col sm md lg xl (...)
Не любите мира, ни яже в мире...
(1 Ин. 2:15)
Ветрово

Георгий Росов. Иллюзия красоты

Рисунок автора

Когда я был маленьким, примерно метр тридцать, у меня была незатейливая игрушка «Калейдоскоп». Чудесным образом она сохранилась до поры, когда я уже стал метр восемьдесят пять. Бумажная этикетка растворилась во времени, а на пластиковом теле трубы-калейдоскопа едва виднелась надпись, выведенная маминой рукой: «Иллюзия красоты». Странное название мама дала игрушке. Заглядывая лет на сорок назад, я посмотрел в глазок калейдоскопа, нацелив его на свет, а там… Покрутишь трубу, и цветные стекляшки перекатываются, строят узор. Стеклышки синие, зеленые, красные. Вроде как цветы, да только по линейке, не живые, не настоящие. И правда — иллюзия красоты, всего лишь иллюзия, холодная, мертвая, бездушная. Разглядывая эту игрушку, вспомнил, как я любил в детстве слушать бабушкины сказки, которые она рассказывала распевным говором, с чудны́ми словами, с героями, среди которых было место и смелому мальчику с моим именем. Пластинка тоже, конечно, хорошо. Взять хотя бы любимых «Бременских музыкантов». Артисты так здорово рассказывают и поют! Одно плохо: все время одно и то же и все время одинаково, даже не кашляют.

Иллюзия-то иллюзия, но она упорно борется за первое место на пьедестале. Она упорно выталкивает и замещает оригинал. Как неприятны искусственные цветы, синтетическая ткань, полимерная музыка, так же неприятны и поддельная любовь, и тепличная вера. Поиски настоящего — наверное, неизбежный путь юношества. И вот, спотыкаясь на этой дороге, я пришел в храм. Дал Бог слух, дал Бог голос и главное — жажду … Первые шаги, первое, можно сказать, звание. На греческий лад — параекклисиарх, попросту — пономарь или по старинке — дьячок. Дальше — больше: как часто бывает на церковной службе, ты уже и швец, и жнец, и на дуде игрец. К радости пения, чтения и помощи в алтаре добавилось еще и послушание звонаря. Это было очень ответственное дело. Тебя слышали не только прихожане в храме во время пения или чтения Апостола, но весь городской народ! На колокольне я соорудил своеобразный станок, куда крепил веревки, бегущие к языкам колоколов, связанные попарно и по три. Для человека несведущего это выглядело, как неподдающаяся геометрической логике паутина. Но я-то знал — это чудо-инструмент! Ощущение морозной радости и полета — это то, что я испытывал во время колокольного звона. Тяжелый в щербинах великан начинал басом профундо, бу́хая бархатом грома. И когда его голос достигал степенного ритма, вливались баритоны средних колоколов, украшая и усиливая аккорд. Звон перекатывался, разливал тучный, бронзовый цвет и вдруг вспыхивал серебряными искрами теноров. А где-то наверху, так озорно и забористо, заливались колокола-колокольчики.

Вчера перевернул страничку календаря, глядь – пятнадцать лет прошло. И как-то получилось, что, начиная «за здравие», сменил пение в храме на профессиональные пение в ресторане. Всё было легко, понятно, оправдано насущными потребностями, словом, сплошная радость. Или может быть иллюзия радости?

Сегодня зашел в забытый мной храм, как раз на Светлую. И захотелось опять подняться на колокольню, пройти по стертым бессчетными шагами деревянным ступенькам: раз, два, три… сорок шесть, и ударить в колокола! Всё как раньше. Как тогда. Как пятнадцать лет назад.

Саша-певчий, давний знакомый, проводил меня на колокольню, вспоминая прошлое, расписывая нынешнее. И вот они! Старые друзья! Как я рад вас видеть, колоколища — колокола — колокольчики. Наверху свежо и солнечно. Пасхальная радость окатывает светом, вновь наполняя юношеским восторгом и энергией.

— Ну что? Я гряну? — спросил я Сашу, замечая, что улыбаюсь шире себя самого.

— Давай, — запросто ответил он.

Я стал у станка. Так волнительно, и приятно, и даже немного страшновато. Я взялся за веревки, вдохнул…
И вдруг колокола звякнули, брякнули, будто случайно, запрыгал равномерный железный горох, ударило молотком по среднему колоколу, потом ещё и ещё прогремело железяками и стихло. Я отдернул руки. Замер. Саша засмеялся и указал на тонкие тросики, идущие к колоколам, молоточки и машинку, прикрепленную к стене, а ниже еще какой-то механизм с проводами и рычажком.

— Что это? — растерянно спросил я, заметив машинерию колокольни.

— Очень удобно, — объяснил Саша. — Теперь не надо каждый раз бегать на колокольню. Снизу алтарник по телефону дает команду. Там программка такая установлена.

— Это же та самая «иллюзия красоты», — вырвалось у меня.

Конечно, никакие тросики и молоточки не отнимут Пасхальной радости, и я звонил от всей души, как умел. А внизу останавливались люди. Они заглядывали вверх, а я смотрел на них и махал рукой, а они мне – Христос Воскресе! Спускаясь вниз по ступенькам, я спросил Сашу:

— Может, для удобства хор заменить? Включил магнитофон, а там академический имени Музыканта Музыкантыча, заслуженный и непревзойденный.

— Да ну, — усмехнулся он.

— А что «да ну»? Фонограмма споет лучше нас и даже не поперхнется в ненужный момент, не собьется и не промедлит, уронив листы с нотами. И, знаешь, она не опаздывает, не болеет и зарплаты не требует.

Мы спустились еще ниже, и я остановил Сашу, ухватив за рукав.

— А потом и проповедь можно в записи пускать. Представь, в любом храме, и в деревнях замерших, и в городах бегущих, звучит голос митрополита Антония Сурожского. А потом из алтарной стены выдвигается на рычаге крест для целования. Удобно!

Мы прошли еще несколько ступеней вниз, и я опять остановил собеседника.

— Это все незаметно подкрадывается. Я был как-то в Венгрии и, прогуливаясь, заходил в разные их храмы. В одном из них, огромном соборе, названия не помню, хочешь посмотреть на руку их святого — брось три форинта, лампочка в ящичке и зажжется, а через тридцать сек опять темнота. Такая вот добровольная жертва любопытствующих. А что? Удобно ведь. А в одном «преданье старины глубокой» хор в унисон — мужские стройные голоса, красиво. И ни-ко-го! Просто никого! Запись, дружище, та самая запись, которая тебе кажется невозможной. Не то храм , не то музей, не то инсталляция какая-то. А скажи, зачем нужен храм, если в нем нет молитвы? Зачем колокола, если нет звонаря? Это же, это… — запнулся я, и мы молча пошли дальше, всё ниже и ниже.

Георгий Росов
Сайт «Ветрово»
6 мая 2019

Заметки на полях

  • Да, это же… ложь. А ведь в Храме пребывает Правда, и лжи там не место.
    Что касается фонограммы в Храме, то это уже стало реальностью, уже начинаем привыкать. На Службе, конечно, поёт живой хор, а после службы включается «невидимый». Создаётся иллюзия того, что Служба продолжается, но вот как в ней принять участие? И как побыть в настоящей, не придуманной тишине, в которой «Ангелы слышнее»?

Уважаемые читатели, прежде чем оставить отзыв под любым материалом на сайте «Ветрово», обратите внимание на эпиграф на главной странице. Не нужно вопреки словам евангелиста Иоанна склонять других читателей к дружбе с мiром, которая есть вражда на Бога. Мы боремся с грехом и без­нрав­ствен­ностью, с тем, что ведёт к погибели души. Если для кого-то безобразие и безнравственность стали нормой, то он ошибся дверью.

Календарь на 2024 год

«Стихотворения иеромонаха Романа»

Сретенские строки

Новый поэтический сборник иеромонаха Романа

Не сообразуйтеся веку сему

Книга прозы иеромонаха Романа

Где найти новые книги отца Романа

Список магазинов и церковных лавок