В детстве я жил во Франции, и у меня там есть знакомые. После трагедии в Париже я им разослал письма с соболезнованиями по поводу случившегося, со словами поддержки.
Более-менее должным образом мне ответил только голландец, чего я от него не ожидал. Он торгует болтами, делец-коммерсант, атеист. Он написал, что Нотр-Дам в его глазах — мать всех церквей, и пожар — это великая утрата и скорбь.
Француженка лет тридцати, тоже торгующая болтами, написала что сгорел памятник архитектуры и литературы.
Моих лет (мне пятьдесят шесть) француз, тоже болтовой, написал что не видит в этом пожаре никакого знака. Отдельной строкой он добавил, что Франция и Европа всегда будут главенствовать в мире в культурном плане.
Ещё один такой же — моих лет, болтовой — написал мне несколько писем, нейтральных, без упоминания духовной составляющей пожара.
Трое же друзей моего детства вообще никак не отреагировали. В соцсетях на их страницах у дамы — про кошечек с собачками, у мужчины — про новый радар на дороге (это в день пожара), у третьего — ничего вообще. Ответили все одним словом: «мерси». Никак не затронул их души пожар в соборе.
Но не всё так мрачно. В тёмное царство Европы ещё пробиваются лучи света.
Случай свёл меня в Шанхае с корреспондентом французского крепёжного журнала Филиппом Мешеном.
Более полутора часов мы беседовали с ним, обнаружив удивительное совпадение взглядов на историю и на мироустройство: на роль евреев, на значение банковской системы, на идеологию и веру.
После пожара в Нотр-Дам-де-Пари он написал: «Куда же делся папа? Его молчание оглушительно!» И ниже — чей-то комментарий: «Да он неверующий!»
На моё письмо г-н Мешен ответил, что «да, многие и тут считают этот пожар божественным знаком».
«Лё Фигаро» приводит реакцию на пожар в мире. Все главы европейских государств, судя по «Фигаро», видят в соборе только культурный памятник. Вскользь упомянул о вере только мексиканский президент, назвавший собор символом «искусства, культуры и религии».
Судя по статье в «Фигаро», только наш Путин и МИД Ирана Жавад Зариф подчеркнули духовное значение собора и пожара. Причём иранец это значение особо подчеркнул и развернул, заявив, что «наши мысли — со всеми католиками», а собор определил как «эмблематичный памятник, посвящённый молитве нашему общему Богу».
ВЫВОД:
Права наша Церковь, заявившая, что для русских пожар в Париже — бо́льшая утрата, чем для европейцев. И что пожар этот является грозным знаменьем.
Вряд ли можно надеяться, что западная Европа сделает должные выводы.
Но мы должны их сделать.
Вадим Рыбин
19 апреля 2019
Сайт «Ветрово»
