Беседа с иеромонахом Романом (Матюшиным)
16 ноября исполняется 50 лет иеромонаху Роману (Матюшину). В сознании многих людей его образ соединяется с определением «монах с гитарой», между тем как отец Роман оставил пение под гитару уже десять лет назад. Последние пять лет отец Роман живет в полной тишине – он лишился голоса и слуха. Но стихи писать не прекращает: к его 50-летию издательство Белорусского экзархата издало новый сборник «Радоваться Небу». В этом году батюшка прекратил прием посетителей – ушел в затвор. Но письменная связь с ним сохраняется. Когда мы попросили его ответить на несколько вопросов по поводу «монашеского творчества», он напомнил, что несколько лет назад уже беседовал про это с автором этих строк и предложил воспроизвести часть ответов из того старого интервью, затерявшегося в старых газетах. На новые же вопросы он как всегда обстоятельно ответил.
Мы соединили старое и новое интервью воедино.
— Монах и поэт – это сочетание многих православных смущает. Послушание и творчество – как это совместить?
— Когда мы хотим обратиться к человеку с острым вопросом, должно прежде всего выяснить, что нам нужно? Люди вопрошающие бывают разными: одни ищут правды, другие стараются заранее уличить, ищут в других фальшь, а в себе ее не видят.
Люди относятся к моему творчеству по-разному, но это приносит большое утешение: какая лодка не испытывает натиск волн? Та, которая лежит вверх дном, на берегу. Но если лодка и плывет, важно знать, правильный ли курс она держит. Слава Богу, у меня есть духовник, который благословил писать стихи.
Страшно оценивать человека, даже положительно. Например, я часто встречаю фразу: «Он взошел на вершину богомыслия». А разве у богомыслия есть вершина? Или пишущий уже побывал там?
Можно витиевато говорить о Премудрости Божией, обрамить речь богословскими терминами, но все это будет только жалким умничаньем, пусканием пузырей, а не богословием.
Мои стихи – это мой потолок пишущего человека. Иное дело, что я – монах и священник. Здесь уже другое измерение.
— Отцу Роману ставят в вину, что «с его легкой руки», благодаря создавшемуся образу «монаха с гитарой», стали появляться всевозможные сомнительные исполнители духовных песнопений. Мы спросили у батюшки, как он к этому относится.
— Очень не хочется, чтобы новое поветрие как-то связывали с моим именем. Всякое песнопение не имеет смысла без высокой поэзии, без чувства слова. Плохие стихи мешают воцерковлению людей.
Эстрадный стиль исполнения для монаха недопустим. Сладкий голос, аккордеон, усилители, барабаны – все это подавляет духовную сторону, усиливая душевную.
Восприятие песенного творчества зависит от внутреннего состояния, от духовного опыта.
Иногда со сцены в эстрадной манере исполняются даже древнерусские напевы. Увы, это профанация. Особенно печально слышать со сцены песнопения, которые имеют сугубо литургическое, богослужебное назначение. Кощунство слушать, развалясь в кресле, «Литургию» Чайковского, «Всенощное бдение» Рахманинова. Если поющие не находят в себе сил остановиться, то пусть остановятся хотя бы слушающие.
— Как совместить творчество и ревность о спасении?
— Без смирения это невозможно. Без смирения вообще ничего невозможно. А бывает, что одаренность человека вызывает одуренность, но тот, кто впал в это состояние, ничего плохого за собой не замечает.
Старцы – они ходят перед Богом. Это отражение, роса Божия, в идеале и поэзия должна быть именно такой.
— Поэзия может отразить Бога?
— Что или кто может отразить Бога совершенно? У нас все устроено по принципу лествицы. Есть разные ступени, разные меры. Есть то, что до времени не полезно.
Человек должен говорить только о том, что он понимает. Слово является лишь оболочкой, через которую передается дух. Слово может быть и мертвым, и живым. Иные говорят: «Возлюбленные! Чадца мои!» Но дорос ли ты до отцовства, стяжав любовь, если ты – без году неделя священник? Многие из нас только начали свое воцерковление, до многого еще не доросли.
«Мои стихи от Бога»…Страшно, когда человек говорит о себе подобные слова. Нельзя все написанное считать Божиим откровением. У меня, как и у любого другого поэта, разные стихи. Некоторые отразили борьбу с падшим человеком, «ветхим Адамом», в некоторых, надеюсь, я прикоснулся к «обновленному человеку».
Часто тот, кто занимается искусством, печется не о душе, а о собственном имени. Принимая даже малую похвалу, начинаешь исторгать из себя такое, что потом придется долго и тщательно отмываться.
Я ведь очень жестко начинал – только Псалтирь и Иисусова молитва. Какие там стихи! Я шел к святости так, что всякого, мешающего молитве, готов был стереть с лица земли. Это ли не безумие – идти к святости, а не к своим грехам! От нас-то требуется всего ничего – познать свои грехи и смириться, а остальное – дело Божие. Нет, если бы не старец – к стихам я вряд ли бы вернулся.
Раньше, в миру, написание стихов было почти всегда отражением борьбы со страстями. Не очищая падшее естество, я нырял в него, выворачивал свое нездоровое нутро, придавая ему напевную рифмованную форму, щедро делился с окружающими и этим жил. Понятно, что без молитвы, без воцерковления, я только разрушал себя. Душа голодала, дух уныния меня не оставлял. Величайшая милость Божия, что я ушел в монастырь. Там-то я понял, что служение «музам» губительно. Не хочу повторяться – каждый знает жизненные пути известных поэтов.
Сейчас не так. Чтобы настроиться на высокую волну, нужно молиться. Потому что, когда молишься, то прикасаешься к Покою, полнишься Благодарением, и потом этим хочется поделиться. И когда «от избытка сердца глаголют уста», тогда звучат стихи-благодарения. Само рождение слова уже радость. Мы не можем все время молиться, не можем все время идти в гору. Нужен отдых – передышка. А стихи – это отдых, это, можно сказать, плавный переход от молитвы к молитве. Величайшая милость Божия – касаться Божьего. Человек творческий – как водопроводчик, ему необходимо знать, какую воду он проводит, ибо не всякая вода целебна. Жизненно необходимо, чтобы он подключался к родниковой воде, а не к ядовитым стокам цивилизации. Но до родника – идти да идти, а лужи всегда под ногой, да и головушку так затуманили, что уже не отличаем лужи от родников. Так и теряется назначение поэта – проводить Божие.
— Отец Роман, вы живете в уединении, в затворе. Между тем, судя по вашим стихам, ваши мысли, чувства и молитвы неразрывны с судьбами русского народа. Из каких источников Вы черпаете информацию?
— Из писем, православных газет и журналов, которые мне присылают верующие. Очень много скорбных писем. У каждого — своя боль. В ответ на такие письма я стараюсь написать хотя бы пару слов.
— По учению святых отцов скорби посылаются во спасение, но и за грехи. По уставу за многие тяжкие грехи следует отлучать от Причастия. Вы как священник как поступаете в таком случае – если человек вам исповедуется в тяжких, смертных грехах?
— Дело в том, что священник распоряжается не своим. Он не собственник, а хранитель Святыни. И личных проявлений симпатий и антипатий быть не может. Главное – есть или нет покаяния. Если человек кается, плачет, если Господь дал ему эти слезы, кто я такой, чтобы быть преградой между душой и Христом? Церковь всегда допускала снисхождение к кающимся грешникам, а не только сегодня это происходит.
— В ваших последних сборниках немало стихов, о которых не скажешь, что они «о вечном», они – на злобу дня, и порой похожи на воззвания: «Отечество в опасности!»
— В сборнике всегда есть опасность перекормить сплошной духовностью, вызвать зевоту. Чем вызваны такие стихи? Тем, что я живой человек, и мне не все равно, что творится на моей Родине. Поэтому и ушел за штат, чтобы всегда можно было поднять голос в защиту своего Отечества, высказать личное мнение, не подвергая нападкам Церковь.
— Что вы скажете о нашем патриотическом движении? Можно ли сказать, что православных патриотизм отличается от обычной любви к Родине?
— Патриот – слово святое, ибо этим словом прославляется верность Родине. Измена же осуждена еще в раю. Цель одна, но дороги могут быть разными. Любовью к Родине можно повредить душе, если она закрывает любовь к Господу. И, если русские стяги почитаются и возвышаются выше Креста, икон и хоругвей, то такой патриотизм призывает гнев Божий на Россию.
— Что вы скажете о процессе глобализации, захватившей весь мир?
— Как бывший пастух могу поделиться увиденным. Пока овцы пасутся кучками, они дышат свежим воздухом, кушают что хотят, наслаждаются свободой. Когда же их сгоняют в одно стадо, то даже им понятно, что ни свободы, ни свежего воздуха, ни пищи вдоволь скоро не будет, потому что их погонят в стойло. Разве когда загоняли в царские хоромы? Туда идут добровольно. Кто хочет жить в стойле, пусть ждет глобализацию.
— Какие книги современных русских писателей вы предложили бы читать молодым людям?
— Произведения верных сынов России – Ф. Абрамова, В. Белова, В. Распутина, В. Ганичева, А. Королькова, В. Крупина, А. Сегеня, М. Шелехова и других патриотов своей Родины. Читать вообще нужно не для развлечения – убивания времени, а для развития. И уж никакая западная и отечественная фантастика и детективщина даром не нужны! Развивайте головушку, читайте прекрасного русского мыслителя И. А. Ильина. Считаю, что его книги должны быть в доме каждого настоящего педагога. Прислушайтесь: «Человек творит в жизни только то, что он сам есть в религиозном измерении: пустая душа не создаст духовного богатства; мелкая душа не сотворит величия; пошлый человек не узрит Бога и не воспримет Его лучей, и не предаст другим». Вот верное направление правильного воспитания – подведение души к религиозному измерениею путем уничтожения пошлости в себе и в обществе. Эти слова нужно повесить на улицах в общественных местах, в коридорах школ, чтобы взрослый человек не гордился неверием, а понял ее как подлость и слепоту души, чтобы ребенка уже с малых лет страшили пустота и мелочность души, как неодолимые преграды на пути к величию и богатству духовному.
— Что такое «русская идея»?
— Это – воцерковление. Потому что без возрождения души Родина не возродится. Не коттеджи и иномарки принесли славу России, а русская православная душа, собравшая раздробленные земли, создавшая величайшее духовное богатство. А без души любое тело мертво. Как его ни румянь, ни забрасывай цветами – покойник есть покойник.
— «Кого Бог любит, того наказывает» — так можно сказать и о нашем народе?
— Да, если вспомнить, что старославянское слово «наказание» имеет корень «наказ» и означает «научение». Или мы хотим быть неучами? Вот и Господь учит того, кого любит. А то, что научение для кого-то является наказанием, не вина Учителя. Это одна сторона медали.
А другая – даже куст требует ухода. Заботливый виноградарь только и ходит с секатором, отсекая сухие или гнилые ветки. Разве кто-то отсекает здоровые? Будем здравы, и Господь проявит к нам Любовь другим способом.
С иеромонахом Романом (Матюшиным) беседовала Людмила Ильюнина
16. 11. 2004
Православие.ru