Рубрика: без названия

* * *

«День смерти лучше дня рожденья!»
О Соломон, когда б изрек
Сие в последнее мгновенье, —
Словес твоих бы не отверг.

Кто умирал, тот разумеет:
Как ни прискорбно житие,
Никто приблизить не посмеет
Мольбой отшествие свое.

Достойна плача доля наша,
И ты скорбями не забыт.
Но как ни горькородна чаша,
Её отъятие – мертвит.

О чём просить, о чём молиться?
Кто от удушья оградит?
…Дай Бог немеющей десницей
Не рвать рубаху на груди.

Иеромонах Роман
21 февраля 1994
Скит Ветрово

* * *

Внимая Божьему веленью,
Его десницей одарён,
Поэт приходит на мученья
В земной удел – Лифостротон.

Не воспевать земные краски,
Не восхвалять мятежный путь, –
Боренью ночи Гефсиманской
Открыть в уединеньи грудь.

Страданьем отзеркалив бисер,
Небесным отсветом сиять
И с высоты Голгофской выси
К Творцу народы призывать.

Но здесь известные препоны
Чинит ему известный льстец:
Как судия Лифостротона
Даёт лавровый свой венец.

– Прими! Мой долгожданный сыне,
Освободись ненужных пут,
Иначе славящие ныне
Тебе иное поднесут.

Взглянул певец на подношенье,
Не сразу на него взглянул…
И в час великий искушенья
О Боге он не помянул.

И тотчас лесть коснулась слуха,
Как лист – мрачнеющего лба,
И сыновство Святого Духа
Меняет на ярмо раба.

Забыты прежние стремленья,
Во тьму направлены стопы,
И глохнет Божие веленье
В рукоплескании толпы.

19 февраля 1994
скит Ветрово

* * *

Мой старый вяз, тебя уж нет,
А сколько зим и сколько лет
У дома моего стоял,
Обрыв корнями охранял.

Я залезал к тебе в дупло,
Смотрел на рвы и на село.
За царской школой — невпопад
В соломе, дранке крыши хат.

Под горкой Яковской вдали –
Десна или ее разлив.
И брянский лес, и горизонт –
Не перечислить всех красот.

Мой старый вяз, ведь это ты
Дарил мне столько красоты.
Но как бы жизнью ни служил,
Позднее больше удружил.

Пример особый, навсегда
Своею смертью преподал:
Тем, кто тебя четвертовал,
Тепло души своей отдал.

Иеромонах Роман
16 февраля 1994
Скит Ветрово

* * *

Он мнит себя росiйскою лампадой.
Держать его творенья довелось.
Ах, критик мой, панельною помадой
Твои статьи пропитаны насквозь.

Он с тем знаком, с тем водит переписку,
Того похлопал, а того обнял.
Ах, критик мой, на днище тинном, склизком
Плывёт по свету вся твоя родня.

Иеромонах Роман
15 февраля 1994
Скит Ветрово

* * *

Любая крайность – в пагубу дорога.
Как много говорящих обо всём!
…Мне жаль людей, не ведающих Бога,
И жаль людей, всезнающих о Нём.

О богослов, в запретной выси роясь,
За мудрованье Царства не лишись.
…Кто после Правды продолжает поиск,
Тот ищет лжи.

Иеромонах Роман
15 февраля 1994
Скит Ветрово

* * *

Се Жених грядет в полунощи,
Ублажая ожидающих.
Недостоин унывающий,
Ожидание оставивший.
Сохранись и ты, душе́ моя,
Да не сном отяготишися,
Да не будешь смерти предана
И вне Царства затворишися.
Воспряни́, зовуще к Господу:
Свят, Свят, Свят еси, Создателю,
Богородицей помилуй нас.

Иеромонах Роман
15 февраля 1994
Скит Ветрово

* * *

Не поминай ни хорошо, ни плохо,
Любая крайность выявляет ложь.
Душе нести до самого издоха,
Что прошлого, увы, не зачеркнешь.

Не осуждай, покрой мои увечья,
Больную птицу не брани за то,
Что не стремится с братией далече,
А смотрит на летящих из кустов.

Она и так наказана довольно:
Не зреть ей ныне тёплой стороны.
С одним крылом, в отшельстве поневоле,
Ей только б выжить, выжить до весны.

Весна придет – пасхальная предтеча,
И оживет, возрадуется мiр.
И кто тогда напомнит об увечьи
Летящей вдаль над бранными людьми?

иеромонах Роман
15 февраля 1994
cкит Ветрово

* * *

Святая ночь! Блаженство и покой!
Стою один под куполом бездонным.
И Млечный Путь надмiрною рекой
Несет себя к туманам отдалённым.

Ни ветерка, ни звука, ни души.
Снега, снега повсюду под луною.
Забытый скит. Свеча в окне дрожит.
Следы зверей, ещё не зримых мною.

Величие мертвó без тишины,
Она таит пути Богопознанья.
Созвездия застыли у сосны,
Снежинки озаряя ликованьем.

Из этих мест до вечности – рукой.
Её дыханье за ближайшим стогом…
Святая ночь! Блаженство и покой.
Стою один. И сердце знает Бога.

Иеромонах Роман
14 февраля 1994
Скит Ветрово

* * *

Хочу молчать, за всех и вся смиряясь,
Вбирать в себя целительную боль.
Не многословить, знаньем надмеваясь, —
Кровоточи́ть безмолвно пред Тобой.

Язык мой косен. Спутаны напевы,
Любое слово ложью отдает.
Обвисли четки безнадежно в левой,
Но сердце чует, знает Твой приход.

Моё неутолимое Желанье!
Прими немое воздеянье рук.
Слова, понятья поглоти́т молчанье,
Лишь Ты и я, и никого вокруг.

О тишина! О мрак Богопознанья,
Затмивший жалкий человечий свет.
Истаял я от Твоего дыханья
И изнемог: Тебя уж боле нет.

14 февраля 1994
скит Ветрово

* * *

Надменный разум к Истине стремится,
Сомненье не вменяя ни во грош,
И то, что не вмещается в границы,
Немедля отвергает, яко ложь.

Определенье выше всяких Истин?
Оборотись, прельщённый, на сады.
Цена садам – не бормотанье листьев,
А дерева гнетущие плоды.

Но он не внемлет. Сам себе дивится:
Опять в мечтах куда-то унесло.
И жалкий луч, пронзающий темницу,
Слепит его безумное чело.

Надменный разум к Истине стремится,
Но без смиренья он самоубийца.

14 февраля 1994
cкит Ветрово

* * *

Цвет голубой и цвет зелёный:
Что боле радости виной?
Иль тот небесный, отдалённый,
Иль этот близкий нам, земной?

Я разрывался в раздвоеньи,
В непостоянстве, как во зле.
Искал порою утешенья
То в небесах, то на земле.

Цвета, любимые доселе,
Причина тишины и бурь, –
Жизнеликующая зелень
И духоносная лазурь.

Душе́! Едино на потребу!
Мимоходящим отболей!
…И снова радуемся небу,
Не забывая о земле.

Иеромонах Роман
13 февраля 1994
Скит Ветрово

* * *

А жатвы много. Делателей мало,
Но кто же ты, стоящий у межи?
Иль своего душа не принимала,
Что ищешь зёрна в терниях чужих?

Тебе своё давно уже не мило,
Забыл о том, что все на нас войной,
И к той земле, которая вскормила,
Оборотился гордою спиной.

Да не умрешь голодной смертью, друже.
Остави нрав неверного раба…
Тот богослов, кто Православью служит!
Смирись – и ограждай свои хлеба.

25–26 октября 1993
д. Боровик

* * *

Ублажаю постигших разумение Правды.
Нет иного исхода за столько веков.
Вот и я на земле ничего уж не жажду:
Только в Боге нет боли, только в Боге покой.

Сколько раз я лежал на виду у прохожих,
Обмирал, в исступленьи взывая: – Прости!
И тогда осознал, не кляня бездорожье,
Что найти – полспасения, нужно дойти.

Я кровавил тоской, постоянно теряя,
В ров отчаяния, неключимый, впадал.
Я ещё не дошел. И дойду ли? Не знаю.
Но надежды своей никому не отдам.

22 февраля 1993
г. Брест

* * *

Затворюсь, закроюсь, замолчу
В старом доме у речной излуки.
Упокоюсь от молвы чуть-чуть,
Напитаюсь досыта разлукой.

Нет меня. Забудьте обо мне.
Умер я! Кому какое дело?
Видно, вам пригрезилось во сне,
Что я жил и пел на свете белом.

Белый свет! Так отчего ж ты бел?
От висков, тобою убелённых?
Или есть ещё мрачней удел –
Мiр иной, геенной опалённый?

О сравненье – по сердцу ножом!
И в безмолвьи нет отдохновенья.
Белое и в белом не нашел,
Что ж за гробом жаждать просветленья?

О язык мой! Ропотом давлюсь,
Падаю крестом перед божницей.
Замолчу, закроюсь, затворюсь…
Только б со Христом не разлучиться!

Иеромонах Роман
9 февраля 1993
Поезд «Псков – Москва»

* * *

Величье рек – в покое вод.
Покой – высокое отличье.
Несёт река – не шелохнёт
Своё глубинное величье.

И в этой полной тишине
Сквозит торжественная сила,
Что полумесяц в полусне
И Млечный Путь в ночи носила.

Не всем подобное дано:
Есть мелководные речушки,
Они за рябью прячут дно,
Скрывая тину и ракушки.

И люди гонят тишину
И призывают безпогодье,
Боясь узреть не глубину,
А собственное мелководье.

иеромонах Роман
2 февраля 1993
г. Каменец

* * *

Не верьте говорящим: – Здесь Христос,
Пред Ним склонились и Восток, и Запад,
Целит народы, тих, длинноволос…
Господь придёт, как молния, внезапно.

Вы слышали, восстанут лжехристы?
О них уже глашáют лжепророки.
Безумцев воспевая, как святых,
Безумию торят пути-дороги.

О человек! Каких высот достиг,
Христово заменив своим ученьем?
Коль заповедь не в силах понести –
Не заменяй: напьешься обольщенья!

Целителей сейчас – хоть пруд пруди,
Волхвуют над водою баснотворцы…
И только мнится: снова Он один,
Приемлет эту воду, словно оцет.

1 февраля 1993
г. Каменец

* * *

На кладбище покойно и привольно,
Не будит думы отрешённый звук.
Осколок лунный возле колокольни
Стрижёт незримо жухлую листву.

Одна природа в Боге устояла —
Увы, род человечь ей не чета.
Она всегда Сотворшему внимала,
И в этом смысл летящего листа.

В торжественную пору увяданья —
Величие безгрешности кругом…
И, постигая тайны мiрозданья,
Склоняюсь перед замершим листом.

Иеромонах Роман
31 января 1993
г. Каменец

* * *

Сеем рожь, а косим лебеду,
Непрестанно ищем виноватых.
Строим рай, а вертимся в аду,
Узнавая в ближнем супостата.

Словоблудьем залита земля.
Каждый норовит в евангелисты —
И к кормушке, дабы опосля
Самому свернуть с тропы тернистой.

Плоть ликует. Дух уничижён,
Суета перечеркнула Вечность.
И страну десницею чужой
Волокут злорадно на увечья.

Наши души, от тоскливых дум
Обезсилев, примирились с ложью…
Потому и сеем лебеду,
Называя всеянное рожью.

31 января 1993
г. Каменец

* * *

За всё приходится платить.
Блажен, кто здесь своё оплатит.
Все должники, кого винить
За маету в темницах плоти?

Никто Творцом не позабыт,
И я помянут в мiрозданьи:
Все чаще в келии гостит
Её Величество Страданье.

Иных гостей не жду, не вем:
Боюсь, не верю, недостоин,
Не отверзаю двери всем
Зевакам, ищущим застолий.

А эту – призываю сам
В глухом своем уединеньи,
К Распятью устремив глаза,
Благодарю за посещенье.

Особа Царская моя,
Прискорбно мне твое молчанье,
Но мнится втайне – Судия
Прислал тебя для оправданья.

И жаждет дух благодарить
За утешение в немногом:
Могу и я еще платить,
Приемля посланную Богом.

30 января 1993
г. Каменец

* * *

Я сегодня уже не усну,
Разве это с тобой не бывает?
Мокрый ясень глядит на луну,
Под луною чему-то внимает.

Утомился и он на ветру
Различать невеселые лица,
И ему нелегко на мiру,
Отрешаясь, в молитве забыться.

Было время, и он зеленел,
Слушал птиц, принимал хороводы,
А когда облетел-оскудел –
Усмотрел письмена небосвода.

Без листвы он смертельно озяб,
Но обрел откровенье столетий.
И скользит, запоздало слезя,
Пятернёй по стихирам созвездий.

Мне сегодня никак не уснуть,
Всколыхнула пора оскуденья…
Мокрый ясень глядит на луну,
Правит Богу всено́щное бденье.

Иеромонах Роман
29 января 1993
г. Каменец

* * *

Рябчёвск! Рябчёвск! Безбожная дыра,
Одно в тебе достоинство – природа:
Холмы и рвы, мой захолустный край,
Где по весне до горизонта воды.

Десна-река! Я оживал в разлив,
И ты себя едва ли узнавала.
Когда б не лес, темнеющий вдали,
Наверняка бы в небеса впадала.

Так отчего, откуда эта боль —
Забытый Храм без купола и свода?
Не потому ли мат и мордобой
И перегар в любое время года!

Но самогоном не залить тоски,
Ей пребывать с тобою до издоха,
Пока твоё богатство — бураки
Да погреба, набитые картохой.

Кого винить? Ты сам себя попрал,
Оставил то, к чему всегда стремился,
И твой народ, дав испоганить Храм,
В придаток огородов превратился.

Рябчёвск, Рябчёвск! Поруганная Русь,
Перечеркни свои грехопаденья
И колокольным звоном поутру
Благовествуй земле о Возрожденьи.

Иеромонах Роман
16 января 1993
Санкт-Петербург

* * *

А мне в Росiи места не нашлось.
Такое, впрочем, не с одним бывало.
Не со времен ли оно повелось,
Не многих ли чужбинушка смиряла?

О Родина! Ты, как и мать, одна!
И потому не требую отчёта
За ту свободу, что даёшь сынам –
Свободу восходить на эшафоты.

Распятая! Ужели это ты?
Стою, на всё взирая изумлённо,
И узнаю в знамёнах – лоскуты
Хламиды Иисусовой червлёной.

Страна моя! Туда ли ты глядишь?
В земное тычут каверзные пальцы.
И ты к земному – на погост спешишь,
В поводыри призвав христопродавцев.

Почто, от Неба лик отворотив,
Позарилась на западные блёстки
И, всё своё родное осудив,
Рядишься в лилипутские обноски?

И, потешая скопище раззяв,
Иное избираешь направленье…
Стезя чужая – не твоя стезя!
Чужой и не вместить твоё стремленье.

О время! О смятенье без конца!
И стыд, и честь! Позорища и храмы.
Всё выше, выше пьедестал тельца,
Все чётче зрак насильника и хама!

И многие у гроба твоего
Хотят застыть в почетном карауле.
И злобствуют, не ведая того,
Что в слепоте на Божье посягнули.

Да судит Бог! Не указую нань.
Речь не о них. Не об иудах слово.
Кто пышет злобой – пожинает брань.
Всё было ране, ничего не ново.

Росiя-Русь! Куда б ты ни неслась
Оборванной, поруганной, убогой, –
Ты не погибнешь! Ты уже спаслась,
Имея столько праведных у Бога.

Иеромонах Роман
11 января 1993
д. Боровик

* * *

Я омою руки в Десне, в Десне,
Омочу своё лицо, лицо.
И, что было со мной не во сне,
Буду вспоминать потом, как сон.

Припаду к воде, на миг замру,
Будет солнце со дна играть, слепить.
Всё как прежде, во мне и вокруг,
Только пену с висков не смыть.

11 января 1993
г. Печоры

* * *

Уже не жажду исцеленья,
Хотя надежды не отверг.
Свои молебные прошенья
В молчанье скорбное облек.

И в Храме, пред иконой строгой,
Склоняюсь, позабыв слова…
И вновь я не отринут Богом,
И вновь душа моя жива.

И, постигая смысл науки,
Не смею ни о чем просить.
…Учусь благодарить за муки,
А значит – Человеком быть.

10 января 1993
д. Боровик

* * *

С малолетства я, как помнится,
К волюшке привык.
Уходил аж за околицу,
Далеко во рвы.
Обходя жильё сторонкою,
Дымное жильё.
Полюбил я травы горькие –
Каждому своё.

О, края мои пустынные!
Ширь – куда ни кинь.
О, трава моя постылая,
Лебеда, полынь.
Я сидел в уединении,
Босиком, в пыли,
И дышал до опьянения
Горечью земли.

Знамо дело, чёрным по́белу –
Пагубная страсть.
Жизнь потом меня сподобила,
Надышался всласть.
О края мои пустынные, –
Некого винить.
О трава моя полынная, –
Горечи не смыть.

9 января 1993
д. Боровик

* * *

Ещё не все объезжены места,
Не до последней выплаканы строфы.
И всюду – Лик Распятого Христа,
И всюду – продолжение Голгофы.

Иеромонах Роман
7 января 1993
д. Боровик

* * *

И я любил. И был любим когда-то.
Но это слово без Христа мертво.
И чувствую пред теми виноватым,
Кого назвал отпадшею листвой.

О, годы! Врачеватели и судьи!
О, память — обличающий архив.
Приходят люди и уходят люди,
И с ними добродетель и грехи.

И я любил… Что говорить… Повинен.
Но пламя чувств не расточило тьму.
О годы-судьи, изреките ныне
Желанный приговор: — Быть одному!

7 января 1993
д. Боровик

* * *

Отойди, отойди, грусть-печаль,
Не тревожь, не тревожь, я не твой.
Мне теперь в самый раз замолчать,
Не качая седой головой.

Улетучились думы мои,
И омылась душа тишиной.
Пусть о чём-то поют соловьи,
Я приветствую голос иной.

И сирень для меня отцвела.
Не волнует, как давеча, грудь.
Я свое на земле отжелал,
Утешенья не жажду ничуть.

Погребальное в цвете фаты
Старый сад неспроста усмотрел.
Всё обман! Даже эти цветы.
Слава Богу, хоть к ночи прозрел.

Соловьи, умолчите на миг,
Что свистеть до утра без конца?
Я смирился, к утратам привык,
Обретаю в утратах Творца.

Улетучились думы мои,
И омылась душа тишиной.
Пусть о чём-то поют соловьи,
Я приветствую голос иной.

1 января 1993
Санкт-Петербург

* * *

И посетил я град большой,
Безумный край.
Хотя для тех, кто мёртв душой,
Он просто рай.

Асфальтом залита земля,
Куда ни кинь.
Одни бетонные поля,
Помрёшь с тоски.

Ах, этот край, со всех сторон —
Кромешный сон.
Но не почту я ваш бетон
Ногой босой.

Я старомоден, устарел,
Считать привык:
Любой асфальт за счёт дерев,
За счёт травы.

Сие открытие познав,
Я обомлел:
Идёт последняя война –
Война земле.

Всё начинается с травы –
И жизнь, и смерть.
Ах, если бы, ах, если б вы…
Но не успеть.

1992
Санкт-Петербург

* * *

Столько боли кругом, столько боли!
Горькородна вода бытия.
Только радости — вольная воля,
Да сомнительна радость сия.

И уже, как ни думай, ни охай,
Беспросветность не станет светлей…
Я назвал бы Росiю Голгофой,
Но Голгофа одна на земле.

Иеромонах Роман
29 декабря 1992
Брест — Санкт-Петербург

* * *

Я к вам приду от северных земель
Запы́ленным, неузнанным скитальцем.
Ничто мне не напомнит о зиме,
В которой я не захотел остаться.

Вы слышите, мой говор непохож
На ваш язык певучий иль гортанный.
Я не таков, наверное, и что ж?
Я ненадолго, если и останусь.

Мети, мети, росiйская пурга,
Следы мои зализывая рьяно.
Земля иная под весенний гам
Покроет холм полынью и бурьяном.

Чужбинушка! Кто выдумал тебя?
И все же мне одно в тебе по нраву:
Не будут плакать родичи, толпясь,
У гроба, иль могилы, иль канавы.

Нет-нет, я не любитель куража,
Что за потеха выставлять проказу?
Напьется скорби, оживёт душа,
Оберегаясь от чужого глаза.

Мети, пурга, освободи от дум,
Знать, от себя уж никуда не деться.
Приду ли к вам? Наверно, не приду:
Под вашим солнцем мне не отогреться.

29 декабря 1992
г. Каменец

* * *

А первый снег, а первый снег потает,
А снег второй, а снег второй сойдёт.
А третий снег, а третий снег оставит
В душе моей нерадостный полёт.

А первый дом согреет и отправит,
Мать перекрестит с отчего крыльца.
А дом казённый болью напитает,
А в третьем – коридоры без конца.

А первый друг о верности забудет,
А друг второй, увы, не так поймёт.
А третий друг, конечно, не осудит,
Он просто не узнает и пройдёт.

26 декабря 1992
г. Каменец

* * *

В отчем доме, старом и заброшенном,
Сяду у окна, уединюсь,
Напитаю душу словом Божиим,
Предрассветной тишиной напьюсь.

Жёлтая смородина потянется
Ветками в раскрытое окно.
Всё худое где-то там останется,
Светлое останется со мной.

Мать моя затопит печку рускую,
Заиграют блики на стене.
Треск поленьев деревенской музыкой
Отзовется с дрёмою во мне.

Заскрипят полозья деревянные,
Выбегу навстречу, наконец,
И краюху хлеба, долгожданную,
Топором отрубит мне отец.

И на ней, попыхивая искрами,
Оживут снежинки под луной.
Радость детства, чистую и близкую,
Я увижу в отчее окно.

Ледоход. Шумит, гудит Десна моя,
Крыги льда несет безумство вод.
Детвора, отчаянная самая,
От восторга прыгает на лёд.

Следом я. И понесло стремительно…
Слава Богу, вытащил сосед.
Так познал я: не всегда спасительно
Безрассудно действовать, как все.

Много раз, и в юности, и смолоду,
Повторялся страшный ледоход.
Дно пихал и, обжигаясь холодом,
Натыкался теменем на лёд.

Спас Господь! Не похоронен заживо,
Лед сошёл, и отпустило дно.
И сижу, переживая заново
Жизнь свою сквозь отчее окно.

Иеромонах Роман
26 декабря 1992
г. Каменец

* * *

Наполняется скорбью душа, как вода темнотою полночною,
Одинокой звезде так понятна моя неизбывная скорбь.
И сижу и гляжу в чёрный омут порой неурочною,
И звезда подо мной, над моей головой, высоко-глубоко.

И лобзаю лобзаньем тебя, грусть-печаль несусветная,
И хлебаю взахлёб то, что в юности сам замешал.
И камыш не шумит, и деревья стоят неприметные,
И до этой звезды лишь один только шаг.

Опускаю ладонь, размываю своё отражение,
И отходят круги, и волнуется свет голубой.
И в святые часы одиночества, изнеможения
Принимаю и пью всё, что послано свыше Тобой.

Иеромонах Роман
24 декабря 1992
г. Каменец

* * *

Какая ширь, и некуда бежать,
Повсюду ждут, и не к кому податься.
За всё своё, несытая душа,
Я обречён, как Вечный жид, скитаться.

Как холодно! И нечего надеть.
Пронизывают ветры — не укрыться.
И впереди — неужто только смерть
И эти злые неземные лица?

Иного я, увы, не заслужил.
Своею жизнью зачеркнул иное.
Прости, Господь, что так постыдно жил,
Простите все, обиженные мною.

Какие неуютные края!
Язычество и каинова гордость.
Земля моя, ты, как душа моя,
Таишь и благодать, и безысходность.

Осталось мне — скитаться по Руси
Без племени, без роду и без званья,
На папертях Пречистую просить
Испить от вод покойных покаянья.

Иеромонах Роман
24 декабря 1992
г. Каменец

* * *

Прощаюсь, не успев обресть.
Не странно ли? Не странно.
И, Слава Богу, время есть —
Не поздно и не рано.

Я и теперь не отыскал
Того, к чему стремился.
Стезя моя без родника,
Знать, плохо я молился.

Ах, этот путь, кого винить?
Одни коряги, ямы.
Не отдохнуть, не приклонить
Головушки упрямой.

И снова говорю — прощай,
Не простирая речи.
Благословляю Белый Край
И тех, кого не встречу.

22 декабря 1992
г. Каменец

* * *

Идём на смерть. И стар и мал,
С рожденья и до гроба,
Сходя по-разному с ума,
И каждый раз — особо.

Кому-то дальше, а кому
Уже совсем немного.
Кому удобней одному,
Кому с колонной в ногу.

Кто скоморошит, кто молчит,
Кто просто спит безпечно,
Кто изгибает спину, льстит —
И так шагаем в Вечность.

Кто упивается вином,
Кто тщетно ищет счастье,
Кто забавляется сребром,
Кто митрою, кто властью.

Мы дети странного пути:
Его конец — начало.
Идём на смерть, стремясь дойти
Во что бы то ни стало.

Любая даль — не самоцель.
Идут, чтобы добраться.
Так для того ли, чтоб в конце
В небытие сорваться?

Тому ж, кто смог перешагнуть
Земные утешенья
И во Христе окончил путь,
И смерть — приобретенье.

22 декабря 1992
г. Каменец

* * *

Что за шум стоит? Далеко слыхать.
То ли чья-то казнь, то ль гуляние.
То ль заморский гость, то ли просто тать, –
Всё волнуется в ожидании.

Вдруг раздался крик: – Осади назад!
Но стена зевак как прикована.
И выходит Муж из темничных врат,
Всё лицо в крови и исплёвано.

Ноги спутаны цепью медною,
Руки скручены вкрест оборкою.
Повели Его, безответного,
К месту Лобному, месту горькому.

Скоморох прилип, как запечный клоп,
Грудь выпячивал забиякою,
Примерял колпак на разбитый лоб,
Корчил рожицы, в бубен звякая.

Благородный люд свысока глядел,
Чернь бежала следом и харкала.
А у Лобного судия сидел,
А у Лобного девка плакала:

– Ах, народ-народ, далеко зверью,
Что за радость вам в изгалянии?
Он мне душу спас, пролил в жизнь мою
Свет спасительный покаяния.

Но ее взашей: – Убирайся вон!
О себе реви, шелудивая!
И шипел народ с четырех сторон:
– Пожалела пса, тварь блудливая!

Купола во всю плавились огнем,
Но на них никто и не взглядывал.
Ведь такой помост, хоть пляши на нем,
И палач стоял, душу радовал.

И вели Того Мужа светлого
Даровать при всех долю чёрную,
И звенела цепь тяжко-медная,
И рыдала вслух тварь позорная…

Вот и всё, мой друг, песня кончена,
Разве ж я напел что-то новое?
И слетела вмиг красным кочетом
Голова Того, непутёвого.

С кем ты был сейчас, в ком себя узнал?
Иль с зеваками, аль с охраною?
Иль с блудницею голосил, рыдал,
Али в бубен бил мордой срамною?

Может, это ты шел за Правду-мать?
Ничего, что быль – дело давнее…
…Что за шум стоит, далеко слыхать.
Всё волнуется в ожидании.

22 декабря 1992
г. Каменец

* * *

И Млечный Путь, и кроткий полумесяц,
И звёзды, и вода, и эта тишь.
Всё хорошо, что ж кормчий наш невесел?
Душé моя, душе, и ты молчишь.

Забыв о вёслах, погрузился в думы,
Головушку руками обхватив.
В дорожке лунной чёлн застыл безшумно —
Знать, не к кому и незачем грести.

Иль не тебе сейчас зазывно светит
Огнями одинокое жильё?
Но он глядит не на красоты эти,
А в отраженье чёрное своё.

А без надежды суетно движенье,
И прошлого никак не понести.
И наша жизнь – не только отраженье…
Греби, родимый! Есть куда грести.

Гони кручину, призывая Бога,
Остави отражение-тоску,
Под небом звёздным лунною дорогой
Плыви к тому живому огоньку.

Иеромонах Роман
22 октября 1992
Вихти – г. Каменец

* * *

Я родился в ночь осеннюю,
Ежели не врут.
И ноябрь листву последнюю
Сыпал по двору.
Я лежал, орал по-страшному,
Показуя прыть.
Кто меня, скажите, спрашивал:
Быть мне иль не быть?

Как ни плакал в своей люльке я,
Всё не то в ответ.
Ну, к чему стоял, люлюкая,
Посторонний дед?
Отойди, тоска болезная,
Хватит, насмешил.
Лучше б что сказал полезное
Для моей души.

Что ж лампаду не заправили,
Руки коротки?
Помолились бы о здравии,
Бабы, мужики.
Так губёнками синюшными
Умолял я сход.
Но заботами сивушными
Занят был народ.

Непонятливые родичи
Звякали стеклом,
И кривили ртами с горечи
За хмельным столом.
Ни лампады нет, ни ладана,
Свечи воск не льют.
Ах, изба моя неладная,
Ах, родимый люд.

Так познал ещё с пелёнок я
Горечь бытия.
Понял я: печаль зелёная –
Спутница моя.
Невесёлое веселие,
Перегар и дым.
Ох ты, ночь моя осенняя,
Мокрые листы.

Иеромонах Роман
10 октября 1992
Вихти, Финляндия

* * *

Прослыву на мiру нелюдимым, угрюмым и гордым,
Схоронясь ото всех в заповедных пустынных местах.
Коль нельзя без молвы, именуйте меня кем угодно,
Оправданья излишни, зачем, всё понятно и так.

Вы, конечно же, правы – вы были такими и прежде,
Постоянство сие похвалю, но не в данный момент…
За окном листопад пред зимой расстилает одежды.
Я один… И темна под дождём облетелая ветвь.

иеромонах Роман
1991
г. Печоры

* * *

Тридцать семь – хорошее число.
До него не дотяну немного.
Впрочем, и за это Слава Богу.
Что грустить, хорошее число.

Изрекли светила приговор –
Медицина всё на свете знает.
Но живу, однако, до сих пор.
Может быть, земля не принимает?

По́жил я, чего греха таить,
И такую истину взлелеял:
Умирать не в радость, да и жить
Тоже не намного веселее.

Слишком рано выстрадал ответ,
Не изгнав мучительную жажду.
И кромешный мрак, и Чистый Свет
Довелось увидеть не однажды.

И лукавых старцев лицезреть
Во святых обителях случалось.
Где была тогда подруга-смерть,
Что ж тогда некстати затерялась?

Утешенье! На кругу земном
Сквозь мои просачивалось пальцы.
Дом печали, мой желанный дом,
Принимал меня, как постояльца.

Жизнь моя! И грех и благодать!
Жизнь моя! Паденья и восстанья!
Слава Богу, я пришел страдать,
Находя отраду в покаяньи.

Тридцать семь – хорошее число.
До него не дотяну немного.
Впрочем, и за это слава Богу.
Что грустить, хорошее число.

1991
Санкт-Петербург

* * *

Ах, сеновал, мой сеновал,
Чердак, набитый до отказа.
Кто здесь ни разу не бывал,
Тот не блаженствовал ни разу!

Я залезал в душистый мрак,
Бросал сирень у изголовья,
Смотрел на небо просто так
В минуты чудного безмолвья.

И там, далёко-далеко,
Обозревал огни Вселенной,
И было так легко-легко
Дышать и сеном, и сиренью.

Созвездья кроткие мои
И Млечный Путь в дрожащих блёстках,
О, как вам пели соловьи –
Уста весеннего Рябчёвска!

И я восторженно внимал
Благообразию творенья…
Ах, сеновал, мой сеновал,
Мой первый скит благодаренья!

Иеромонах Роман
1991
г. Печоры

* * *

А Церковь — нечто более, чем мы.
Не высказать Её надмiрной сути.
Она — Источник, неподвластный мути,
Она — Надежда посреде чумы.

Единая Святая Церковь-Мать.
Род человечь забы о покаяньи.
Ликует враг. Напрасно ликованье:
Тебе одной Сиять и Побеждать.

Иеромонах Роман
5 ноября 1991
д. Боровик

* * *

И обошли стороною
Некогда верные. Что ж,
Разве замечено мною –
«Всяк человек – ложь»?

Правда сия сдавила,
Словно венец тернов.
Впрочем, и Это было, –
Нет, этот мiр не нов.

Он разделён на жертвы,
На палачей и зевак.
И ублажаю мертвых:
Их не предать никак.

Горечь сего ублаженья
Немощь мою выдаёт:
Кто не отверг утешенья,
Тот не для Бога живёт.

И опускаю руки
В невыносимый час,
Да, дорогие други,
Я не святее вас.

Мне б затвориться, каясь,
Не отвечать на стук.
Но, никого не впуская,
Вдруг не открою Христу?

…Воды, взыдоша воды,
Мрак над моей главой…
Больно, душе́? Да что ты!
Будто тебе впервой!

Боль растопчи и выбрось,
Следуй путём утрат.
(Много садов, но выбрал
Он Гефсиманский сад.)

Не упивайся болью –
Прошлого не вернёшь.
Был бы Господь с тобою,
Всё остальное – ложь!

20 мая 1991
Киев, Феофания

* * *

Если б я не познал тайну Богообщения,
Повторил бы теперь, что не раз говорил:
Я на этой земле не нашел утешения,
Знать, её не для этого Бог сотворил.

Отовсюду печаль, отовсюду томление,
И рождается в муках дитя, вопия.
О земная юдоль, о купель очищения,
Смертоносна без Господа горечь твоя!

Иеромонах Роман
10 мая 1991
Киев

* * *

Не судите о древе по листьям, отпадшим от древа.
Знать, не вовремя вам захотелось отведать плодов.
Если б каждый садовник зимой, руководствуясь гневом,
Порубил дерева – мы б остались тогда без садов.

1991
Киев

* * *

День скорби моея! День очищенья!
Ты поразил собой иные дни,
Оставив мне взывать в уединеньи –
Или́, Или́, лима́ савахфани́! ^*

Ты обнажил, наставниче суровый,
Ложь человечу, бренность бытия.
И на суде молчание Христово
Явил душе, день скорби моея!

Иеромонах Роман
26 апреля 1991
г. Печоры

^* Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил? (Мф. 27: 46).

* * *

Ах, как я долго плыл
Без Кормчего и вёсел,
Болталась по волнам
Разбитая ладья.

Ни щепки под рукой,
И я́коря не бросить,
До дна наверняка
Достать мог только я.

Ах, как она ждала,
Холодная пучина.
Ах, как она звала,
Ласкаяся к бортам,

Но я с пелёнок был
Великий самочинник,
Взирал на облака,
Ища спасенья там.

Вода прощала мне
Моё остервененье,
Когда приго́ршней брал,
Вычерпывая вон.

Но я не принимал
Пучинного смиренья:
Не окажись ладьи —
И смерть со всех сторон.

Молился ли тогда?
Наверное, не помню.
Глядел за горизонт —
Бездумно, просто так.

Но Парусник пришёл,
И я тогда не помер.
Пристанем ли теперь?
…И снег, и шторм, и мрак.

иеромонах Роман
10 апреля 1991
г. Печоры

* * *

Земля – приют несовершенства.
Повсюду зрак неполноты.
Душе, взыскующей блаженства,
Опасны здешние сады.

И потому она томится,
Изведав прелести мирской,
Желая тщетно прилепиться
К тому, что принесет покой.

Она забыла назначенье,
Ниспала с чудной высоты,
Меняя вечность на мгновенья,
Стирая Царские черты…

Не упокоиться безсмертью
В сосудах смертных бытия.
…И мчит она в подлунном свете
Мечтой в небесные края.

7 апреля 1991
г. Печоры

* * *

Когда вода самозамкнётся,
Прервав с источником общенье,
То вырождается в болотце,
Не замечая вырожденья.

Когда листва с дерев спадает
(Сия пора воспета музой),
Ее метёлкою сметают
И величают словом «мусор».

Когда пророк захочет сбиться
С пути, указанного свыше, —
Пророка обличит ослица
За то, что Бога не услышал.

О Древо Вечное, Живое!
Источник мой, дышу мольбой,
Чтобы отпадшею листвою
Не оказаться пред Тобой.

Иеромонах Роман
6 апреля 1991
г. Печоры

* * *

Как я стремился к иноческой доле!
Увы, увы! Подъять ея не смог.
Попрал обеты вольно иль неволей.
Да судит Бог.

Меня всегда влекло уединенье,
Но жил в мiру, который не отверг.
И это раздиранье-раздвоенье
Вещало мне: – Ты ветхий человек.

Я и не тёк в заоблачные выси –
И на земле не всякий устоит.
Шёл напрямик, а ежели разбился,
Надеюсь, что Господь меня простит.

И верится, что по молитвам старца
Изгладит не одну мою вину.
И слышится: – Реки, чтоб оправдаться,
И Я грехов твоих не помяну.

6 апреля 1991
г. Печоры

* * *

Сомненье — чадо маловерья.
Оно искусно в словопреньи,
Оно внушает велегласно,
Что все старания напрасны.
Зачем стучать? Никто не примет.
Зачем искать, терпя лишенья?
Идущему грозит паденье.
Куда идти, и кто подымет?
Совсем не падает лежащий,
И вообще безгрешен спящий…

Остановись, пророче лгущий!
Одна есть Правда — Правда свыше.

И отверзается толкущим,
И обретает тот, кто ищет.
Почто злорадствует лежащий?
Он — постоянное паденье.
И где проснётся ныне спящий,
Уж не во сне ль его спасенье?
Страданья, скорби — каждый знает —
Терпеньем душу очищают…

И я шепчу, теряя силы,
Кровавя скользкую дорогу:
Вода стоячая — трясина.
Благословен идущий к Богу.

Иеромонах Роман
4–5 апреля 1991
г. Печоры

* * *

Возжада́ла душа приобщиться из Чаши моления,
Затворилась от всех, от непрошеных помыслов, чувств.
Затаилась во тьме, испросила слезами прощения
И, смирясь до зела, приступила к Искусству искусств.

И в священном безмолвьи, узнав приближенье Желанного,
Позабыла мольбы, чем готовилась Гостя принять.
Воспарила душа, ощущая в себе Несказанное,
И истаяла в Нём, не успев даже слова сказать.

Иеромонах Роман
1 апреля 1991
г. Печоры

* * *

Прелесть – уклонение от Правды
В помышленьях и делах, во всём.
Прелесть в этой жизни ходит рядом –
С фарисеем, но не с мытарём.

Прелесть по наружности святая,
Но смиренья ей не понести.
Из одной в другую попадаем,
Чтобы третью встретить на пути.

Если ты уже в ее тенётах,
В прелести себя не сознаешь.
Прелесть как земля у горизонта:
И рукой коснешься – не дойдешь.

Прелесть не скупится на причуды,
Всё в чужом обличьи предстаёт.
Если ж кто признал себя прельщённым,
Тот обрёл свободу от неё.

иеромонах Роман
30 марта 1991
г. Печоры

* * *

Страх Господень — авва воздержания,
Воздержанье дарит исцеление.
Лучшая поэзия — молчание,
Лучшее молчание — моление.

Лучшая молитва — покаяние,
Покаянье тщетно без прощения.
Лучшее пред Богом предстояние —
В глубине высокого смирения.

Я забудусь в таинстве молчания
Пред иконой чудной — Умиление.
Да очистят слезы покаяния
Высшую поэзию — моление.

Иеромонах Роман
28 марта 1991
г. Печоры

* * *

Блажен, кто Истину не продал,
Блажен, кто в Правде устоял.
Речь не о вас, певцы свободы,
(И не о нас, душе́ моя).

Увы, увы! Хвалиться нечем
И тем, и этим, и другим.
Одни и те же лица, речи,
Один и тот же праздный гимн.

А ты, поэт? О чём вещаешь,
Держа плакатный матерьял?
К какой свободе призываешь,
Свою свободу потеряв?

Кому витийствуешь в угоду?
Иль одолел тщеславья червь?
Что за глаголы шлёшь народу,
Народом величая чернь?

Почто во всём великолепьи
Десницу к небесам воздел?
И я, понятно, не за цепи,
Но за свободу от страстей.

Безстрастие — удел немногих,
Познай, зовущий в никуда:
Свобода истинная в Боге,
Она — Христом и для Христа!

Поэт — кто, суету отбросив,
Перечеркнёт плотское «Я».
Поэт — всегда хоругвеносец
На крестном ходе бытия.

С тех пор, как Бога позабыли,
Народы шествуют во лжи.
И люди Истину разбили
На много правд — своих, чужих.

И мыслят страстные поэты,
Хотят друг друга побороть.
Но Истина не будет чьей-то:
Она для всех, Она — Господь.

И если Бог святую лиру
В перста избра́нные вложил,
Не оскверни служеньем мiру —
Ему, Единому, служи.

27 марта 1991
г. Печоры

* * *

Э, дорогой! А мы уже приехали.
Стеною снег, дороги замело.
Спешили, вишь, отмеренными вехами,
Надеялись, а всё ж не пронесло.

Недаром отговаривал с поклонами
Хозяин постоялого двора.
Лежали бы на лавках под иконами
Иль самовар меняли б, как вчера.

Ну ничего, авось к утру уляжется –
Хотя нам до утра не дотянуть,
В такую пору вряд ли кто отважится,
Разыскивая нас, пуститься в путь.

Родные есть? Жена, детишки малые?
Вдова, конечно, горюшка хлебнёт.
Я, слава Богу, ни на что не жалуюсь,
Меня давно никто уже не ждёт.

Не пропивать меня друзьям-товарищам,
Не выть жене, глаза понаслюня.
И детям у последнего пристанища
Гурьбою не оплакивать меня.

Оно, конечно, кто там виноватее…
Но, просто так судача, не во зло,
Любую бабу не поставлю с матерью…
Прости, коль и тебе не повезло.

Ты не гляди, я завистью не маялся,
Обижен не был Богом и людьми.
Жил как умел, а ежели не справился –
Продашь коней, а деньги на помин.

Лошадушки самой судьбой подарены,
Не подводили, только и всего.
Я ладил и с евреем, и с татарином,
И не стыдился Бога своего.

На жен чужих с гармоникой не зарился,
У шинкаря рубахи не пропил.
Чтил седину и первым в пояс кланялся,
Социалистов, правда, не любил.

Эх, завертелась юность верхтормашняя,
Как этот снег, аж душу леденит.
Прости, Господь, за всё мое вчерашнее,
Прости и ты, и Бог тебя простит.

Ну и погодка, светопреставление!
Так отродясь в Росiи не мело.
Лошадки загрустили без движения,
Стоят и только дышат тяжело.

Возьми тулуп, устройся поудобнее,
Молись, родимый, чтоб буран затих.
А если ждёт кого-то место лобное,
Уж лучше мне, покаявшись, взойти.

Э, дорогой! А мы уже приехали.
Стеною снег, дороги замело.
Спешили, вишь, отмеренными вехами,
Надеялись, а всё ж не пронесло.

иеромонах Роман
21 марта 1991
г. Печоры

* * *

Не разрывайте Истину на мнения.
Вы скажете – отчасти правы все?
Но это полнолуние осеннее
Не отразить мерцающей росе.

Ах, это отражение отчасти,
Мерцанье, не колеблющее тьму.
Отчасти кем-то познанное счастье
Не даст блаженства в вечности ему.

Святая вечность – Богооткровенье…
Безвременность. Бескрайность. Полнота.
Мы и Тебя меняем на мгновенье,
На жизнь, на миг летящего листа.

Как жаждет изнывающий от солнца
Водою освежиться за труды.
Но брызгам долгожданного колодца
Не заменить колодезной воды.

Нет ничего на свете окаянней
Неполной правды: в ней всегда обман.
А капля оживает в океане
И гибнет, оставляя океан.

О неделимость Истины Превечной,
Премудрость и Препростость бытия,
Почто дробит Тебя дух человечий
Безумством человеческого «я»?

Любое отраженье – искажение,
Любое осуждение – не суд…
Не разрывайте Истину на мнения,
Взгляните на дрожащую росу.

15 марта 1991
Санкт-Петербург

* * *

Пожалей, дорогой, пожалей
Всё кругом, до последней былинки.
Мудрость Божия здесь, на земле,
Познаётся не только в великом.

Ничего не растёт просто так,
Потому не сломай без потребы
Одиноко торчащий сорняк,
Прославляющий землю и небо.

Лунный воздух и млечную сыпь
Вобрала, засветясь золочёным,
Обречённая капля росы
На последнем листе обречённом.

Листопада сокрытая боль
Под покровом зимы затихает…
За тебя, дорогой, и с тобой
Всё живое, томясь, воздыхает.

И грустит под Полярной звездой
Дольний мiр, и в погибель несётся…
«Первый мiр был потоплен водой,
А второй для огня бережётся».

Так склонись, молчаливо склонись
Пред судами Творца в покаяньи.
Помолись, дорогой, помолись,
Да замедлит Господь с воздаяньем.

23 января 1991
п. Лисьё – г. Печоры

* * *

Я умру, но только б не сейчас:
Не готов, хотя довольно пожил.
Вот и гибель сзади у плеча,
Но пока ещё помилуй, Боже.

Я умру, но только бы не здесь,
Не в больничных суетных палатах.
Для меня, надеюсь, место есть
Средь берёз в медсёстринских халатах.

Я умру, но только бы не так,
Тотчас став мишенью многословья.
Упаду в заброшенных местах,
Положив накидку в изголовье.

Светлые, склонитесь надо мной,
Восшумите, с ве́трами отпойте,
Золочёным саваном-листвой
На прощанье путника покройте.

И глаза не парой пятаков –
Тою же листвою освежите.
Благодать, неведомый покой…
Мир тебе, последняя обитель!

Ничего ещё не попрошу,
Никого во зло не помяну я.
Буду слышать отрешённый шум,
Облетелой рощи «аллилуйя».

12 января 1991
Санкт-Петербург – п. Лисьё

* * *

О чём шумим за морем-океаном,
Волнуя наши грустные края?
Мари́ и Жан — Марии и Ивану
Шлют гордо обвинения своя.

И их отцы — о правдолюбцы в рясах! —
Наверно ж, от духовности большой
Трубят во все концы российским массам,
Что, дескать, всё у нас нехорошо.

И духовенство наше, мол, с изъяном,
И даже в Церкви благодать не та.
И лишь у них, за морем-океаном…
Да смолкнут нечестивые уста!

Кому-кому, не вам бы в нас копаться
И очернять надгробия могил.
Где были вы, заочные страдальцы,
Когда безумец смертью нас поил?

Чем вы гордитесь? Тем, что не продались?
Пустая гордость, кто вас покупал!
Вы как-то враз за морем оказались,
Оставив позади кровавый вал.

Он не догнал — куда ж ему угнаться.
Спешили вы без паствы, налегке,
Чтоб ныне в адамантах оказаться
И окормлять живущих вдалеке.

Отцы, отцы, забывшие о званьи!
Не вам, не вам Росiюшку корить.
Не шибко ль торопились к нестяжанью,
Бросая Русь, пасомых, алтари?

Я не виню бежавших с поля боя —
Не всем дано за правду умереть.
Но чтоб в кустах, довольствуясь собою,
Указывать оставшимся? Не сметь!

Архиереи наши под сомненьем?
О обличитель, помолись за них.
И я порой, увы, не в восхищеньи,
Но Церковь наша знает и иных.

Что ж, о горах не по вершинам судим,
Знать, житие влияет на аршин.
Сидящий в яме — яму видит всюду,
Какое там сияние вершин.

Почто забыта истина простая,
Вещающая сеятелю жать?
Есть личные паденья и восстанья,
А Церковь-мать не может согрешать.

иеромонах Роман
1991

* * *

Мой белый Храм. Прискорбен час прощанья.
В последний раз, перекрестясь на Крест,
Почту тебя минутою молчанья
И навсегда уйду из этих мест.

Блаженный край. Покой и утешенье.
Я выжил в одиночестве твоём,
Где все мои потери и лишенья
Ты заглушил уменьем соловьёв.

Отшельникам и аистам отрада.
Я обойду, забыв скуфью в руке,
Бревенчатую келью за оградой,
Сторожку, что стоит невдалеке.

За кладбищем по доскам обветшалым
Шумящую речушку перейду.
Спущусь правее, постою устало,
К источнику святому припаду.

Журчи, журчи, не знающий печали,
С самозабвеньем славящий Творца.
Омой скорей, разлуку облегчая,
И голову, и руки чернеца.

…Ну вот и всё. Я оглядел дубравы,
Луга, поля – забытый всеми край.
И в тон листвы (случайно ли кровавой?)
Шепчу одно: — Прощай. Прощай. Прощай.

иеромонах Роман
24 августа 1990
п. Кярово

* * *

Без Бога нация – толпа,
Объединённая пороком.
Или глуха, или слепа,
Иль, что еще страшней, жестока.

И пусть на трон взойдёт любой,
Глаголющий высоким слогом.
Толпа останется толпой,
Пока не обратится к Богу!

Иеромонах Роман
8 августа 1990
п. Кярово

* * *

Ты говоришь, скривив лицо в страданьи,
Что мир погиб в неправде и во зле.
Но если уж Христа, Христа продали,
То что не продается на земле?

От панагий до разовых салфеток,
От украшений до могильных плит.
Всем под луною вертят так и этак,
И только покаянье устоит.

Со всех сторон одни и те же фразы,
С амвонов и трибун похожий стиль.
Проказа же останется проказой,
На чьем бы теле ни пришлось цвести.

И берег левый вряд ли станет правым,
А берег правый… впрочем, суть ясна.
Зачем мудрить, зачёркивая здравость?
Что общего – за исключеньем дна?

И пусть толпою лжепророки бродят,
В погонах или рясах – все равно.
На дне соединенье происходит.
Но горе вам, спешащие на дно.

8 августа 1990
п. Кярово

* * *

Осенний день окутала дремота,
Плывёт листва у самых берегов.
Закат коснулся бритвы горизонта
И окровавил пену облаков.

Да разве только небо окровавил?
Заполыхал, зарделся мир земной.
И сосны, состраданья не скрывая,
Закату вторят кровью смоляной.

Моя пора, погибель золотая!
Ты и меня засыпала собой.
Стою один и молча наблюдаю,
Как ты листвой отряхиваешь боль.

Потом дождями прошлое оплачешь,
Покажешь покаянья глубину.
И безответно, полностью оплатишь
И лето, и далёкую весну.

И даже оправдаться не посмеешь,
Пойдешь босой с залатанной сумой.
А для себя оставишь только мелочь
На саван, приготовленный зимой.

7 августа 1990
п. Кярово

* * *

И так всегда. Под шорох листопада
Несёт листву студеная вода.
И вот уже осенняя прохлада
Готовит землю к зимним холодам.

Застыл октябрь, прощаясь и прощая.
И этой невесёлою порой
Своим нутром повсюду ощущаю
Твоё кровоточащее нутро.

Не уберечь и даже не исправить,
Не понести страданья без вины.
Опомнись, осень, можно ли кровавить
Себя за легкомысленность весны?

Умерь свою карающую совесть,
Не кайся до последнего листа.
Но ты идёшь, идёшь ногой босою
По лезвию изломанного льда.

Иеромонах Роман
6 августа 1990
п. Кярово

* * *

А к сырой земле не прижаться мне:
Мать сыра земля в гари-копоти.
И сижу один меж седых камней
Рядом с гибелью, возле пропасти.
Надо мной кружит одинокий гриф,
Видно, хочет попробовать падали.
Птица черная, проглоти свой хрип.
Скоро-скоро тебя я порадую.

По мне уже прокаркали
Вороны, вороны.
И за спиною шаркает
С косою гостья скорая.

Погляжу вперед – холодеет лоб,
Под моей стопой – воды рваные,
Оглянусь назад, и тотчас озноб:
– Ох ты, гостьюшка нежеланная.
Что-то я хотел, что теперь о том?
И зовет к себе пропасть-хищница,
И хватаю воздух я жадным ртом…
Впрочем, кто пред смертью надышится?

По мне уже прокаркали
Вороны, вороны.
И за спиною шаркает
С косою гостья скорая.

Как могильный крест распластался гриф,
Высоко взлетел, даль окидывая.
Ради падали в небесах парит, –
Высота твоя незавидная.
Облака плывут, в облаках покой,
Над хребтами забылись мечтательно.
Отчего ж, душé, в красоте такой
Ощутил себя мертвечатиной?

По мне уже прокаркали
Вороны, вороны.
И за спиною шаркает
С косою гостья скорая.

Похоронщик мой на валун слетел,
Чуть крылом меня не касается.
За спиной моей набелилась в мел
Ненасытная раскрасавица.
Я за всё своё получил сполна,
И у пропасти взял за правило:
Не глядеть на дно, а испить до дна.
Укрепи меня, Боже Праведный.

Напрасно, знать, прокаркали
Вороны, вороны.
И за спиной не шаркает –
Ушла в другую сторону.

26 июля 1990
п. Кярово – п. Лисьё

* * *

Я пойду по земле, осквернённой обманом,
По росистой траве прямо в облачный дым,
Остужая головушку в горьких туманах,
За собой оставляя пустые следы.

А к полудню роса, как всегда, испарится,
И следы, уходящие вдаль, пропадут.
На рассвете вскричит одинокая птица
И напьется холодной росы на лету.

Я не стану взывать к торопливым прохожим,
Чуждый мир в невесёлых глазах усмотрев.
Вечерами порой тишину потревожит
Светлой грустью своей колокольный напев.

И застанет гроза где-то в поле под стогом,
Засверкает вовсю, загремит в парной день.
И, крестом осенясь, помолчу я пред Богом,
Подставляя лицо леденящей воде.

И промокну насквозь, и отыдет усталость,
И просохну потом от объятий грозы.
Слава Богу, за всё, за блаженную малость:
Солнце видел и я в отраженьи росы.

22 июня 1990 г.
п. Кярово

* * *

Белая ночь приготовила ложе на Псковщине,
Белая ночь соловьям не даёт отдохнуть.
Белая ночь поглядела на луг недокошенный,
Чтоб и самой, разметавшись на травах, уснуть.

Белая ночь воскурила туманами лёгкими,
Клочья тумана, паря, с облаками слились.
Белая ночь отпустила в пределы далёкие
Думушки горькие — стой, созерцай и молись.

Из-за тумана деревья как будто подвешены,
Белая церковь особым напевом звучит.
Всё под луною великим затишьем утешено,
Всё под луною Творца прославляет в ночи.

иеромонах Роман
18 июня 1990
п. Кярово

* * *

Пел соловей, ах, как он пел,
И тишина ему внимала.
Как я хотел, чтоб он допел
О том, что не начать сначала.

А он свистал весь день и ночь,
А он выделывал коленца,
Как будто мне хотел помочь
Хотя б немного отогреться.

И плыл туман живой водой,
Стога, стога в тумане плыли.
И даже звёзды песне той
Небесным отраженьем были.

А воздух травами пропах,
И я стоял в преддверьи рая,
А он трещал в своих кустах,
Людскую славу отвергая.

Я понимал: настанет тишь,
Луна застынет горьким комом.
Ты улетишь и прилетишь,
Но пропоешь уже другому.

Иеромонах Роман
14 июня 1990
п. Кярово

* * *

И коснётся меня боль обмана,
Всё на свете собою затмит.
И откроются старые раны,
И душа зазнобит, зазнобит.

Я не стану искать утешенья,
Зачеркну и друзей, и мечты.
И мои неземные мученья
Не отымет никто, даже ты.

Затворю я певучие ставни
И зажгу восковую свечу,
С этой болью пред Господом встану,
Мытаревы слова прошепчу.

Боже, милостив буди ми, Боже,
Всепрощенье Свое помяни,
В скорбный час, непомерно тревожный,
Чуждый дух от меня отжени.

И отыдет тогда боль обмана,
Будет вечер и светел, и тих.
И закроются старые раны,
Словно ставни на окнах моих.

13 июня 1990
п. Кярово

* * *

И снова я один, как дерево зимой,
Метель кусты сугробами завалит.
Пока ещё дрожит листок последний мой,
Но знаю я: и он меня оставит.

Ну что ж, лети, лети на белый мех,
Быть может, хоть себя от дум избавишь.
Отныне я познал, что ты вернее всех,
Но что мне от того, коль отпадаешь?

Оставит ночь к утру звериные следы
И волчий вой замрёт перед рассветом.
Нет и листа на мне, какие уж плоды,
Душа, как в иней, саваном одета.

И той порой, холодною порой,
Ещё студёней будет от разлуки.
И ты, и ты, и ты уж не со мной,
К кому теперь протягивать мне руки?

Но как бы я ни мёрз, но как бы я ни стыл,
Весенний дух коснется, оживляя.
И отряхну тоску, и новые листы
Зашелестят, отпавших поминая.

Иеромонах Роман
8 июня 1990
п. Кярово

* * *

На чужой сторонушке
Рад своей воронушке.
Сторона постылая,
Всё кругом не так.
Сяду я на бревнышко,
Опустив головушку,
Ну, покаркай, милая,
О родных местах.

Крах, крах – слышу в ответ,
Крах, крах – Родины нет.
О родной стороне
Больше песен не петь,
О родной стороне
Только каркать-хрипеть.
Я в дырявом ватнике.
Сапоги – кирза.
И крыло стервятника
Стегает по глазам.

Выйдя за околицу,
Мать вдогонку молится.
Сколько мною пройдено,
Впрочем, что о том?
Вспоминая давнее,
Слушаю подавленно,
Словно голос Родины,
Голос из кустов.

Каркает воронушка
О моей сторонушке.
Тяжесть несусветная
Пению подстать.
Где ты, детство славное,
Что дало мне главное:
Словеса заветные –
Бог, Россия, мать.

Крах, крах – слышу в ответ,
Крах, крах – Родины нет.
О родной стороне
Больше песен не петь,
О родной стороне
Только каркать-хрипеть.
Я в дырявом ватнике,
Сапоги – кирза,
И крыло стервятника
Закрыло мне глаза.

Май 1990
п. Кярово

* * *

Отошли от меня, отошли от меня до единого,
Говорящие мне… впрочем, что поминать их слова?
И плыву в никуда обречённою, рыхлою льдиною,
Обгоняя в пути торжествующие дерева.

Ледоход, ледоход, наконец-то оковы разрушены,
Замутнели ручьи, полноводней река, что ни день.
И застряну в кустах, чтобы ночью под звёздное крошево,
Схоронясь ото всех, растворяться в холодной воде.

И не станет меня, и река не замедлит движения,
Разольется вовсю, затопляя чужие края.
Одинокий олень, лобызая свое отражение,
На коленях губами коснется души моея.

12 мая 1990
п. Кярово

* * *

Во многом знаньи – многая печаль.
Ветхозаветной мудрости не внемля,
Оставил я свой радостный очаг,
Чтоб оглядеть нерадостную землю.

О, хрупкость человеческого «я»!
Всё с рождества стремится к умиранью.
Познал я ныне бренность бытия
И изнемог от этого познанья.

О горечь запрещённого плода,
Ты сердце отравила ненароком.
Кого винить, когда мои уста
Тебя впитали ароматным соком.

И понял я, что людям не взлететь,
Что мир обволокла иная сила,
И пожелал тогда увидеть смерть,
Но смерть меня тогда не посетила.

И я лежал, взывая в темноте,
В прохожей тени ожидая друга.
…И плюнул кто-то, проклиная темь,
Споткнувшись о протянутую руку.

25 марта 1990
п. Кярово

* * *

Припади, душе́, к Отроковице,
Пред Ея иконой воздохни.
Тобой душа моя живится,
Вонми, не оттолкни.

Пред иконой кроткая лампада
Напояет душу тишиной.
Моя Нечаянная Радость,
Услыши голос мой.

Радуйся, Надеждо безнадежных,
Радуйся, Рожденная сиять.
Тобой да оправдится грешный,
Да оправдаюсь я.

Смотришь молчаливо, без укора,
Благодарно пред Тобой стою.
Покрый пречистым омофором
Святую Русь мою.

Иеромонах Роман
31 июля 1989
п. Кярово

* * *

Наброшу мантию свою,
Свечой лампаду затеплю я
И воздохну, как воспою:
Аллилуйя.

Взывайте к Богу моему,
Уединение целуя.
Свеча разгонит в келье тьму.
Аллилуйя.

Слова святые как печать.
И я шепчу у аналоя:
– Спаситель, зри мою печаль.
Аллилуйя.

Ночная птица за окном
Кричит тревожно, гибель чуя,
Но я твержу, твержу одно:
Аллилуйя.

Душе́ моя, душе моя,
Не возропщи в годину злую.
Да пощадит нас Судия.
Аллилуйя.

31 июля 1989
п. Кярово

* * *

О смерть! Невыносим твой зрак,
Душа мятется в исступленьи,
Предчувствуя кромешный мрак,
И тщетно молит – дай мгновенье.

Увы! Мгновенья не дано.
Последний вздох, последний выдох.
О смерть, кому не суждено
Оставить все свои обиды?

И побрести. Куда, куда?
Навстречу пламени иль стуже?
И велий плач и теснота
Обымут трепетную душу.

И злые бесове, тесня,
Несут грехов рукописанье.
О Боже, сохрани меня,
Дай пред кончиной покаянье.

Когда безжалостной рукой
Смерть не подаст и мне мгновенья,
Пусть «со святыми упокой»
Мне пропоют не в осужденье.

31 июля 1989
п. Кярово

* * *

«Несть свят, яко же Ты,
Господи Боже мой…»
Днесь приступих аз грешный
К Владыце моему.
Не смею взирати,
Токмо молюсь, глаголя:
«Даруй ми, Боже, разум,
Да плачуся дел моих горько».

О человече,
Что спишь, бездумне?
В лености время губишь.
Помысли житие
И обратися
К Богу с покаяньем
И возрыдай
О делех твоих горько.

О Мати Света,
Божия Мати.
В час моея молитвы
Голос услыши мой,
Дьявольской сети
Не предай мене,
На покаянье настави,
Да возрыдаю горько.

«Христос моя сила,
Бог и Господь».
Путь зде лежит широкий,
Угодный творити сласти,
Но горько будет
В той последний день,
Егда от тел
Души разлучатся.
О человече,
Сохранись от си
Царствия ради
Твоего Владыки.

Како не имам
Плакать, рыдая,
Смерть помышляя злую,
Плоти госпожу.
Видев во гробе брата
Моего лежаща,
Что убо чаю
И на что надеюсь?
Токмо подай ми, Боже,
Прежде конца покаянье.

30 июля 1989
п. Кярово

* * *

Что нужно для спасения? Немного.
Блажен, кто в этом малом преуспел,
Чтоб ты, душе́, не забывала Бога
И к людям относилась, как к себе.

Возможно ли сие без покаянья,
Возможно ль покаянье в суете?
Благословим же ныне расстоянье
От близких и неблизких — всех людей.

Я видел: даже псы склоняют главы,
Забыв на время долг собачий свой,
Отыскивая нужные им травы,
Чтоб исцелиться этою травой.

Они уходят молча, воровато,
В леса, поля — подальше от людей,
Чтоб после, появляясь виновато,
В глаза хозяйкам весело глядеть.

Душе моя, и мы на расстояньи
От городов и деревень живём,
Отыскивая травы покаянья
В уединеньи пёсием своём.

Наденет лес ночное одеянье.
Душе моя, нам хорошо вдвоём,
И я благословляю расставанье,
Лобзая одиночество своё.

Иеромонах Роман
28 июля 1989
п. Кярово

* * *

«Приидите, ублажим Иосифа
приснопамятнаго…»

Одеяйся светом, яко ризою,
Наг стояше на судилище,
И в ланиту ударение
Восприят от рук, Создателю.
Беззаконные же людие
Бога славы ко Кресту приби.
И завеса вмиг церковная
Разодрася сверху донизу,
И померче солнце, не терпя
Зрети Бога досаждаема.

Иисусе, Свете истины,
Поклоняемся Страстем Твоим,
Твоему долготерпению.

«…В нощи к Пилату пришедшаго
и Живота всех испросившаго…»

Днесь на древе ви́сит Праведный,
Землю на водах повесивый,
И венцем, венцем от терния
Облагается Господь царей.
В багряницу одевается,
Одеваяй небо облаки.
Принимает заушение
Свободивый человечий род.
Пригвоздися вольной волею,
Прободеся копием Жених.

Иисусе, Свете истины,
Поклоняемся Страстем Твоим,
Твоему долготерпению.

«…Даждь ми Сего Страннаго,
Иже не имать, где Главы подклонити…»

Ныне плачет Церковь Божия,
Жениха во гробе видяще,
Днесь Невесте не утешиться
Словесами утешения.
Возрыдай и ты, душе́ моя,
Осуди себя заранее.
Сам Спаситель по земле ходил,
Не имея где главы склонить,
И в тебе, треокаянная,
Не нашел упокоения.

Иисусе, Свете истины,
Поклоняемся Страстем Твоим,
Твоему долготерпению.

«…Даждь ми Сего Странного,
Егоже ученик лукавый
на смерть предаде…»

Онемела человеча плоть,
Суету не помышляюще.
Где вы, ищущие Истину?
Днесь во гробе полагается.
Правда Божия поругана
Человеческою правдою.
Пеленами повивается
Умерщвленный целованием.
О душе моя, душе моя,
Бегай льстивого лобзания.

Иисусе, Свете истины,
Поклоняемся Страстем Твоим,
Твоему долготерпению.

Иеромонах Роман
22 июля 1989
п. Кярово

* * *

А мне уже стучат, стучат в который раз,
И я в который раз врасплох захвачен.
Молю повременить, не подымая глаз,
Но снова тот же стук — он однозначен.

Прости меня, Царю царей, за то,
Что даром прожил жизнь рождённый даром.
Пришла пора, и тьма покрыла дом,
И келию, и душу, как угаром.

Невыносимый миг — последний в жизни час.
Последний лист берёзы облетелой
Дрожит перед концом, а мне опять стучат.
(Душе моя, того ли восхотела?)

Зловеща темнота, и не дождаться дня,
Душа моя заходится от крика:
— Спаси меня, спаси, Создатель, от меня,
Услыши мя безгласного, Владыко!

О Цвете Чистоты, Скорбящая о нас,
Превысшая небесных воинств высших.
Не оттолкни мене, шепчу повинный аз,
Взыщи мене, Взыскание погибших.

Душе́ моя, благослови Христа,
Мы живы по мольбам Отроковицы.
Забрезжил день, сокрылась темнота
И за окном поют, ликуя, птицы.

21 июля 1989
п. Кярово

* * *

От самого рассвета до рассвета
Шумит вода по лужам и ручьям.
Осенними дождями плачет лето,
Предчувствуя последняя своя.

И я гляжу бездумно и бездушно
На тающие стекла, как во сне.
Темна вода во облацех воздушных,
Черна вода моих прошедших дней.

О воды, вы сомкнулись надо мною,
Закрыли солнце, зазывную даль,
Зависли непроглядною стеною,
Ни неба, ни земли – одна вода.

Хоть это предосеннее смятенье
Отыдет после в дальние края –
Душа моя, душа скорбит смертельно,
Предчувствуя последняя своя.

21 июля 1989
п. Кярово

* * *

Оставив дом, родных, своё наследство,
Покинув мiр в благословенный час,
Афонский инок по веленью сердца
Сложил молитву, плача по ночам.

«Скоро я умру,
И окаянная душа моя
Снидет в тесный мрачный ад.
И там буду один я томиться
И плакать о Господе.
– Где Ты, где Ты, Свет души моей?
Почто оставил меня,
Я не могу жить без Тебя».

Живущий грех нещадно обличая,
Себя он в ад живого ниспослал.
Струились слезы, душу облегчая,
Когда он пред Спасителем взывал.

«Скоро я умру,
И окаянная душа моя
Снидет в тесный мрачный ад.
И там буду один я томиться
И плакать о Господе.
– Где Ты, где Ты, Свет души моей?
Почто оставил меня,
Я не могу жить без Тебя».

Я заучил молитвенные строки,
Простые покаянные слова.
Стою один, совсем не одинокий.
Душе́ моя, жива ли ты? Жива!

Скоро и я умру,
И окаянная душа моя
Снидет в тесный мрачный ад.
И там буду один я томиться
И плакать о Господе.
– Где Ты, где Ты, Свет души моей?
Почто оставил меня,
Я не могу жить без Тебя.

Иеромонах Роман
16 мая 1989
п. Кярово

* * *

Заночую в стогу, по-звериному вырою нору,
От больших городов отбежав далеко-далеко.
Полночь Млечным Путём опояшется, как омофором,
И, луной покадив, наклубит паруса облаков.

Отовсюду плывёт тонкий запах сиреневой пены.
Благодать, благодать, наполняется грудь чистотой.
В изголовьи взобью прошлогоднее слёгшее сено.
Отыщу на прощанье созвездье с Полярной звездой.

О святые часы! Лобызаю отверстую вечность,
Протираю глаза, поразмазав, как в детстве, звезду.
Нет, не хлебом единым живится душа человеча,
Всё Тобою живет, Сотворивый сию красоту.

И забуду тогда, и никто, пожалев, не напомнит
О погоне в ночи, что идёт за моею пятой.
Опрокинутый ковш где-то землю дождями напоит,
Чтобы утром припасть к океану за свежей водой.

И внимает Творцу мир земной с необъятным Небесным,
Ни друзей не видать, ни идущих по следу врагов.
И туман, мой туман, дымовой невесомой завесой
Оградит беглеца от взыскующих душу его.

Дышит вольная ночь. Завтра будет гораздо всё проще.
Разойдётся туман, до росинки своё отслужив.
Соловьями поёт, славя Бога, забытая роща.
И кругом никого, не считая пропащей души.

Иеромонах Роман
15 мая 1989
п. Кярово

* * *

Вижу я себя седым-седым во сне.
Зеркало держу перед собой.
Волосы мои белы-белы, как снег,
А в глазах одна боль, боль, боль.

Впереди меня – хоть глаза коли.
Позади меня – тьма, тьма, тьма!
Очертанья мрачные вдали –
То ли лагеря, то ли дурдома.

Так о чем твоя боль, мой седой двойник?
Иль и ты не так жизнь свою прожил?
Отчего с тоской к зеркалу приник,
Всматриваясь в боль своей-моей души?

Отвечает мне старое лицо.
Чуть слышны слова пересохших губ:
– Хорошо, хоть смог перед концом
На себя взглянуть, лгун, лгун, лгун!

Срамота твоя на твоих стопах,
Пропитался весь до волос!
Вспомни, как ты жил, чем пропах,
А теперь в святых, пёс, пёс, пёс!

Слушаю, бледнея даже во сне,
И не проглотить подступивший ком.
– Зэковскую робу, ту, что на мне,
Наяву наденешь потом.

Замолчал двойник, трёт у виска.
Так же тру и я, говоря в ответ:
– Сапоги носить – мне не привыкать,
А хэбэ и ряса – один черный цвет.

Опустил двойник усталые глаза.
Круглое стекло сотрясает дрожь.
Что хотел сказать – всё сказал.
Так о чем сейчас слёзы молча льешь?

А кругом толпа – некуда упасть.
Сорвана скуфья под хохот и вой.
Рясу отобрали – что ж, ваша власть.
Ну а крест нательный – вместе с головой!

Вижу я себя седым-седым во сне,
Зеркало держу перед собой.
Волосы мои белы-белы, как снег,
А в глазах одна боль, боль, боль!

14 мая 1989
п. Кярово

* * *

В келии лампаду затеплю́,
Положу Псалтырь на аналой.
Господи, Ты видишь, я скорблю,
Господи, услыши голос мой.

Полночь. Ни звезды нет, ни луны.
Птицы затаились, не поют.
Господи, воззвах из глубины,
Просветиши светом тьму мою.

Обступиша мя со всех сторон.
Где Ты, где Ты, Крепосте моя?
Видящие мя бежаша вон,
Ближние далече отстоят.

Пред Тобою, Боже, согреших,
Милосердный Господи, прости!
От моей страдающей души
Своего лица не отврати!

Человеколюбче, укрепи,
Благодатью Духа отогрей.
Долготерпеливе, потерпи
Ради чудной Матери Своей.

Не отрини, Радосте моя,
Разгони стужащих, яко дым.
Нелицеприятный Судия,
Да не внидешь в суд с рабом Твоим.

Если б смертью Своего раба
Ты коснулся чьей-нибудь души,
Жизнь свою, к ногам Твоим припав,
Лептою вдовицы б положил.

Иеромонах Роман
12 мая 1989
п. Кярово

* * *

Звон погребальный. Диакон кадит безучастно.
Старый псаломщик выводит мотивом несложным:
«Кая житейская сладость печали мирской непричастна?
Кая ли слава стоит на земли непреложна?»

Жёлтые руки сжимают свечу восковую,
Словно соломинку держат в надежде спасенья.
Вот и застыли, забыв суету вековую,
Что собирали, ушло во едино мгновенье.

Эти глаза пятаками заботливо скрыты,
Взор неживой запечатан дешёвою медью,
Сколько всего перевидели вы – всё забыто.
Сколько всего для того, чтоб увидеться с смертью!

Спутаны ноги. Всегда ли вы к Правде спешили?
Сжаты уста. Отлюбили свое, отлобзали.
Всё тлен и прах. Вы хозяину верно служили,
Только в последний момент подвели, отказали.

Женщина в чёрном припала к покойнику, стонет.
Хмурят сурово мужчины пропитые лица.
Ваша печаль от могилы пройдет до застолья,
После второй неизвестно куда удалится.

Так и стою я, случайный всему очевидец.
Старый псаломщик вздыхает со мной покаянно:
«Где твое счастье, лежащий во гробе счастливец?
Где твои други, любитель пиров бездыханный?»

Иеромонах Роман
8 мая 1989
п. Кярово

* * *

В эту ночь, в эту ночь не уснуть, не уснуть:
Старый дом, старый дом ходит хо́дором.
Что ж вы, думы мои, заполо́нили грудь,
В голове разгулялись до одури?

Сегодня мне так весело!
Метелит, просто страх.
И в этом мутном месиве
Сижу один впотьмах.
Душа моя заходится,
Хоть впору умирать.
И впереди, как водится,
Просвета не видать.

А в трубе, а в трубе только вой да скулёж.
Кто-то смотрит в затылок убийственно.
Всю-то жизнь, всю-то жизнь я служил тебе, ложь,
Подойдя под конец к этой истине.

На белом свете, кажется,
Ни звука, ни души.
Печаль, как снег, уляжется,
Кружи, метель, кружи!
Под вой да причитания
Гляжу, гляжу во тьму,
И в целом мироздании
Не нужен никому.

Неспроста, неспроста ветер ломится в дверь,
Сотрясая невидимо келию.
Что, душе́, что, душе, нам осталось теперь
Пожинать то, что в юности сеяли.

Открою дверь скрипящую,
Хвачу морозца в грудь
И полночью свистящею
Пойду куда-нибудь.
Куда, куда, не ведая,
Шепча, впадая в раж.
И ты, и ты, мой преданный,
И ты меня предашь.

Вскую, Боже, оставил на радость врагу?
Без Тебя все дороги к погибели.
Без Тебя ни идти, ни стоять не могу,
Точно твердь из-под валенок выбили.

Печаль – тоска повальная,
Ни друга, ни врага.
Готовь мне погребальное,
Полночная пурга.
Мети, такая славная,
Продолжи свой концерт,
Чтоб снегу, словно савану,
Не таять на лице.

Но Тобою, Христе, в поруганье врагу
Оживает и колос подкошенный.
Слава, Боже, Тебе и за эту пургу!
И встаю, до скуфьи запорошенный.

Вернусь обратно в келию
С надеждою в груди.
Кромешное веселие
Теперь уж позади.
Лампадку пред Пречистою
Зажгу, псалмы поя.
И в эту ночь я выстоял
По милости Ея.

4 мая 1989
п. Кярово

* * *

Я нарисую старый дом,
Берёзки, палисадник ветхий,
Огромный вяз (его уж нет),
Отца, глядящего мне вслед,
Окно лобзающие ветки.

Я нарисую старый дом,
Певцов пернатых на скворечне,
Две тонких яблони в саду,
Кусты черёмухи в цвету,
Храм белокаменный, конечно.

Я нарисую старый дом,
Поля с картофельной ботвою,
А вдалеке – холмы и рвы,
Деревья в зелени листвы,
Всё позабытое, живое.

Я нарисую старый дом,
Десну и лес, простор обжитый.
Большеголовое дитя
Сидит на лавочке, свистя
В свою свистульку из ракиты.

Но время не вернуть назад.
И не бежать босым по лужам.
Отец, глядящий мне вослед,
Недавно мною был отпет,
А храм отхожим местом служит!

…Споткнулся, замер карандаш,
Не по своей, наверно, воле.
Гляжу в окно на белый свет –
И дома нет, и храма нет…
Бумага, чистая до боли.

Иеромонах Роман
22 апреля 1989
п. Кярово

* * *

Белый Храм над рекою –
Алавастр чистоты.
Благодатным покоем
Утешают кресты.

Улови мгновенье,
Капли на кустах,
Помолись под пенье
Беззаботных птах.

Ночью звезды пророчат,
Утром росы горят,
И ушедшие молча
С фотографий глядят.

На гранитных плитах
Через мох и грязь
Чту слова молитвы
И пиитов вязь.

До чего же знакома
Безответность в словах:
«Я теперь уже дома,
Ты, прохожий, в гостях».

Не прочтет писатель
Свой нехитрый труд.
Упокой, Создатель,
Зде лежащий люд.

Солнце в каплях играет,
Лик пернатый поёт.
И хожу, выбирая,
Где тут место моё.

И стою порою
Меж сырых кустов…
И меня зароют,
Дай Бог, под Крестом.

Иеромонах Роман
Суббота перед Вербным,
14-22 апреля 1989
п. Кярово

* * *

Евангелист Божественной рукой
Запечатлел о милости Мессии:
«Моляше некий фарисей Его,
Дабы ял с ним, и вшед в дом фарисеов.

И се жена во граде, яже бе
Одна из грешниц, услыхав о Бозе,
Припав к Христу, рыдая о себе,
Начат слезами омывати нозе.

И маза миром, и власы главы
От слез святые нозе отираше,
И, не боясь ни взглядов, ни молвы,
Святые нозе, плача, лобызаше.

И, видев, фарисей рече в себе,
На Господа воззрев лукавым оком:
“Ужель бы стал какой пророк терпеть
Уста блудницы, льнущие к пророку?”

И, отвещав, Христос рече к нему:
– Два должника заимодавцу беста.
Простил пятьсот динарий одному,
Простил другому пятьдесят безмездно.

Отда обоим, с миром отпусти.
Который убо, рцы, возлюбит паче?
И отвещав наш Симон, рассудив:
– Чей вящий долг остался неоплачен.

Рече Господь: – Правы́ твои суды.
(Хоть эта правость Бога осудила.)
Внидох в твой дом, не дал для ног воды,
Сия слезами нозе Ми омыла.

Не дал лобзанья, а сия жена
Стопы лобзаше, не престав ни разу.
И маслом не помазал, а она,
Рыдая, нозе миром Ми помаза.

И потому внимай, глаголю ти:
Простится много возлюбившей много.
Восстани, же́но, Бог тебя простил.
Изыди в мире, любящая Бога…»

…Целую пожелтелые листы,
Святые покаянные страницы.
Душе́ моя, блудница – это ты.
Да даст тебе Господь любовь блудницы!

Иеромонах Роман
14 апреля 1989
п. Кярово

* * *

Поят Пилат Христа и би Его,
И воини, венец от терний сплетши,
Украсили главу Творца веков,
Хламидою, глумясь, покрыли плечи.

И «Радуйся!» глаголаше Ему,
Бияху по ланитома без страха.
Но вопль народа громче этих мук.
– Распни Его! – отвсюду вопияху.

Изыде паки убо вон Пилат,
Глагола им: – Се извожду Его вам,
Да разумев, что Он не виноват,
Измените о Нем свои глаголы.

Изыде Иисус. Венец тернов.
Оплевана багряная препряда.
– Се Человек, – Пилат глагола вновь.
(Се, о Пилат, поруганная Правда.)

Но паки возопил безумный мир,
Воюющий на Бога неустанно:
– Распни Его, распни Его, возьми! –
Вопили те, кто вопиял «Осанна!»

И се́де на судищи в час шестый
На месте, что «Гаввафа» по-еврейски,
Рече Пилат: – Се Царь ваш, Царь Святый.
Царя ли вашего распну злодейски?

Но пред собою Праведника зря,
Игемону рекли архиереи:
– Мы вемы токмо кесаря царя.
Сей враг царю, распни Сего, злодея!

Душе́ моя, отстани далеко
Благонадёжных воплей иудеев.
Цена благонадёжности такой –
Пропятие Христа среди злодеев.

Взирай же, мир, взирай от рода в род
Туда, туда, к судилищу Гаввафы,
Где этот верноподданный народ
Простер благонадёжность до Голгофы!

Так повелось, таков удел чужих:
Им распинать, народы ужасая.
Но предавать – отличие своих.
И предают, не только лобызая.

Евангелие – Книга всех веков,
Одна и та же суть, как и когда-то.
Ушел Пилат и заступил другой,
Чтоб уступить теперешним пилатам.

И тот же мир, безумный тот же мир
На Господа воюет, как и прежде.
И тот же вой: – Распни Его, возьми! –
Вой иудеев, но в иной одежде.

И тот же сонм, архиерейский сонм
И ныне пред пилатами толпится.
И вновь благонадежность налицо.
Душе моя, куда тебе сокрыться?

Куда бежать? Наверно, неспроста
Вынашивал в себе я непрестанно,
Что цепи и темницы за Христа
Дороже мне епископского сана.

15–16 января 1988
с. Родовое

* * *

Пел слепой заученное с детства,
Руки на котомку положив,
И невольно западала в сердце
То ли песня, то ли боль души.

«Плачь всегда, душе́ моя,
Пропадает жизнь твоя.
Боже мой, Боже мой, Боже мой,
Создателю мой».

Облаками покрывая небо,
Ветер над деревьями кружил.
Пел слепой, прося немного хлеба,
Хлеб иной прохожим предложив.

Но прохожий, сытый и безпечный,
Этот хлеб не захотел вкушать.
Пел слепой, и всматривалась в вечность
Зрячая слепецкая душа.

Пел слепой, душа томилась в плаче,
Люди проходили без конца.
Так ли вы, мои родные, зрячи,
Не слепей ли этого слепца?

«Плачь всегда, душе моя,
Пропадает жизнь твоя.
Боже мой, Боже мой, Боже мой,
Создателю мой».

Иеромонах Роман
13 января 1988
с. Родовое

* * *

Теплится лампада, свет свечи весёлый,
Старый инок шепчет, голову клоня.
— Милостивый Боже, я познал глаголы:
«Симоне Ионин, любиши ли Мя?»

Катятся беззвучно слёзы восковые,
Воздыхает старец, всей душой томясь.
Что сказать на эти словеса живые —
«Симоне Ионин, любиши ли Мя?»

Тихо шепчет старец, не подымет взора.
Волны, воды снова надо мной шумят.
— Дай мне покаянье, Рекший без укора:
«Симоне Ионин, любиши ли Мя?»

Молится подвижник, лик и строг, и светел.
Плач коснулся сердца, теплотой щемя.
Оскорбе же Симон, что услышал в третий:
«Симоне Ионин, любиши ли Мя?»

О святый апостол, ты свое паденье
Вон исшед, оплакал, помяну глагол.
Но до самой смерти в петушином пеньи
Слышалось средь ночи: «Аз не вем Его».

Плачет старый инок: — О моя Отрадо!
Мати Пресвятая, я Тебе молю.
Дай сказать от сердца с тем, кто трижды падал:
«Господи, Ты веси, яко Тя люблю».

Теплится лампада, свет свечи весёлый,
Старый инок шепчет, голову клоня.
— Милостивый Боже, я познал глаголы:
«Симоне Ионин, любиши ли Мя?»

Иеромонах Роман
12 января 1988
с. Родовое

* * *

Исчезну я с лица земли,
Оставлю белый свет.
Ликуйте, недруги мои,
Меня уж больше нет.
Но, указуя в гроб перстом,
Не изливайте яд:
И вы исчезнете потом
С лица земли, как я.

Без отпевания зарыт,
Лежу не под крестом.
В могилу кол с фанеркой вбит,
Спасибо и за то.
А на фанерке номерок,
Моё второе «я».
Но, слава Богу, вышел срок
Земного бытия.

И вот теперь один бреду,
Чтоб Господу сказать:
– Спаситель мой, я был в аду,
Пошлёшь ли в ад опять?
Не посрами надежд моих
Перед врагом моим.
Я не искал богов чужих,
Не поклонялся им.

На свете том Тобою жил,
Дышал одним Тобой.
За что и был сынами лжи
Отослан в ад земной.
От всех обетов отступя,
Всё время падал в грех,
Но не отрёкся от Тебя,
Поруганный за всех!

Душа моя перед Тобой,
Живого места нет.
На свете том одну лишь боль
Носил я много лет.
И ныне ранами покрыт
От головы до пят.
Но боле всех кровоточит, –
Что мир отверг Тебя.

Не помяни ж, не помяни ж
Грехов моих в сей час,
Услыши, Господи, услышь
Скорбящую о нас.
И я уже, припав к Тебе,
Не о себе молю, –
Избави от грядущих бед
Святую Русь мою.

Иеромонах Роман
11 января 1988
с. Родовое

* * *

О Всепетая Мати! О Всепетая Мати!

Пред иконой чудною слагаю
Словеса хвалебные сии.
Радуйся, Царице Преблагая,
Презри прегрешения мои.

О Всепетая Мати! О Всепетая Мати!

На кого воззрю аз, недостойный,
И к кому прибегну в скорбный час?
Призываю имя Пресвятое,
Мати Света, не остави нас!

О Всепетая Мати! О Всепетая Мати!

Ад по мне злорадствует кромешный,
Воды, волны надо мной шумят.
Не остави мя, Надеждо грешных.
Призову Тебя, услыши мя.

О Всепетая Мати! О Всепетая Мати!

Питие слезами растворяю,
Пепел, яко хлеб, снедаю аз.
Радуйся, Царице Преблагая,
Только Ты ещё взыскуешь нас.

О Всепетая Мати! О Всепетая Мати!

Вороньё одну беду пророчит,
Ископаша чуждии нам ров.
Только б Ты Гефсиманийской ночью
От Руси не отняла Покров.

О Всепетая Мати! О Всепетая Мати!

О Отроковице, Мати Света,
Нету силы отступленье зреть.
Что ещё просить мне в жизни этой —
Дай мне православным умереть.

О Всепетая Мати! О Всепетая Мати!

4 января 1988
с. Родовое

* * *

Принимай гостей, Москва, хлебом-солию,
Вспомни звание достойное своё.
Звонари, вам начинать богомолие,
Разгоните с куполов вороньё.

Свят, Свят, Свят еси́, Боже,
Богородицею помилуй нас.

Так лети же над землёй, радость велия,
Славу Божию вещают Небеса.
На Святой Руси святое веселие,
Как один поют голоса.

Свят, Свят, Свят еси, Боже,
Богородицею помилуй нас.

Приидите, Православия любители,
Песньми воспоим Родившую нам Свет.
Торжествуйте, храмы и обители,
Нашей Церкви нынче тысяча лет.

Свят, Свят, Свят еси, Боже,
Богородицею помилуй нас.

Веселися о Христе, Русь Крещёная,
Свечи, образа, кресты, куда ни глянь.
Православной верой просвещённая,
Ты еще жива, моя земля?

Свят, Свят, Свят еси, Боже,
Богородицею помилуй нас.

Так красуйся и ликуй, Церковь Русская,
Лик Твой и величествен, и строг.
Вороньё, вам не стерпеть этой музыки.
О языцы, яко с нами Бог.

Свят, Свят, Свят еси, Боже,
Богородицею помилуй нас.

Нынче память всех святых наших сродников,
Днесь вам я с упованием молюсь.
Не оставьте нас, Христовы угодники,
Да не сгинет от безбожия Русь.

Свят, Свят, свят еси, Боже,
Богородицею помилуй нас.

Иеромонах Роман
4 января 1988
с. Родовое

* * *

Я сказал, что где-то
Журавли курлыкают.
Я сказал, что где-то –
Ветер, облака.
Пыльные пустырники
Пахнут повиликою,
И в траве смеётся
Капля василька.

Я сказал, что где-то –
Половодье осени,
Клён собой засыпал
Рыжую траву,
Я сказал, что где-то
Над пустынной росстанью
Показался лунный
Золотой кавун.

Я сказал, что где-то,
С монастырской звонницы,
Звуки православные
Над землёй плывут.
Я сказал, что где-то
Образ Богородицы
Утешает страждущий
Богомольный люд.

Я сказал что где-то
Огоньки колышутся,
Свечи восковые
И кадильный дым.
Я сказал, что где-то –
Край, где вольно дышится,
Край, где всё пропитано
Воздухом святым.

Я сказал, что где-то –
Клобуки и мантии,
Канонарх уверенно
Возглашает стих.
Я сказал, что где-то
Служит Богу братия.
И еще сказал я:
– Я – один из них.

31 декабря 1987
с. Родовое

* * *

Боже мой, Боже мой,
Све́те, Преумная Сило!
Тьмой непростой, несусветною тьмой
Полночь мой дом полонила.

А за порогом не видно ни зги,
Воет полночная вьюга.
Душу мою обступиша враги,
Слышится хохот и ругань.

За окном смех и стон,
То ли зверьё, то ли люди.
Юность моя могильным крестом
Видится мне в этой мути.

Слышатся мне за порогом слова,
Голос недобрый, нездешний:
– Аще и правый спасется едва,
Где же ты явишься, грешный?

Царь Небес и земли,
Слове Живый, Безначальный,
Духом Своим Святым исцели
Душу мою от печали.

Сердце мое смятеся от зла,
Ближнии сташа далече,
Аз же смирихся постом до зела,
Боже мой, Боже Превечный.

Боже мой, Боже мой,
Свете, Преумная Сило.
Тьмой непростой, несусветною тьмой
Полночь мой дом полонила.

29 декабря 1987
с. Родовое

* * *

Полночью, лунной полночью
Шорохи в саду, старом саду.
Речка застыла безпомощно,
В прорубь глядит на звезду.

Руки деревья подняли
В праздничных кружевах.
Служится служба Господняя,
Слышите эти слова?

Христос рождается, славите,
Христос с небес, срящите,
Христос на земли, возноситеся,
Пойте Господеви вся земля!

И отражает деревце
Светлые часы пред Рождеством.
Ветка со мной поделится
Белым своим торжеством.

Светом исполнясь внутренним,
Светится Млечный мост.
Правит святую утреню
Хор православных звезд.

Христос рождается, славите,
Христос с небес, срящите,
Христос на земли, возноситеся,
Пойте Господеви, вся земля!

Иеромонах Роман
25 декабря 1987
с. Родовое

* * *

Гора Голгофа. Вижу три креста.
(Замри, душе́, доколе окаянна?)
А посреди – распятого Христа.
У ног – Святая Дева с Иоанном.

И тот, что слева, над Христом глумясь,
В своих неправдах Бога обвиняя,
Сказал, с богоубийцами сроднясь:
– Коль Ты – Христос, спаси Себе и наю.

Но тот, что справа, запретил ему:
– Или твоя душа Творца не знает?
За наше зло нам мало этих мук,
А Этот же, скажи, за что страдает?

О бывший тать, о нынешний святой,
Всё зло свое перечеркнул немногим:
Перед безумной воющей толпой
Ты исповедал Страждущего – Богом.

О ты, который с Господом терпел,
О покаяньем вырванный из ада!
Одна лишь правда ожила в тебе:
Что полон был ты всяческой неправды.

И в этот миг, последний крестный миг,
Ты оправдал поруганного Бога,
И капля правды, перевесив мiр,
Ввела под своды райского чертога.

О Боже мой, распятый, как злодей,
Тебе, Тебе с Отцем и Духом Слава!
Своим Крестом Ты разделил людей
На тех, кто слева, и на тех, кто справа.

Гора Голгофа, Пасхи колыбель,
Шепчу одно неверными устами:
— Душе моя, помысли о себе,
Душе моя, душе, куда мы станем?

О Мати Света, не остави нас,
Взыщи мене, Единая Отрадо.
Да оживет во мне хоть в смертный час
Разбойничья спасительная правда.

Иеромонах Роман
25 декабря 1987
с. Родовое

Песнопение «Гора Голгофа…»

* * *

Это песня пленённых, гонимых врагом,
Преисполнена горя и стона.
На река́х Вавилонских, тамо седохом и плакахом,
Внегда помянути нам Сиона.

И рыдают сидящие у чужих берегов:
– Путь, которым ведут, как ты страшен!
И в молчаньи на вербиих посреде его
Обе́сихом орга́ны наша.

Но отчаянье пленных не радует глаз,
И чтоб путь этот был интересней,
Вопросиша ны тамо пленшии нас
О словесе́х песней.

О ведущие в плен, о служители тьмы,
Что глумитесь над болью людей?
Како воспоем песнь Господню мы,
Находясь на земли чужде́й?

Мы молитвою к Богу боль утолим,
И в чужих необжитых краях
Аще забуду тебе, Иерусалим,
Забвена буди десница моя!

О ведущие в плен, притупите мечи,
Богу нашему мы и без вас воспоём.
Окаянная дочь, вавилонская дщи,
Да воздастся тебе воздаянье твоё.

Так возьми же органы, пленённый народ,
Зазвучи, серебро, под руками.
Вавилонская дочь, наш Господь разобьёт
Младенцы твоя о камень.

Это песня пленённых, гонимых врагом,
Преисполнена горя и стона.
На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом,
Внегда помянути нам Сиона.

24 декабря 1987
с. Родовое

* * *

Земля от света повернёт во тьму,
И ветер северный изменится на южный.
Я ничего с собою не возьму,
И потому мне ничего не нужно.

Что было прежде, будет и потом,
Что было сотворённым – сотворится.
Сегодня смех, веселья полон дом,
А завтра всплачет тот, кто веселится.

В моря из рек текут потоки вод,
Чтоб облаками возвратиться в реки.
Приходит род, и вновь проходит род,
И только Ты господствуешь вовеки.

Восходит солнце и зайдёт опять,
Чтоб воссиять по-новому над тьмою.
Мне ничего не страшно потерять,
Будь только Ты, Царю царей, со мною.

Всему под небесами свой черёд,
Своя пора и время всякой вещи.
Блажен, кто эту истину поймёт,
Но преблаженнее — обретший вечность.

Людская память – вешняя вода,
Она умрет, как город осаждённый.
Блажен, кто никого не осуждал,
Но преблажен за Правду осуждённый.

Безумию под солнцем нет конца,
И мир на Бога возвеличил слово.
Восстала тварь на своего Творца,
И это тоже на земле не ново.

Нечестию живущих нет границ,
И люди жить и умирать устали.
О семя любодеев и блудниц,
Когда б вы знали, на Кого восстали!

Не возноситесь, Судия воздаст,
И это будет бедствием из бедствий.
Святы твои слова, Екклесиаст:
«Всё, что без Бога, – суета суетствий!»

Но верю я, что Истина Сама
Вовек восторжествует над землёю.
И будет свет, и посрамится тьма,
И сокрушится всяк, творящий злое!

Иеромонах Роман
1987
г. Печоры

* * *

Что ты спишь, восстань, душе́ моя,
Иль самой себя не вынести?
Так открой Псалтырь Давидову
И покайся Судие.
  «Боже, Боже мой, помилуй мя
По велицей Твоей милости
И по множеству щедрот очисть
Беззаконие мое».

Вспомнил жизнь свою прошедшую –
Нерождённым позавидовал.
Отойдите, воды бурные,
Убегай, душе, от злых.
Дай же, Господи, душе моей
Покаяние Давидово,
По молитвам Богородицы,
По молитвам всех святых.

Открываю книгу старую,
Покрываю плечи мантией
И словами покаянными
Пред иконами молюсь:
  «В беззакониях зачался я,
Во грехах рожден я матерью,
Окропиши мя, очищуся,
Паче снега убелюсь!»

Велика ты, скорбь Давидова,
Велико и утешение.
Ты покаялся пред Господом,
И тебя Господь простил.
  «Сердце чисто сотвори во мне,
Боже моего спасения,
Отврати лице от грех моих,
От мене не отврати».

иеромонах Роман
1987
г. Печоры

* * *

Много думал я о судьбе своей,
Только думы всё невеселые.
Вот иду один, вороньё кружит
Над деревьями да над сёлами.

Что раскаркались, раскричалися,
Иль вещаете тьму кромешную?
Что, душе́ моя, так печалишься
И о чем твоя боль сердешная?

Люди добрые, с миром к вам пришёл.
Чем вы дышите, как спасаемся?
Жив ли в вас Господь, живы ли душой?
Как мы молимся, как мы каемся?

Что поют у вас, православный люд:
Песни рабские иль господские?
Родники у вас, как и раньше, бьют?
Иль хлебаете воду скотскую?

Режет уши мне неродной мотив.
Ритмы чуждые, где вы взяли их?
Кто сады свои под топор пустил,
Тот питается от плодов чужих.

Я сыграл бы вам, если б только смог,
Но напевы те вам негожие,
И в чужой земле, как сказал пророк,
Никому не петь песни Божии!

На мои слова раздается скрип,
И выходит хозяин взъерошенный,
Издает свой хрип сквозь собачий хрип:
– Ты, наверно, пьян, гость непрошеный!

Родники твои мы засыпали,
И святым твоим мы не молимся,
И твой хлеб жевать – зубы выпали,
Потому блевотиной кормимся.

Пусть в грехах живу, пусть грехом пропах.
Что за радость тому, кто молится?
Хоть из лужи пьем, но зато в котлах
Никогда мясцо не выводится!

От воды иной наш народ отвык,
И не нужно нам вод иных!
Даже если есть твой живой родник,
Кто пойдет к нему от котлов мясных?

Забирай свой мир, убирайся прочь,
Проходимцев я разных видывал.
О живой воде – нищете пророчь.
Да помогут нам наши идолы!

И услышал я тот же самый скрип,
Те же самые крычут вороны.
А вдогонку мне тот же самый хрип,
Тот же самый лай стража чёрного.

Сторона моя, лик ужасен твой,
Припади к Христу с плачем, грешница!
Чужеземец я на земле родной
И рыдаю я, не утешиться.

Так оставь, душе́, думы вздорные,
Видно, мной еще мало пройдено.
Мысли чёрные, люди чёрные,
Птицы чёрные по-над Родиной.

1987
с. Родовое

* * *

Благорастворение возду́хов,
Благодать под небом, благодать.
Лунная ущербная краюха
Выплыла просторы оглядать.

Старая накидка греет плечи,
Молча за околицей стою.
Что ж вы, думы, в этот чудный вечер
Душу растревожили мою?

Предо мною дальняя дорога –
Перекрёсток – быть или не быть?
Есть ли мне призвание от Бога
От юродства горькую испить?

Может, скоро, как в забытом детстве,
Растворюсь в тебе, Святая Русь.
И, оставив суету суетствий,
В белую рубаху облекусь.

Буду я пресыщенному люду
Языком полынным говорить,
На углах, на площадях – повсюду
Ересь и безбожие клеймить.

Обличать налево и направо,
Тыча пальцем в силуэты тел.
– Сыны лжи и дочери неправды,
Что худого вы нашли в Христе?

Слушайте, у правды нет секретов,
Не смотрите, что сошел с ума.
Срезанный цветок не любит Света,
Потому вам так приятна тьма!

Ваша жизнь – греховная услада,
Грех скрывает жало в темноте.
Если б в вас была хоть капля правды,
Вы б познали истину в Христе!

Старая накидка греет плечи,
Молча за околицей стою.
Что ж вы, думы, в этот чудный вечер
Душу растревожили мою?

Иеромонах Роман
1987
с. Родовое

* * *

Пресвятая Богородице,
Всем скорбящим Утешение.
Ты избави землю Рускую
От напасти и погибели,
Церковь нашу Православную
Сохрани от всяких ересей,
Архипастырям и пастырям
Даруй, Дево, дерзновение,
Чтоб могли со всею стойкостью,
Ради правды Православия,
Обличать сынов погибели
И дела отца их – дьявола.

Пресвятая Богородице!
Ты Покровом покрываеши
Русь мою многострадальную,
Русь мою многораспятую…
О Владычице Державная,
Херувимов Пречестнейшая,
Мати Господа Всевышнего,
Погибающим Взыскание!
Умоли за землю Рускую
Сына Своего Сладчайшего,
Да воздаст Он нам по милости,
Не по нашему неверию.

Вижу – тучи собираются,
Слышу – вороньё раскаркалось.
Только б Ты нас не оставила
В час великий испытания.
О Заступнице Усердная,
Даруй грешным покаяние,
Мне же, о Благословенная,
Даруй благо наивысшее:
Жить, как Сын Твой заповедовал,
Боль людскую за свою считать.

Иеромонах Роман
1987
с. Родовое

* * *

Станем пред Царицею Небесною
В скорби неутешные своей.
Радуйся, Невесто Неневестная,
Радуйтесь, молящиеся Ей.

Радуйся, нам радость Подающая,
Верных благодатью осияй.
Никого еще к Тебе грядущего
Не отвергла, Радосте моя.

Радуйся, Земле обетования,
Слышишь, как Тебе народ поет?
Радуйся, погибшим всем Взыскание,
Радуйся, Взыскание мое.

Радуйся, Владычице Державная!
Церковь Православная, взыграй.
Радуйся, Надеждо православная,
Не остави мой погибший край.

Слушая акафистное пение,
Вспомнил, чем дышал и как я жил…
Радуйся, души моей Спасение,
Да не получу, что заслужил.

Чем Тебя я, Госпоже, порадую,
Видишь, как изъязвлена душа?
Странно ли, что я отвержен Правдою,
Коль всю жизнь неправдою дышал!

Гибельные тропы поздно понял я,
Кайся ж, о душе́, себя виня!
Ждет меня утроба преисподняя,
Если Ты не вымолишь меня.

Бьётся осуждённое в груди моей.
Вот я пред Тобою весь стою.
Радуйся, Звездо Незаходимая,
Просветиши Сыном тьму мою.

Будь благословенна, Милосердная!
Даже если мне гореть в огне,
Радуйся, Заступнице Усердная,
За Свои молитвы обо мне.

1987
г. Печоры

* * *

Оглядывая прожитую жизнь,
Все чаще ухожу в уединенье.
Канон молебный на исход души –
Мое излюбленное чтенье.

Подобно каплям дождевым,
Проходят дни мои безследно,
Уже помалу исчезают…
Владычице, спаси мене.
Да не исчезну аз в огне.

Благоутробием Твоим,
Щедротами Твоими, Мати,
Помощницей необоримой
В ужасный час предстани ми.
Вонми мольбе моей, вонми.

Содержит ныне страх велик
Мою болезненную душу,
Внегда изыти ей от тела,
Пречистая, утеши ю.
Не вспомни молодость мою.

Смиренным грешникам Покров,
Покрый меня, моя Надеждо.
Бесовския руки избави:
Уже как пси теснят меня.
На склоне жизненного дня.

Се время помощи Твоей,
Се, Пресвятая Дево, время,
О немже, день и нощь припáдах,
Моляхся тепле пред Тобой.
Воззри на мя, утиши боль.

Угас словесный мой орган,
Язык змеи навеки связан.
Молю Тя в сердце сокрушенном:
Заступнице, спаси, спаси!
Взываю из последних сил.

О Мати Господа Христа,
От высоты премногой Славы
Мое стенание услыши
И руку помощи подай.
Да не изыду в мрачный край.

Не отврати Своих щедрот,
Не затвори Свою утробу,
Предстани ныне ми, Благая,
И помяни в час судный мя.
Скорбит душа моя, томясь.

Иеромонах Роман
1987
с. Родовое

* * *

Окутывает ночь дороги мраком,
Хотя недавно было так светло.
А я уже хочу молчать и плакать,
Устав от суеты ненужных слов.
Растаяла во тьме живая зелень
И превратилась в черное пятно.
Спустилась ночь, спустилась ночь на землю
И смотрит торжествующе в окно.

Луну закрыли облачные клочья,
Плывут, плывут, глядят в свою же тень.
А я уже хочу молиться ночью,
Перебирая чётки в темноте.
Зажгу свечу и мантию наброшу,
Лампаду пред иконой затеплю.
– Измый меня от беззаконий, Боже,
И я Тебя вовек благословлю.

О тишина, о чистота святая,
Горит свеча и разгоняет тьму.
В моей утробе сердце воском тает,
Прильпе язык гортани моему.
А за окном великое затишье,
Дрожит из-за клоков созвездий сыпь.
И эту ночь нам даровал Всевышний
Как лучшие молебные часы.

Душé моя, не устрашайся ночи,
Зажги свечу и просто помолчи.
Язык огня, как и язык пророчий, –
Чем гуще тьма, тем он светлей в ночи.
Окутывает ночь дороги мраком,
Хотя недавно было так светло.
А я уже хочу молчать и плакать,
Устав от суеты ненужных слов.

иеромонах Роман
15 августа 1987
с. Родовое

* * *

Матушка Добрынюшке наказывала,
Государыня Добрынюшке наговаривала:
– Ой ты, сын мой любезный, свет Дементьевич,
Что повесил, кручинясь, буйну голову?
Ты бы взял в свои ручки белые
Гусли звонкие, сладкогласные.
Стал бы петь да потряхивать кудрями,
Да меня потешать, матерь старую.

Матушке Добрынюшка наказывал,
Государыне Добрынюшка наговаривал:
– Ты прости, государыня-матушка,
Не поётся мне, не играется,
Не пощипывать мне струн серебряных,
Не потряхивать весело кудрями.
Я вчера скакал по Святой Руси,
Я стрелой летел ниже облака,
На высоком холме свой раскинул шатёр —
Поглядеть орлом землю Рускую.
Поглядел вокруг и на землю пал,
И лежал, как труп, на сырой земле,
Об одном просил, об одном молил:
– Расступись, земля, приюти меня!
Видел я на Руси оскудение,
Видел мерзость кругом запустения,
Церкви белые осквернённые,
Басурманами разорённые,
Басурмане те не из тартара,
А своих кровей, лыком шитые.
И любой холоп, шут гороховый
Над рабами Христовыми тешится.
Сатана восстал на Святую Русь,
Понаставил бесовские капища,
Поклоняются люди идолам,
Как один спешат на позорища.
Стар и мал равны, все с ума сошли,
Отреклись от Бога, безумные,
Православную веру забросили
И живут, жуют, будто вечные.
Отдают детей обучать уму,
Обучают их жить без Господа.
А князья одну думку думают:
Как без Бога им мiром правити.
Скоморохам житьё – лучше некуда,
Приосанилось племя вертлявое,
Позабыли напевы родимые,
И гудят гудцы непотребное.
Из заморских стран едут нехристи
И с собой везут нравы срамные.
Всем заморским Русь заполо́нили,
Так что духу нет православного.
То, что срамом слыло, стало славою,
То, что славою было – оплевано.
А князья одну думку думают:
Как без Бога им мiром правити.
Эх, князья, князья, доля горькая,
Вам придется жать то, что сеете.

Матушка Добрынюшке наказывала,
Государыня Добрынюшке наговаривала:
– Ох и глупый ты, сын, свет Дементьевич,
Не набрался, поди, уму-разуму.
Не пришла еще ночка тёмная,
Ночка тёмная, тьма кромешная.
Есть еще на земле сыны рускiе,
Православную веру хранящие.
Сколько мучеников, исповедников
Пред Престолом стоят Вседержителя,
День и ночь умоляют с Пречистою
О родной стороне, об Отечестве.
И пока в Церквах Божиих молятся,
Панихиду не правь по Святой Руси.
Матушка Добрынюшке наказывала,
Государыня Добрынюшке наговаривала.

Иеромонах Роман
15 августа 1987
с. Родовое

* * *

Это знают все наверняка,
Как во времена поры земной
Наш Сладчайший Иисус, взалкав,
Подошёл к смоковнице одной.
Не найдя среди листвы плода,
Таковое слово Он изрек:
– Да не вкусит больше никогда
От тебя плодов никто вовек.

Горы, падите на меня!
Слышишь приговор, душе́ моя?
Видно, рождено для огня
Проклятое дерево – я.

Дерево покрылось желтизной,
Показало наготу свою.
О душе, в смоковнице сухой
Нашу наготу я узнаю.
Только с нас гораздо больший спрос:
Мы с тобой лишь для добра сухи.
За безплодность осудил Христос,
Как Он нас осудит за грехи?

О душе, оставим прежний нрав,
Сколько раз сходили мы с Креста?
Заповеди Божии поправ,
Оставляли алчущим Христа.
Для чего забыли смертный час
И не проливаем горьких слёз?
Иль насытит оправданьем нас
Нами не насыщенный Христос?

иеромонах Роман
август 1987
с. Родовое

* * *

У меня мечта велия,
С каждым днём сильней:
Сделаю себе я келию
И закроюсь в ней.
Ржавый гвоздь удержит мантию
И епитрахиль.
Помолюсь пред Божией Матерью,
Попишу стихи.

Келия моя ветхая,
Чётки на стене.
Радада зеленой веткою
Просится ко мне.
Выйду за водою полночью
К горнему ключу.
Воротясь, надену поручи,
Помолюсь чуть-чуть.

Тишина вокруг велия,
Тишина внутри.
О моя пустынная келия,
Ты мой Третий Рим.
Отойдите, чуждые странники—
Помыслы, слова.
Пусть душа живет в празднике
Одиночества.

Келия моя тесная,
Сквозняки от дыр.
За порогом темень известная,
За порогом – мiр.
Помоги вам Господи, братие,
Подвизаясь там,
По мольбам Всепетой Матери
Возлюбить Христа.

Догнивает мiр в гордости,
Суета сует.
Все быстрей, быстрей к пропасти
Человечий род.
Что ж вы, ослепясь, ищете
Своего конца?
Он гораздо ближе, слышите,
Чем вам кажется!

О душе́ моя, о душе,
Не забудь Христа.
Не страшись упасть в будущем,
А страшись не встать.
Ну а если, бесов радуя,
Попадёшь в беду,
Поревнуй упасть, падая,
Головой к Христу.

У меня мечта велия,
С каждым днём сильней:
Сделаю себе я келию
И закроюсь в ней.
Келия моя бедная,
Ничего в ней нет.
За окном хребты белые
Смотрят в белый свет.

Иеромонах Роман
31 июля 1987
с. Родовое

* * *

Ликует Рим в языческом весельи,
Заполнены трибуны неспроста.
Выводят на арену Колизея
Служителей распятого Христа.

Патриции, изяществом блистая,
Не драли горло в непотребном «бис»,
Не тыкали в страдающих перстами:
Достойно опускали пальцы вниз.

Наверное, большое наслажденье
Испытывал народ от этих встреч.
И тех, кто обречён на усеченье,
Согласно знаку, поядает меч.

О воины, почто забыта слава!
Вчера герои, нынче палачи.
Всех потешая зрелищем кровавым,
О беззащитных тупите мечи.

И вновь ведут на новое мученье
Того, кто стар и кто кричаще юн.
И всех приговоренных на съеденье
По одному бросают ко зверью.

Но тихий отрок, сам идя на муки,
Перекрестился, слыша грозный рык,
Прижал к груди крестообразно руки,
На небо поднял просветленный лик…

И царь зверей, подняв завесу пыли,
Раскинулся, рыча, у детских ног.
И, точно гром, трибуны возгласили:
– Велик и славен христианский Бог!

Блаженны вы, невинные страдальцы,
Молитесь Богу день и ночь за нас.
Наверняка опущенные пальцы
Готовит нам уже грядущий час.

Святая Русь, Расеюшка, Расея,
Сидишь над вавилонскою рекой,
А впереди – застенки колизеев,
До них осталось нам подать рукой.

Когда, душе́, придет пора мучений
И призовет тебя Господь на крест,
Любители кровавых развлечений,
Благословляю ваш безмолвный жест.

Да укрепит тебя, душе, Всевышний,
Когда настанет наш с тобою срок.
Одно бы только нам тогда услышать:
– Велик и славен христианский Бог!

Ликует Рим в языческом весельи,
Заполнены трибуны неспроста.
Выводят на арену Колизея
Служителей Воскресшего Христа.

Иеромонах Роман
17 июля 1987
г. Печоры

* * *

Пост с молитвой сердце отогреет.
Над землёю колокольный звон.
Преподобне отче наш Андрее,
Горько читаю твой святой канон.

Что, душе́, откуда плакать станем
О прошедших окаянных днях?
Возопий и сердцем, и устами:
– Боже, помилуй, не отринь меня!

О Адаме, первый человече,
Пал в раю и плакал без конца.
Плачь, душе, и ты стоишь далече
От своего Владыки и Творца.

О душе, доколе окаянна?
Уподобясь Еве, впала в грех.
Принеси же ныне покаянье
Господу Богу и Владыке всех.

Был изгна́н достойно из Эдема
За одну лишь заповедь Адам.
О душе, с тобою будем где мы,
Всё преступая многие года?

О душе, на что твоя надежда?
Пост и плач оружием возьми.
Облеклась в раздрáнные одежды,
В те, что исткал советом древний змий.

О душе, конец уж недалече,
Воспряни́, при две́рех Судия.
Нам с тобою оправдаться нечем,
Что ж ты мятешься, о душе моя?!

Надо мной опять сомкнулись воды,
Жизнь проходит, как кадильный дым.
Был Иосиф братиею продан,
Ты же, душе, продалася злым.

Устрелён стрелой прелюбодейства,
Пал Давид, но покаяньем встал.
Ты ж, душе, жила лукаво с детства,
Делала злое, позабыв Христа.

О душе, душе моя, восстани,
Близ конец, и не имеешь слёз.
Воззови и сердцем, и устами,
Да пощадит тя Иисус Христос!

Припаду к Нескверной Голубице,
Весь в грехах к Пречистой припаду.
Не оставь, Всепетая Царице,
Зришь нашу скорбь и нашу беду.

О Андрее, отче преблаженне,
Пастырь Критский, я тебе пою.
Да избегнут новых прегрешений
Чтущии верно память твою.

Иеромонах Роман
24 марта 1987
г. Печоры

* * *

Слава Богу, снова я один,
Снова я лампадку затеплю.
Суету оставив позади,
Господу молитву пролию.

В эту ночь в сиянии луны
Хорошо тебе, душе, одной
Воззывать к Нему из глубины:
— Господи, услыши голос мой.

За окном морозится январь,
Млечный Путь без края и конца.
Всякое дыхание и тварь
Славит, славит своего Творца.

Стёкла в украшениях резных,
Замер под сугробами погост.
На верхушке стынущей сосны
Птицами таится стайка звёзд.

Сосны клонят головы свои,
Совершая воздеянье рук,
И перебирают в забытьи
Чётки ледяные на ветру.

И земля, не зная суеты,
Дышит чистотою голубой.
Дерева, дороги и кусты –
Все кругом исполнено Тобой.

Служит Богу весь подлунный мiр,
Тихий лес над спящею рекой.
О места, забытые людьми,
Лобызаю дивный ваш покой.

Всё внимает Богу не дыша.
Господи, дела Твои святы.
Что ж ты плачешь, глупая душа,
Иль и ты коснулась Чистоты?

Слава Богу, снова я один,
Снова я лампадку затеплю.
Суету оставив позади,
Господу молитву пролию.

Иеромонах Роман
16 марта 1987
с. Родовое

* * *

В этот час, полночный час
Заунывной вьюги,
Отойдите от меня,
Недруги и други.

То ль метель метёт в ночи,
То ли воют волки.
Ни лампады, ни свечи,
И в душе – потёмки.

Горе мне, о горе мне,
Горе мне великое.

Ни дороги, ни следа,
Край людьми заброшен.
Потопиша мя вода,
До души внидоша.

Ветер в стёкла сыплет соль,
Что так расходился?
И, царапая лицо,
Каюсь, что родился.

Горе мне, о горе мне,
Горе мне великое.

Во́ды, воды надо мной,
До души внидоша.
И шепчу под волчий вой:
— Пощади мя, Боже!

Ночь совсем с ума сошла,
Вьюжит, вьюжит, вьюжит.
Серых певчих наняла,
Панихиду служит.

Горе мне, о горе мне,
Горе мне великое.

Не назвать тоску мою
Вовсе беспричинной.
Понял я, по ком поют
Погребальным чином.

Ветер вновь под волчий вой
В стёкла соль швыряет,
А меня, хоть я живой,
Вьюга отпевает.

Горе мне, о горе мне,
Горе мне великое.

Что, душе́, плохи дела?
Нет в тебе просвета.
Хорошо же ты жила,
Коль живой отпета.

Так давай под этот вой
Слезы лить потоком:
Заслужили мы с тобой
Волчий хор — и только.

Горе мне, о горе мне,
Горе мне великое.

Но уже не так темно
И в душе, и в келье.
Посмотрел я на окно –
Кончилось веселье.

От мороза вензеля
В свете проступают.
Мы отпеты, а земля
Нас не принимает.

Горе мне, о горе мне,
Горе мне великое.

15–16 февраля 1987
с. Родовое

* * *

Всё на земле для нас живущих
Творцом сотворено не зря.
О, посмотри, оратор лгущий,
На эти краски октября.

Зарю кленовую встречая,
Покров снимаю с головы.
И кто же может, не печалясь,
Стоять у гибнущей листвы?

Ах, кто же этот искуситель,
Что вам наделал столько зла?
Куда, куда же вы летите,
Отпав навеки от Ствола?

Не Он ли вас растил с любовью,
От всех напастей ограждал?
Не Он ли вас питал Собою
И ничего взамен не ждал?

А вы… Неужто в самом деле
Забыты добрые дела?
Ведь жили вы и зеленели,
Пока питались от Ствола.

Но эти гибельные краски
Добились всё же своего,
И вы отпали без опаски
(Ах, если б знали, от Кого!).

И вами преданные клёны
Глядят, куда вас гонит вихрь.
О, верность листьев незелёных,
Да не погубишь дней моих!

И это гордое паренье
В октябрьской мёртвой синеве —
Ах, это все-таки паденье
И смерть на неживой траве.

Куда вы, гибельные чада,
По чьей оторваны вине?
Преступная свобода падать,
Да не отыщешься во мне!

Всё на земле для нас живущих
Творцом сотворено не зря.
О, посмотри, оратор лгущий,
На эти краски октября.

Январь 1987
с. Родовое

* * *

Бом, бом, бом – утро растревожено,
Бом, бом, бом – глушит птичий гвалт.
Бом, бом, бом – спешите в Храмы Божии,
Бом, бом, бом – пока ещё, пока ещё звонят.

Русь Святая зовёт,
Звон плывет, как встарь.
Русь Святая живёт,
Пока звонит звонарь.

Бом, бом, бом – где ж вы, сыны рускiе,
Бом, бом, бом – почто забыли Мать?
Бом, бом, бом – не вы ль под эту музыку
Шли парадным шагом умирать?!

Шли вы за Отечество без выстрела единого
И под пулемётами выравнивали ряд…
…Выклевали птицы очи вам, родимые,
Павшие за Веру, за Царя.

иеромонах Роман
1985
г. Печоры

* * *

Раскрою я Псалтырь святую,
Свечой лампаду затеплю́,
Наброшу мантию худую,
С Давидом вместе воспою:

— Господи, Господь наш,
Яко чудно Имя Твое.

В окно глядит не наглядится
В морозном ободе луна,
На пожелтелые страницы
Ливает чистый свет она.

Царю царей, Одежда нищих,
Ты миру дал на помощь Мать.
Её, Взыскание погибших, —
Быть может, и меня взыскать.

Душа подстреленною птицей,
Как жизнь, впивает словеса.
И воском от свечи струится
В ладонь горячая слеза.

На каждой «славе» бью поклоны
За тех, кто друг и недруг мне,
А на душе светло, покойно,
Как этой ночью при луне.

Никто молитвы не отымет,
Лишь только зазвучит Псалтырь.
Горит крестами золотыми
Псково-Печерский монастырь.

1985
г. Печоры

* * *

Отложим попечение,
Покаяния пора наста́.
Послушаем, братие, пение
Дней Великого поста.

«Да исправится молитва моя,
Яко кадило пред Тобою,
Воздеяние руку моею,
Жертва вечерняя».

Пела братия простая,
Как в обители поют.
И мелодия святая
Утешала скорбный люд.

Вздохи слышатся и стоны:
– Боже, не оставь меня!
И юродивый поклоны
Бьет, веригами звеня.

– Эту скорбь не измерить, –
Тяжко сетуют басы.
– Покаяния отверзи ми двери, –
Горько плачет блудный сын.

А звонарь знаменитый
Навевает звоном грусть.
Разве ты была убита,
О моя Святая Русь?

«Да исправится молитва моя,
Яко кадило пред Тобою,
Воздеяние руку моею,
Жертва вечерняя».

Иеромонах Роман
27 января 1985
г. Печоры

* * *

Что, Адам, сидишь ты против Рая
Птицей обречённою в сетях?
И, на место чудное взирая,
Руки простираешь, как дитя.
— Ра́ю, мой Раю́,
Раю, мой Раю.

Птицы забились в гнёзда,
Мир в этот миг не дышал.
Плачь же, пока не поздно,
Вместе с Адамом, душа:
— Раю, мой Раю,
Раю, мой Раю.

Всё живое, тем словам внимая,
Плакало, Адам, вместе с тобой.
О душе́ унылая и злая,
Если б ты постигла эту боль!
— Раю, мой Раю,
Раю, мой Раю.

Ныне на что надеюсь?
Весь уж в геенне горю!
На небо взирать не смею,
Только Адаму вторю:
— Раю, мой Раю,
Раю, мой Раю.

Ангеле, Хранитель, не отрини!
Что склоняешь скорбную главу?
Иль меня Господь из Книги жизни
Вычеркнул, как сорную траву?
— Раю, мой Раю,
Раю, мой Раю.

Слёзы, струясь потоком,
Смойте всю скверну с меня!
Не был в аду потопа,
Видно, рождён для огня!
— Раю, мой Раю,
Раю, мой Раю.

Иеромонах Роман
24 января 1985
г. Печоры

* * *

Когда пойду на суд душой,
Прошу я всех усиленно:
В могилу, занятую мной,
Забейте кол осиновый.

Что заслужил, то получил.
Что пользы в отпевании,
Когда и часу я не жил
В любви и покаянии?

Носил одежды чернеца,
Имея норов аховский,
Неправде не было конца
Под одеяньем ангельским.

Не вспомнится такого дня,
Прожитого по-Божьему.
Прости ж, мой Ангеле, меня,
За всё мое хорошее!

Друзья мои! Молю в слезах,
Составьте надпись частную:
«Здесь похоронен лжемонах.
Увы ему, несчастному!

Он был второй Искариот,
Обеты не исполнивший.
Ему награда, всяк поймёт,
В утробе преисподнейшей…»

Спаси вас Господи, друзья!
Вы всё прекрасно поняли.
И надпись, под которой я,
С любовию исполнили.

Мной ваша преданность по гроб
Навеки в сердце впишется,
И от осиновых чащоб
Она мне эхом слышится.

Без вас мне будет нелегко
Тащиться тьмой кромешною…
Но видя, как вы прёте кол,
Я умирать помешкаю.

Вгоните в угол топоры,
Опять прошу усиленно.
Пусть зеленеет до поры
Мой памятник осиновый.

Иеромонах Роман
1983
с. Дуброво, Смоленщина

* * *

Всё моя молитва превозможет,
Если к Богу припаду, любя.
Только не остави меня, Боже,
Так, как оставляю я Тебя.

Боже мой! Во мне — ни капли правды!
Весь я — ложь, от головы до пят!
Сколько раз, о, сколько раз я падал!
Сколько раз я предавал Тебя!

Помышленьем, языком и делом —
Всем, чем только можно, согрешал.
Что, душе́, того ли восхотела?
Кайся ж, окаянная душа!

Плачь, душе, уже пора приспела.
О безумье, ты рождаешь смерть!
Свою душу променял на тело,
Тело ж уготовал че́рвям в снедь…

Знаю, что простишь мои неправды.
Вот я весь стою перед Тобой.
Для любви нет никакой преграды,
Потому что Сам Господь — Любовь.

Ради нас одет был в багряницу,
Ради нас распят, как человек.
Мытаря, разбойника, блудницу —
Никого Ты, Боже, не отверг.

Всех простил, на древе умирая,
Праведник за грешных умирал.
Господи, с Тобой не надо рая,
Тесный ад с Тобою мне, как рай.

Плачь, душе, в содеянном покайся,
Сокрушайся, об одном мечтай:
Если уж за нас Христос распялся —
Нам ли не распяться за Христа?

Молит сердце, молит Твоей чаши.
Не отринь же Своего раба.
Кто даст смерть вместо Тебя, Сладчайший?
Иисусе, я вместо Тебя…

Дай испить мне за Тебя мученья,
Только укрепи и призови.
…Тает сердце туком всесожженья
В пламени Божественной любви.

Иеромонах Роман
26 мая 1982
Псково-Печерский монастырь

* * *

Прибит на Крест моей неправдой,
Чем оправдаюсь пред Тобой?
Моя поруганная Радость,
Моя распятая Любовь!

В Твоей любви спасенье чаю,
Молясь, прошу только о том,
Чтоб жизнь минутою молчанья
Прошла перед Твоим Крестом.

А на Распятье непрестанно
Глядит Превысшая Небес
И со скорбящим Иоанном
Сораспинается Тебе.

И я стою, свидетель третий,
Повесив на плечо клобук.
Звонарь вещает, аки петел,
Мою порочную судьбу.

И проклял я своё лукавство,
В котором с колыбели рос.
Душé моя, душе, покайся,
Да пощадит тебя Христос!

О Боже мой, я весь — проказа!
Целуя Твой кровавый пот,
Гвоздиные целуя язвы,
Рыдаю горько, аки Пётр.

Иеромонах Роман
23 мая 1982
Псково-Печерский монастырь