* * *

Вижу я себя седым-седым во сне.
Зеркало держу перед собой.
Волосы мои белы-белы, как снег,
А в глазах одна боль, боль, боль.

Впереди меня – хоть глаза коли.
Позади меня – тьма, тьма, тьма!
Очертанья мрачные вдали –
То ли лагеря, то ли дурдома.

Так о чем твоя боль, мой седой двойник?
Иль и ты не так жизнь свою прожил?
Отчего с тоской к зеркалу приник,
Всматриваясь в боль своей-моей души?

Отвечает мне старое лицо.
Чуть слышны слова пересохших губ:
– Хорошо, хоть смог перед концом
На себя взглянуть, лгун, лгун, лгун!

Срамота твоя на твоих стопах,
Пропитался весь до волос!
Вспомни, как ты жил, чем пропах,
А теперь в святых, пёс, пёс, пёс!

Слушаю, бледнея даже во сне,
И не проглотить подступивший ком.
– Зэковскую робу, ту, что на мне,
Наяву наденешь потом.

Замолчал двойник, трёт у виска.
Так же тру и я, говоря в ответ:
– Сапоги носить – мне не привыкать,
А хэбэ и ряса – один черный цвет.

Опустил двойник усталые глаза.
Круглое стекло сотрясает дрожь.
Что хотел сказать – всё сказал.
Так о чем сейчас слёзы молча льешь?

А кругом толпа – некуда упасть.
Сорвана скуфья под хохот и вой.
Рясу отобрали – что ж, ваша власть.
Ну а крест нательный – вместе с головой!

Вижу я себя седым-седым во сне,
Зеркало держу перед собой.
Волосы мои белы-белы, как снег,
А в глазах одна боль, боль, боль!

14 мая 1989
п. Кярово