о его обострении. «Завтра будет гораздо все проще…». Проще — отнюдь не мягче и спокойнее. И будет «гораздо… проще»…
Душа лирического героя прошла свой путь к Богу в ситуации одинокой ночи в стогу, в котором он скрывается от погони, обновилась и укрепилась в вере. Но лирический герой вернется к тем, с кем сражается за веру, за Бога, за их души.
Это путь подвижника, всегда тяжёлый, а в современной жизни особенно. Но именно на этом пути лирический герой в поэзии иеромонаха Романа только и может обрести Бога, себя и свой народ, если те, кто его составляют, начнут этот путь или, как и он сам, найдут в себе мужество продолжать идти по нему.
Антонина Алексеевна Зернюкова, кандидат филологических наук
Сайт «Ветрово»
4 июля 2019
Очень красивое стихотворение. Мне почему-то вспомнился Крым и его звёздное небо. Чем ближе к экватору, чем выше в горах, тем «ниже» звезды, облака, Луна. Северное небо такое далёкое, а южное так близко… Всегда любила смотреть на звёзды. Зведное небо — бесконечность, и глядеть на звёзды можно бесконечно. Конечно, Бог в горах ощущается по-другому (если можно так сказать). Там Его величие и красота ощущается особо. Невозможно смотреть на бескрайний космос и на долину, открывающуюся с вершины горы без чувства того, что такая красота не могла возникнуть сама собою. Животному она не нужна. Эту красоту может оценить только разумное существо, как и создать её. Для меня эта красота как доказательство бытия Бога.
Огромное спасибо автору статьи, где содержится высокопрофессиональный анализ стихотворения отца Романа. Его поэзия — неиссякаемый источник Чистоты, Правды, Красоты, она помогает выжить и жить в нашем современном непростом мире, указывает единственно правильный путь — с Богом. Ждем от Антонины Алексеевны новых статей, помогающих раскрыть полноту и глубину поэзии отца Романа.