Архиепископ Никон (Рождественский). Христиане ли мы?

Вместо очередных дневников на темы по вопросам о текущих явлениях церковной, общественной и государственной жизни, хочу побеседовать с читателями на более тревожную тему: христиане ли мы? Ряд бесед на эту тему был предложен мною в доме одной почтенной ревнительницы Православной Церкви в Петербурге (слава Богу, еще есть такие и в маловерном Петербурге); сущность их и предлагаю здесь, хотя эти размышления уже и изданы мною в виде книжки под названием: «Где же наше христианство?»

I

Боюсь судить других, потому что боюсь суда для себя самого. Но не для того, чтобы судить, не для того, чтобы искать и карать виновных, а для того, чтобы все могли видеть воочию причину тех бедствий, какие обуревают нашу несчастную Русь, для того, чтоб услышали, наконец, те, кто еще имеет уши слышать, вот для чего наш пастырский долг властно повелевает нам, пастырям, беспощадно обличать зло, говорить Божию правду не только малым сим, но и сильным земли. Я уже слышу голос современных книжников и фарисеев: «Вот еще явился пророк-обличитель! Кто дал тебе на это право?» Слышу, но не смущаюсь: если мы, епископы, будем молчать, то от кого услышат истину люди Божии? Нам заповедано: настой, запрети, умоли (2 Тим. 4:2), и мы должны это делать, как бы ни было слово наше горько, а вот те книжники и фарисеи, о коих я упомянул, те представители печати, которые самочинно, не будучи призваны, пишут обличения по адресу власть имущих – вот они-то и суть настоящие самозванцы.

Итак, смотрю я вокруг, и сердце сжимается болью. Страна наша величается православною, следовательно – в самом чистом значении слова – христианскою, а где оно – наше христианство? Куда ни посмотришь – самое настоящее язычество! Какому богу не служит теперь русский человек? Один – золотому тельцу, другой – чреву, третий – своему ненасытному «я». Простой народ пьянствует, полуобразованный – безбожничает, якобы «интеллигент» мудрит без конца. Вси уклонишася, вси непотребни быша! (Рим. 3:12). Ложь въелась до мозга костей в людей, которых хотели бы видеть «лучшими». В нашей «Государственной Думе» с пафосом рассуждают об отмене смертной казни для тех извергов рода человеческого, которые беспощадно убивают невинных детей, издеваются, бесчестят даже трупы несчастных девушек и всем этим похваляются, потеряв не только образ человеческий, но и скотский. Вот об этих адских выходцах у наших «законников» нежная забота, для них, видите ли, надо отменить смертную казнь: пусть себе сидят в теплом казенном помещении и едят народный хлеб, пока не убегут, чтоб дорезывать других. Ну а вот если один член сей человеколюбивой Думы оскорбит словом, только одним, невежливым словом другого – на казнь его, на смертную казнь!!! Ведь что такое поединок, как не смертная казнь одного из участников поединка? Что это, как не дикая расправа? Где же законы? Где человеколюбие? Где, наконец, то христианство, во имя коего эти лицемеры хотят отменить смертную казнь для злодеев? Кто решится назвать таких господ христианами? Не позор ли для Церкви считать их своими членами?

Вот – члены высшего государственного учреждения. Идет речь: когда назначить заседание? И назначают в самый канун Сретения Господня в 8 с половиной часов вечера. Духовенство протестует. «А почему же нельзя? Ах, мы забыли». Скажите: что это – христиане? Это – православные? Они и великих праздников Господних не помнят: до того ли им, чтоб помнить средние или в честь святых Божиих?

Впрочем – помнят: Новый год, это – величайший у них праздник. Почему? Конечно, потому, что в полночь на этот день они совершают возлияние тому богу, коему служат с особым усердием всю свою жизнь. Скажите: христиане это?

II

Под праздник идет в театре кощунственная пьеса. Со страхом верующий помышляет: сохрани Бог – за такое кощунство обрушится театр и похоронит несчастных зрителей, которые привели сюда – увы! – даже деток своих. А зрители благодушествуют, участвуют в кощунстве. Опять скажите: да неужели можно назвать их христианами?

Скажут: зачем же разрешают?

Нет, скажи мне ты, именующий себя православным: зачем ты-то идешь в театр? Не столь виновен тот, кто соблазняет тебя: он делает свое дело – потеряв совесть, он наживает себе деньги; начальство не препятствует ему в том, ибо полагает, что ты – не дитя и тебя ведь никто не тащит в театр насильно, чего доброго, пожалуй, ты еще будешь роптать, если запретить театр, хотя и следовало бы запретить. Но я спрашиваю тебя: где твоя-то совесть, если ты христианин? Да разве христиане не могут, если только захотят, сделать все театры пустыми? Стоит им только твердо сказать: «не пойдем!», и театры опустеют. Но театры полны: где же христианство?

То же – с печатью. Жалуемся, что задушила нас грязная, порнографическая литература, что отравляет нас иудейско-масонская печать. Кто же виноват? Иудеи и масоны, опять скажу, делают свое дело – отравляют нас, подрываются под самые основы нашего государства, нашей Церкви. Но, господа, ведь, они не могут же навязывать нам своих книжек, своих газет насильно; ведь можем же мы с негодованием отвращаться от этой отравы: кто же виноват, что мы отравляемся? Кто же мешает православным русским людям согласиться в руки не брать ни одного иудейского листка, не подписываться ни на одну вредную газету? Ведь если бы мы в самом деле дорожили святынями православия, если бы ревновали о славе имени Христова, то не посмел бы ни один враг христианства проникнуть в нашу среду, ни один листок, ни одна газета не нашла бы себе читателя среди нас. Но этого нет; безбожная литература свободно гуляет не только среди легкомысленной молодежи, но и среди людей степенных, пожилых, которым, казалось бы, если они христиане, было и грешно, и стыдно брать в руки такую дрянь. Иудейские газеты распространяются сотнями тысяч экземпляров, безбожные книжонки выдерживают по нескольку изданий, их читают, создают около себя губительную атмосферу мысли, задыхаются в ней и жалуются еще: жить тяжело! Дышать нечем!.. Да и поделом: оставили источник воды живой – благодатной, учение Христа Спасителя и Его Церкви, отравляетесь мутью всяческих лжеучений, становитесь бессознательно язычниками в своем миросозерцании: кто же виноват? Где ваше христианство? Пойдем дальше.

III

Кому неизвестно, чем отличились наши учебные заведения – средние и высшие – в последние годы? Кто там учит? Много ли там оказалось педагогов-христиан, твердых, крепких в вере, готовых на все ради Христа? Увы, если и были немногие, то им пришлось перенести чуть ли не мученичество от сведенной с ума молодежи. А где ж были родители учащихся? Почему они не заступились? Да странно было и говорить о таком заступничестве: вот именно родители-то, в огромном большинстве, и оказались на стороне развратителей их детей, они-то и травили немногих наставников, не преклонивших колена пред современным Ваалом безбожия и безначалия. Что ж, ужели можно назвать таких отцов и матерей – увы! – были и матери в числе сих травителей! Неужели, говорю, можно, не оскорбляя христианства, назвать их христианами?! До чего мы дошли! До какого позора пред всем миром христианским!..

Но и этого мало: мало было развращения средней и высшей школы. Оно спустилось и в низшую – народную. И сюда направились толпы ни во что не верующих, никаких авторитетов не признающих, учителей и учительниц, чтоб развращать души малых сих, младенцев в вере – детей народа. С изумлением смотрел народ на то, что творится в его школах. Ко мне лично приходили простые мужички и плакали, рассказывая о том, что возмущало их душу. Наши протесты, протесты даже повыше нас стоящих иерархов Церкви Христовой, оставались без последствий. Приходилось одно: учить добрых крестьян забастовкам против таких учителей и учительниц, которые губили их детей. Это средство иногда действовало: учителей переводили, только переводили, а не удаляли совсем из народной школы. Зараза переносилась в другое место. А если не удаляли, то крестьяне, выведенные из терпения открытою пропагандою учителей, (бывали случаи) сами расправлялись – секли негодных учителей. Знаю два случая с учительницами и могу сказать, что это средство оказывалось действительнее забастовки, ибо учительницы те улетучились в другую губернию. Так вот что творилось – а кто поручится, что и теперь не творится? – в нашей народной школе. Немного переменилось с того времени и теперь. Еще в январе месяце пришлось читать официальное донесение священника, законоучителя земской школы, о том, что учитель дал ему пощечину – ни за что, ни про что. Еще писал мне один уездный отец наблюдатель, как один почтенный г. становой пристав на именинном обеде поднял земского учителя за густую его шевелюру во время тоста за Государя Императора и продержал в стоячем положении, пока пели «многая лета», потому что сей земский учитель не изволил добровольно встать во время тоста, показавшегося ему «несимпатичным». Да, еще много и теперь – о, как много таких педагогов по селам и деревням Русской земли!

Вот в Москве в конце лета нынешнего 1910 года собирается большой съезд деятелей по народному образованию. Что-то не слышно, пригласят ли на него деятелей наших церковных школ. А таких школ на Руси побольше 4000, с 2 миллионами учащихся: казалось бы, стоило оказать внимание нашим деятелям, следовало бы выслушать их авторитетный голос. Но церковной школы для этого съезда будто не существует вовсе.

Так вот и судите, и решите: в христианской ли земле мы живем? А ведь если бы мы были христиане, то просто не допустили бы у себя ничего подобного. Раз учитель (где бы то ни было – в средней или низшей школе) безбожник и мы это знаем, то ни одно дитя не пойдет в такую школу! Пусть г. учитель сидит без учеников! А учебному начальству – требование, именно требование, а не просьба – сменить безбожника-анархиста! Но, увы, я уже выше сказал: такому-то учителю везде и поддержка. Так как же смеем мы называть себя христианами?!

IV

В нашем законодательстве тоже не все здорово, не все строится по началам христианства. Возьмем хотя бы ту же народную школу. В последнее время много говорят о решении думской комиссии по народному образованию передать все церковные школы в ведение Министерства Народного Просвещения. Во имя и ради чего? Говорят: надобно объединить все школы в одном специальном ведомстве. Так, но почему же начинают не с того конца? Почему ни слова не говорят об изъятии школ из всех других ведомств, ни малейшего прикосновения к воспитанию души народной не имеющих, – ну, хотя бы железнодорожного? Почему хотят отнять народные школы именно у Церкви-матери? Почему именно эти школы хотят извести измором – не давая на их строительные нужды ни гроша, всячески сокращая на них кредиты, а главное – клевеща на них без зазрения совести? Ведь, чего-чего не говорят, чего не печатают о них! И слабы-то они, и «духовно-сословны», и народ-то к ним «безучастлив», и духовенство-то ничего не делает, и прочие безумные глаголы. Но ведь все это – самая бессовестная ложь! Ведь этого доказать никто не может! Но нашим «законодателям» дела нет до правды: им нужно, во что бы то ни стало, вырвать из рук духовенства это могучее средство воздействия на народ, лишить духовенство возможности воспитывать народ в духе Церкви, в заветах родной старины, поставить их «под педагогический надзор» и земства, и якобы Министерства, на самом же деле – гг. Родичевых, Милюковых и кого-то еще похуже. Эти господа уже позаботятся наполнить школы родными им по духу учителями, в роде тех, о коих я только что говорил. Ведь они всею душою ненавидят Церковь Христову, они стремятся к ее разрушению, к вытравлению заветов Христовых из народной души: Министерство тут – только ширма одна, а в земстве у них всюду есть свои люди, которые сумеют свое дело сделать незаметно, постепенно, вливая яд каплю по капле, захватывая душу народную во исполнение завета гг. Писарева, Чернышевского и комп., заповедавших еще полсотни лет тому назад: «поймать таракана». И особенно возмутительно то, что ведь эти радетели народного образования, ставящие «конфессиональность после интенсивной грамотности, арифметики, маленькой географии и маленькой истории родной страны» – последнее, конечно, с устранением всякого упоминания о том, что составляет душу нашей истории, ее жизненный нерв, – все эти господа ведь именуют себя христианами, да еще – поди – едва ли не самыми идеальными христианами! Один из них ухитрился недавно с кафедры Государственного Совета бросить мне обвинение в атеизме за то, что по вопросу о свободе совести я в своей записке высказался в смысле недопущения полной свободы проповеди для сектантов и раскольников и вообще для иноверцев, ибо совесть раскольника иногда требует Царя называть антихристом, а Церковь вавилонскою блудницею. Вот каковы эти гг. «христиане»! Вот каковы наши «лучшие люди», избранники якобы народа, наши законодатели! Они смеют прикрываться именем христиан, будучи на деле толстовцами! Толстовщина так глубоко пустила корни в нашу Государственную Думу, что, кажется уже получила право гражданства во многих законах. Самое главное зло – это новый принцип: быть милосерднее Самого Господа Бога к нераскаянным преступникам. Разве не из этого принципа вырос законопроект, например, об «условном» осуждении? Человек сделал преступление, и не думает раскаиваться в нем, а его уже прощают. Не говорите мне, что это не прощение, а условное осуждение: останется безнаказанным лишь тогда, если-де не повторит преступления, – он проще поймет, что «первая вина прощается». Благо, такая пословица есть. Но пословица имеет не юридический, а нравственный смысл, она подразумевает раскаяние. Но и этого мало нашим толстовцам: они поднимают вопрос об отмене смертной казни. Господа! Да примите же во внимание, что нынешние преступники нередко сами себя казнят, но не каются – кончают самоубийством, но не открывают тайных пружин своего злодеяния. Хотя бы поставили вы условием, если приносит искреннее раскаяние, смертная казнь-де заменяется гражданской смертью, так или иначе. Если вы веруете в вечную правду Божию, то не идите же ей наперекор! Господь простил разбойника на кресте только одного – покаявшегося. Да и то – простил, рай обещал, а от креста не освободил. И сам покаявшийся разбойник о снятии со креста не просил, он покорно умер на кресте. Господь пошлет грешников на страшном суде Своем в муки вечные, правда, не им, а диаволу и аггелам его уготованныя, а все же внимайте, как грозен будет суд Его на грешников. Так ужели вы хотите быть милосерднее Его – воплощенного милосердия? Но с сими господами говорить бесполезно: разве они говорят искренно? Они ведь только закрываются лоскутками, вырванными из Евангелия, а в целом его не хотят читать, что им до Христова учения? Им бы только смутить совесть в простых верующих: разве это – христиане?..

V

В так называемом «большом свете» у людей, считающих себя образованными, просвещенными, теперь завелся обычай устраивать балы и вечера под праздники. В церквах идет всенощное, а у них съезжаются гости на бал. Молодежь танцует, проще говоря – пляшет в те святые часы, в которые православные хвалят имя Господне. И идет бал до 5–6 часов утра, вот так всенощная! И спят во время литургии, проплясав всенощную. С болью сердца пишу эти строки: знаю лично таких, даже православных, даже – хотелось бы сказать – благочестивых, но вот подите же, и у этих верующих душ недостает мужества восстать против такого богохульного обычая! Знаю таких, которые стараются, для очищения совести, отстоять пред своим балом коротенькую всенощную, понуждают себя, легши в постель в 5 час. утра, встать в 9, чтобы по требованию православной совести быть и у обедни: воистину подвиг, но – разумный ли? Нужен ли он? Ведь это пусть мне простят эти добрые христиане, это – служение двум господам, а не подвиг. Это мученичество не ради Христа, а ради мира и князя его (Ин. 16:11). И тем оно грешнее, что детки-то таких подвижников уже не в силах нести подобный подвиг: они после бала спокойно спят до полудня, и в храме Божием их не видно, и святых впечатлений их души не переживают, и растут они, бедные, вне церковных благодатных веяний. О, хоть бы их-то пожалели!..

Но мир беспощадно суров в своих требованиях. Еще борются в своей совести люди старые, воспитанные под благотворными веяниями доброго старого времени; а помоложе, а полиберальнее – уже со спокойной совестью меняют богослужение на бал, Христа на Велиара.

Зараза идет глубже и дальше. Сатана в лице своих слуг становится все наглее; и не удивительно: ни откуда ему отпора нет, даже верующие стыдятся открыто стать на сторону Христа, отчего же ему не командовать над неверующими? Ведь это – его союзники, они сами рады идти ему на службу. И вот он командует (беру прямо факт) в прошлом году, в самый праздник Входа Господня во Иерусалим, или Вербное воскресенье, в некоторых высших учебных заведениях в Петербурге были экзамены. Не чернилами, горькими слезами писала мне одна благочестивая мать, что ее детей заставили профессора пойти в этот день на экзамен, но идти надо, иначе в другой класс не переведут. Вот к чему ведет наше равнодушие, наша теплопрохладность в вопросах веры! Я уже не говорю об открытых врагах веры, об этих безбожниках-профессорах: христиане ли они? Вероятно, они сочли бы подобный вопрос оскорблением: «отстань-де ты со своим христианством-то», – нет, я спрашиваю вот этих родителей, которые сами идут и детей ведут на бал в вечер субботний, свитающие во едину от суббот (часы священные! часы всемирной радости!): станьте в совести своей пред лицом Божиим, воззрите в благоговении на святое Христово Евангелие, на тот крест, который орошен Его пречистою кровью за грехи наши, вы, именующие себя христианами, вы, не желающие отрекаться от сего святейшего звания, скажите мне: христиане ли вы? Не бойтесь сознаться в том, в чем обличит вас совесть ваша, не оправдывайте себя, не допускайте и мысли оправдания: суд Божий – не суд человеческий, а вы стоите на суде Божием! Верьте, что как только вы изречете над собою приговор, вы почувствует в себе прилив мужества: вы тут же дадите себе слово никогда больше не посещать ни театра, ни бала накануне праздников; вы почувствуете в себе силы не только сдержать свое слово, но и привить себе благодатную привычку бывать в эти часы в храме Божием, а затем (таково свойство духовной жизни) – затем вы ощутите в себе потребность и непреодолимое влечение слушаться совести, в которой будет говорить ваш Ангел-Хранитель, слушаться Христа, поручившего дело вашего спасения Церкви, а следовательно, слушаться матери-Церкви. А раз вы обратитесь к сей благодатной матери – она укажет вам путь духовного обновления, откроет пред вашими очами иной мир, мир, дотоле, может быть, вам еще неведомый, и начнется иная, не только разумная, но и достойная богоподобного существа жизнь. Так, – кто знает? – может быть, совершится Божией благодатью переворот, начавшись с отречения от мирского обычая, и из этого отречения, этого малого некоего подвига во имя Христово и силою Христовою (опытом теперь видите, что и сего малого дела без Его помощи вы не в силах сделать), произрастет велие древо – ваш внутренний человек в вас воскреснет, станет расти, над вами откроется духовное небо, и вы ощутите в себе зачатки того царствия, которое, по слову Христову, внутрь нас есть.

VI

Есть порок, о котором мы, пастыри, как-то стесняемся много говорить: думается, что у всякого совесть есть, что она, совесть, не молчит же, обличает этот порок, что есть у людей стыд, который, естественно, побуждает людей укрывать его от посторонних глаз: не довольно ли этого? Но, может быть, именно в силу такого нашего излишне снисходительного суждения, порок этот растет, постепенно заглушает чувство стыда, а затем заставляет молчать и совесть. Порок становится обычным явлением жизни, на него привыкают смотреть как на что-то простительное, как на слабость: ведь «все», – ну, не все, но почти все – им заражены, ведь это – личное дело каждого, за кем греха не водится?.. И мы закрываем глаза, боимся делать даже намек согрешающему брату. Даже мы, пастыри, знаем этот порок, но будто не замечаем его. Вы знаете, о чем я говорю: это – похоть плоти во всех ее проявлениях! Высшие сановники, руководители юношества, гг. ученые профессора, представители искусства и литературы, промышленности и торговли, простые ремесленники, прислуга, солдаты, извозчики – да кто не повинен, в той или иной степени, в этом грехе? Простой деревенский люд грешит естественно: блудит, прелюбодействует, грех грехом еще называет, а городской обыватель греха уже не хочет знать: чем выше стоит он на лестнице общественного положения, тем меньше тревожит его совесть: одни меняют себе жен и наложниц чуть не каждый год, другие отбивают их друг у друга, богачи не стыдятся иметь по нескольку «содержанок», даже богатые дамы «содержат» молодых людей для разврата. Спросите духовников: – они обязаны строго хранить тайну исповеди, отнюдь не называть имена кающихся, не указывать мест, где творился грех, но свои общие наблюдения за нравами могут высказать; спросите их, и вы услышите такие жалобы, такие стоны души, и именно по поводу вот этих тяжких плотских грехов, что страшно становится за человечество, и невольно приходит на память страшный приговор неумолимого суда Божия на допотопных грешников: и воззрел Господь на род человеческий, и увидел, что люди стали плотью. Все погрязли в грехе плоти, все стремятся служить плоти, только плоти. И в наше время много ли избранников благодати, не осквернивших себя похотью плоти хотя бы только в мыслях, в пожеланиях?.. Где они, эти во плоти ангелы? Один почтенный старец-духовник говорил мне, что он каждый раз после исповеди целые сутки не может себя успокоить душою, страшно страдая за исповедников. Приходится слышать о таких грехах, о таких мерзостях, каких и не могло себе представить его воображение. Человек не только уподобляется скотам несмысленным, но и превосходит их. И что особенно страшно: зараза идет с молодежи, которую мы привыкли называть нашею надеждой. Молодежь до того распустилась, что большинство ее физически истощено, заражено омерзительными болезнями, открыто ходят в дома свиданий, устраивают тайные общества «огарков»; распутство растет, печатный станок дает ему обильную пищу. Полюбуйтесь вот, какие выходят теперь книжки, – вот, например, объявленьице из большой петербургской газеты, считающейся едва ли не самою порядочною газетой и читаемой всеми высоко поставленными лицами: «В вихре наслаждений!!! Записки массажистки. Пикантные рассказы из интимной жизни современного Парижа. Книга рисует в ярких красках картину полового извращения во всех видах». Вы скажете: да ведь это – учебник разврата, распутства, это – Бог знает, какая мерзость!!. Да, все это правда. И все это разрешается, во имя свободы печати!! Ужас берет, когда подумаешь: если это возможно и допустимо, то что же не допустимо?.. Разве одно только: нельзя безнаказанно бранить премьер-министра? Но, кажется, и это иногда допускается. А уж богохульство-то является самым заурядным явлением. Так скажите же ради Бога: ужели можно нашу страну назвать христианскою, а нас – христианами? Воистину, имя Божие хулится чрез нас у каких-нибудь язычников – детей природы, и они, указывая на нас, говорят: «Где же светлый Бог вот у этих православных?»

VII

Смотрю я на мир промышленный. Купцы, ремесленники, фабричные. Как в котле, кипит их жизнь. У каждого своя забота, своя работа. Одних гонит нужда, потребность насущного хлеба, других – корысть, жажда богатства. Но у всех – одно на уме: деньги. И те и другие в своих заботах, в своей суете не знают меры и границ. Богатому хочется быть еще богаче, и не удовлетворится он, аще и весь мир приобрящет; бедному труженику хочется, чтоб сыта была его семья, чтобы была она всем довольна, чтоб дети не нуждались так, как нуждается отец; а затем – отец мечтает отложить копеечку на черный день, а там – доставить себе удовольствие. И все, говорю, сводится к тому же знаменателю – деньгам. Многие ли помнят, зачем они живут на свете? А превратившись в духовном отношении в какие-то машины, и те и другие забыли, что они не животные, не машины, что есть вечная жизнь, для которой эта временная есть только некая школа, преддверье, один миг. Все это возвестил нам наш Спаситель и не только возвестил, но и трогательно зовет туда, в эту блаженную вечность, зовет, и руку простирает, и помощь обещает, да и все препятствия устраняет с пути. Знает Он, Всеведущий и Милосердый, что и хлеб нам насущный нужен, и говорит: просите, и дастся вам; молитесь: Отче наш, хлеб наш насущный даждь нам днесь, и будете услышаны. Но ищите, прежде всего, царствия Божия и правды его и сия вся – все, что вам потребно, без чего жить не можете на земле, – все будет вам дано в придачу к тому единому на потребу – царствию Божию. Казалось бы, что еще нужно христианину? Чего ему недостает? Опыт показывает, что Христос Спаситель верен слову Своему: чудо умножения хлебов совершается Им на наших глазах постоянно. Посмотрите на бедняка, трудящегося не ради прибытка, а ради исполнения заповеди Божией, трудящегося и от своих трудов праведных ради Бога с ближним делящегося: нет у него ни капиталов, ни богатств, но зато с ним всегда милость Божия, он всегда сыт и доволен, и семья его видимо Богом благословляется: дети его радуют ученьем и поведением, выходят в люди и готовят ему спокойную старость. Казалось бы, для тех, кто считает себя христианином, в ком не погас еще луч веры, такой пример – лучшее побуждение к подражанию, к ободрению унывающего духа, а для тех, кого Бог наделил излишком, – какой простор жить для Бога и ближнего! Сколько можно сделать добра! Как можно украсить, сделать поистине счастливою счастьем ближнего свою жизнь! Ведь нет легче заповеди о милосердии, и нет добродетели, которая так скоро и так могущественно могла бы преображать наше сердце, делая его милующим, как добродетель милосердия. Господь и на страшном суде Своем будет судить именно по этой добродетели, и потому-то и будет сей суд столь строг, а грешник на нем столь безответен, что добродетель милосердия так свойственна сердцу человеческому, так сродна ему, мила, любезна и доступна, как никакая другая. Вы, еще не отрекшиеся Христа, еще именующие себя Его святым именем, вы, христиане! Останьтесь хоть на минуту наедине с самими собою, загляните, при свете Христова учения, в свою совесть… не бойтесь, люди не увидят вас, ради Бога не лицемерьте: ведь Бога не обманешь; если верите еще в Бога, то вот и скажите себе перед Богом всю правду о самих себе: христиане ли вы? Не на словах, а по совести, на деле скажите, не обманывая самих себя. Христианин ли ты, поденный труженик, не знающий для себя отдыха в беспрерывной почти работе! Подумай: отчего так унывает твой дух? Откуда эта по временам такая безысходная тоска? Отчего не спорится у тебя и работа? Не покладаешь ты, кажется, рук, а дело у тебя будто уходит из-под рук. Я не говорю о тех несчастных, которые заливают свое горе вином; я к тебе обращаюсь, честный труженик: чего недостает тебе для полного счастья? Знаю, ты скажешь: средств к жизни мало, недостаток одолел. Так, но в том-то и дело, что ты сам не видишь, почему как будто нет Божия благословения на твоем труде. Я помогу тебе решить этот вопрос, если ты только в Бога веруешь, если в совести своей лукавить не будешь. Прежде всего, спроси самого себя: так ли ты трудишься, как Бог заповедал? Не для того ли только, чтоб побольше денег достать да семью прокормить? Ты скажешь мне: а то для чего ж? Друг мой, если хочешь, чтоб на твоем труде почивало Божие благословение, то надо трудиться во исполнение Божией заповеди, а не ради корысти: заповедано нам: в поте лица твоего снеси хлеб твой (Быт.3:19) – это первое. Если ты это постоянно себе повторяешь, если говоришь себе: «Бог велел мне трудиться, потому и тружусь», то ты – Божий послушник и в своем труде Божие дело творишь, а не житейское только, для Божия царствия трудишься, а не для хлеба только насущного. Второе: надобно помнить всегда, что без Божией помощи мы ничего не сможем сделать: Без Мене, говорит Христос, не можете творити ничесоже (Ин.15:5). А чтоб помощь сия пришла к тебе, надо и, приступая к труду, и продолжая его, и кончая, Богу молиться. Скажи мне: вот стоишь ты за станком, руки твои работают, а ум твой чем занят? Кто мешает тебе, хоть от времени до времени, ум свой к Богу с молитвою обращать, краткую молитовку творить? Пусть никто не видит этой внутренней сердечной твоей молитвы, а Бог-то все видит, все слышит и невидимо благословит твой труд. И будет твой труд Богу угодным деланием во славу святого имени Его, и почиет на нем Божие благословение, и легко будет тебе трудиться, и во всем будет тебе добрый успех. Есть еще и третье средство привлекать себе Божие благословение: это – надо с Богом делиться от трудов своих праведных. Положи себе за правило: отлагать с каждого рубля на первое время по копеечке на добрые дела: Богу на свечечку, нищему или бедняку на помощь, сироткам на хлеб, на рубашечку. Не нуждается Бог в нашем содействии Ему: силен Он и без нас голодных напитать, сироток пристроить, одеть и обуть; но Он хочет и нас делать участниками Своих благодеяний людям; Он хочет являть Свои милости – чрез нас, дабы сделать нас Своими верными слугами, Своими поверенными здесь на земле: не великое ли это счастье? Поделись же с Богом своею трудовою копеечкой. Беден ты, много дать не можешь, а вот эту-то Божью копеечку непременно Богу отдай: поверь, она вернется к тебе целым рублем! У Бога уж такой закон: Он ни у кого в долгу никогда не остается. Не велика сумма копейка, а смотришь, Ангел Божий счет подведет, и щедро Господь тебе за все отплатит. Надо же, надо, брат мой возлюбленный, понуждать себя к исполнению хотя бы вот таких не трудных заповедей, как заповедь о милосердии. Ведь без этого душа наша мертва – не живет тою жизнью, к какой призвал нас Господь. Что же в том удивительного, что мы и не знаем этой жизни, не знает наше сердце этой радости во Христе Спасителе нашем, и тоскует наша бедная, голодная душа?! Ведь она по природе своей христианка; ведь она сотворена не для этой краткой земной, суетной жизни: она создана для вечной радости у Бога; как же ей не тосковать, не стремиться к чему-то такому, чего не найдешь на земле? Начни жить по-Божьи, храни свою совесть, трудись для Бога, делись с Богом от трудов, очищай свою совесть святыми таинствами Церкви, не пропускай ни одного праздника, не посетив храма Божия, и ты ощутишь в себе новые силы, почувствуешь, что началась другая жизнь, дотоле тебе незнакомая, и ты поймешь, что ты только теперь стал христианином, а доселе только именовался им, а на деле еще не знал, что такое христианин. Счастья тебе желаю, дорогой собрат, не от себя говорю тебе, а от имени Церкви-матери нашей благодатной, от имени Самого Христа – вот от имени Кого путь к счастью тебе показую!

VIII

Теперь обращаюсь к тебе, состоятельный русский человек, – купец, фабрикант, промышленник, тебя спрашиваю: христианин ли ты? Не к тем богачам я слово мое обращаю, о коих говорит псалмопевец: увы, утолсте, расшире, забы Бога, спасающаго его – хотя, о, как рад я был бы, если бы кто-либо и из них преклонил ухо свое к моему смиренному пастырскому слову, – но теперь я говорю тому, кто считает себя православным христианином. Брат возлюбленный! Проверь и ты свою совесть! Лучше самому, став пред Богом, обнажить язвы души своей, чем стать пред лицом всех ангелов, всех святых Божиих и всего рода человеческого, и быть обнажену пред грозным Судиею мира. Ради Бога – не обманывай себя – пожалей себя! Вспомни, что ничего с собою в могилу не возьмешь, вспомни, что ты, в сущности, не хозяин, а только приставник на земле Божия достояния. И должен отдать отчет о приставлении домовнем. Твой Домовладыка есть Христос, искупивший тебя кровью Своею. Он поручил тебе все, что имеешь, что Он посылает тебе. Своего у тебя ничего нет. Если ты считаешь себя христианином, то ты должен согласиться со мною в этом. Вспомни того богача, которому Бог сказал: безумне, в сию нощь душу твою истяжут от тебе, а яже уготовал еси – кому будут?! (Лк.12:20). Прислушайся в тиши уединения, не говорит ли и тебе твоя совесть: вот и ты копишь злато на злато, капитал на капитал: что же, будет ли когда-нибудь конец этому скоплению? Знаю, что душа человеческая меры не знает в своих стремлениях: но ведь вот эта-то ненасытимость и доказывает, что не тем ты ее насыщаешь, чем должно. Она жаждет вечного, а ты питаешь ее временным, она ищет нетленного, а ты подносишь ей тленное, она ищет Бога, а ты влечешь ее к твари гибнущей. Нет, ничем тебе ее не насытить из земных благ, хотя бы всем миром ты овладел! И чем больше ты будешь приобретать, тем сильнее будет эта жажда. Как соленой водой жажды не утолить, так земными благами души не насытить. Вот настанет час твоей смерти: тоскующая, неудовлетворенная душа будет искать себе отрады, утешения в прошлой жизни, но увы! ничего не увидит позади себя, кроме груды холодного металла, который будет для нее то же, что прах земной. А сколько можно бы сделать добра при помощи этого металла! Какою светлою радостью сияла бы душа, если бы вместо этого праха-металла она увидела вдов и сирот, тобою утешенных и облагодетельствованных, увидела храмы Божии, тобою украшенные, увидела все то добро, какое по внушению твоей совести сделал ты в продолжение своей жизни, употребив Богом тебе ниспосланное достояние на это добро! И возрадовались бы сему ангелы Божии и отнесли бы твою душу туда же, куда отнесли они душу бедного Лазаря – на лоно праотца Авраама! И услышал бы ты глас Небесного Домовладыки: вниди, рабе благий и верный, в радость Господа твоего: о мале был еси верен, в ничтожном и земном ты оказался верным – над многим тя поставлю, соделаю тебя участником Моего царства небесного! (Мф.25:21, 25).

Брат мой возлюбленный! Оторвись хоть на минуту от суеты, тебя порабощающей, войди в храмину души твоей, останься там один, сам с собою наедине, представь себе, что наступает, что вот уже наступил последний день и приближается последний час твоего земного странствования. Что бы ты сделал в этот страшный последний час? Жизнь кончена, зовут туда, откуда нет возврата, а там потребуют строгого нелицеприятного отчета. Нагим ты пришел сюда на землю, почти нагим – лишь в погребальных пеленах, хочешь ли, не хочешь ли, а должен отойти туда. Ничего-ничего с собою не возьмешь. Все здесь же останется. Что бы ты сделал тогда?.. Конечно, ты готов бы был все отдать до последней копейки первому встречному бедняку, только бы не связывало тебя твое богатство здесь в совести твоей, не тянуло бы оно тебя к земле. Так вот и подумай теперь: не лучше ли, пока еще есть время, пока ты живешь на свете, благоразумно употреблять избытки своего достояния по Божию указанию, как заповедует Господь в Евангелии и в святом Слове Своем? Понудь же себя хоть немного, начни исполнение заповеди Божией, сделай первый шаг и ты почувствуешь, что в тебе, в твоем дотоле холодном сердце как будто вспыхнула светлая искорка Божия, душа твоя увидела просвет, и ты начинаешь понимать, что такое добро, как оно животворно, как близко к тебе счастье, о коем и говорит Господь: царствие небесное внутрь вас есть… (Лк.17:21). Ты тут только познаешь, что такое истинный православный христианин, увидишь, что ты доселе был только по имени христианин, а теперь, только теперь ты сделал для себя самого великое открытие.

IX

Есть еще великая скорбь сердцу пастырскому, есть позорный порок и у богатых и у бедных людей, порок, лишающий и тех и других Божия благословения. Это – недостаток честности, совестливости или проще – добросовестности. Ложь, обман у нас редко считают за грех. Правда, на словах в этом сознаются, но на деле этот порок обычное явление. Спаситель сказал, что отец лжи – диавол; а вот какой-то сын диавола, может быть, один из тех, о коих говорит Господь в Евангелии от Иоанна, выдумал пословицу: «Не обманешь – не продашь», и гуляет она по Русской земле среди людей торгового мира. Другой придумал другую пословицу: «От трудов праведных не наживешь палат каменных», и повторяют ее те, которые трудами рук своих приобретают себе хлеб насущный. Третий кощунник взял слова пророка Давида: «ложь конь во спасение» – не надежен конь для спасения, – и переделал их по-своему: «ложь во спасение». И вот купец торгует и обманывает, рабочий и ремесленник делают чужое дело и не думают о его прочности, чистоте, добросовестности; чиновник служит и хитрит, торгует своею совестью. И все они только и думают, как бы провести день до вечера. И до того въелась эта нечестность в нашу среду, что сложилось даже как бы присловие: «А кто ныне не подлец?» Как же после этого не спрашивать с болью в душе: да где ныне христиане у нас, в православном Русском государстве?..

Что же? Ужели так тому и впредь быть? Ужели ложь, обман, подлость, хитрость – все эти мерзости и впредь будут сквернить нашу родную землю, лишать ее Божия благословения? Так уж не честнее ли будет совсем отречься от Христа? Ведь есть же теперь где-то на Урале секта сатанистов; вот и запишитесь, русские люди, в эту секту: это вам будет более к лицу! Слышите, что глаголет Христос: «Что Мя глашаете: Господи, Господи, и не творите, яже глаголю?! Идите от Мене, не вем вас!» (Лк..6:46, 13:25, 27).

Больно писать эти строки. Но всмотритесь в жизнь. Вот ищут в городе «честного» дворника, прислугу, рабочего и берут татарина. Почему? Да русские «очень пьют». Не больно ли это? Не позорно ли? Нужен мастер, артельщик, приказчик – смотришь, взяли немца, чухонца, – они, видите ли, толковее русских. Русские на руку нечисты, неисполнительны, ленивы. Да неужели все таковы? О, конечно, нет, но трудно найти, но большинство ненадежно, и рад бы русскому кусок хлеба дать, как своему родному, а возьмешь, говорят, и не рад будешь, раскаиваться придется. Рассказывал мне покойный протоиерей Иоанн Григорьевич Наумович, известный миссионер и издатель народных книжек: «Если наймется немец-рабочий – ему можно смело поручить всякое дело: честно выполнит и не нужно за ним смотреть. Если вы увидите немца-работника на хозяйском поле и спросите его о чем-нибудь, то он ответит вам на вопрос коротко, не прерывая работы; а если вздумаете отвлечь его от дела разговором, он вам скажет: «Я нанимался работать, а не разговаривать». Так ли поступают наши русские работники? Заговорите с таким в отсутствие хозяина, и он будет рад с вами беседовать хоть целый час. А работа будет стоять. Скажите по совести: честно ли это? По духу ли истинного христианства?.. И это, к несчастью, повсюду: недаром же хозяева фабрик и заводов предпочитают всяких инородцев, не исключая даже иудеев, своим русским рабочим, особенно на окраинах России.

Та же нечестность, то же «несовестливое» отношение к делу, к чужому достоянию, замечается у нас и в торговле: «не обманешь – не продашь», а если продашь, то барыша не получишь – это повсюду. Извозчик запрашивает с вас 70 копеек и везет, после переговоров, за 40 копеек; скажите – честно ли он поступает? Ведь он покушается обмануть вас, взять с вас вдвое против того, что может взять, и нисколько ему не стыдно: таков обычай. Но ведь этот обычай – скажем прямо – бессовестный! Торговец запрашивает с вас рубль и отдает за полтину, а иногда и дешевле: честно ли это? По-христиански ли? Мужичок продает на базаре сено: и в сено, для веса, подсыпает песок; а если продает сено не на вес, а возом, то делает воз пустой; баба вливает в молоко воду, подмешивает мел, в масло иногда кладет камень… да всего и не перечтешь: так многообразно проявляется бессовестность наша, с которою сравнится разве только бессовестность иудеев. Не позорно ли это? Не обидно ли для нас, пастырей православной Церкви? Что мы скажем, в оправдание своих чад духовных, иноверцам, сектантам, тем же иудеям, бросающим в глаза упреки: «Вот ваши православные что делают! Им-де нельзя ничего доверить: все испортят, подменят, сделают кое-как!..» Как будто Церковь православная учит такой бессовестности! Как будто она одобряет или хотя снисходит ей! Ведь воистину имя Церкви Божией хулится за нечестность и бессовестность нашу! И вот что горько: наши же православные нередко смущаются такими упреками и, уходя в ереси, оправдывают себя тем, что там живут и честнее, и трезвее. Вот до чего мы дожили в нерадении нашем! Вот – наше христианство!

X

Теперь посмотрим поближе на наши добрые дела: все ли их можно назвать христианскими?

Вот богатый человек строит колокольню, отливает колокол, золотит главы. Кто смеет сказать, что он делает не доброе дело?

Однако же, по долгу пастыря Церкви, я должен предостеречь такого благотворителя от искушения. Ведь может случиться, что он-то будет уверен в себе, что за такое доброе дело ему уготована награда на небесах, а между тем, на суде Божием он услышит: Bосприял еси благая твоя в животе твоем (Лк.16:25). И прежде всего я спросил бы такого доброго человека: с кем он посоветовался, когда решался на свое «доброе» дело? Не своеволие ли это было? А может быть духовный отец, если только он знал о начинании своего духовного сына, и не давал ему совета непременно делать то, что задумал он? Вот и первое сомнение в чистоте этого доброго дела. Сын православной Церкви твердо должен помнить, что всякое доброе дело может быть и медницей, и сребром, и чистым златом в очах Божиих. Если ты делаешь доброе дело без совета и благословения, если делаешь ради расчетов земных, ради тщеславия, ради наград, орденов и медалей, ради похвалы людской, то твое дело – медница, которою не стяжешь ты себе царствия Божия. Тебя хвалят, тебя прославляют люди: и довольно с тебя этих похвал, этой славы человеческой – не жди себе славы Божией! Нельзя служить и Богу и мамоне, своему грешному «я». И все твое славное, по суду человеческому, дело много-много стоит медницы в очах Божиих, а, может быть, равняется и круглому нулю. Не и язычницы ли такожде творят, говорит Господь о таких добрых делах (Мф.5:47). А если так, то он теряет уже цену и христианской добродетели, и напрасно себя будет льстить человек, указывая другим на такие добрые дела.

Вот другой любитель благолепия храмов Божиих жертвует на позолоту крашеного иконостаса, делает серебряные ризы на святые иконы, жертвует на поминовение родных, и все это, согласно заповеди Спасителя, – от имени неизвестного благотворителя. Это уже поистине доброе дело, исполняемое притом во смирении, как сказано: да не увесть шуйца твоя, что творит десница твоя (Мф.6:3). Но еще единого не докончил сей благотворитель: не отсек он воли своей, не положил ее вместе с даром своим к подножию креста Господня. Сего ради и его дело – еще только сребро, но не чистое злато в очах Божиих. Хочешь ли, о христианин, да будет оно чистым златом пред Господом? Сице сотвори: вместе с твоим добрым намерением повергни к стопам распятого Господа и твое произволение; нет дара более приятного Господу, нас ради смирившемуся и Отцу Своему послушливу бывшему, даже до смерти, смерти же крестныя, как наша воля, – это дражайший дар Творца Своему богоподобному созданию, эта наилучшая черта богоподобия Божия в нашей душе. Отдай же ее, как чистую жертву Господу, скажи в твоем сердце: «Господи! вот я хочу сделать такое-то доброе дело, но не знаю, угодно ли оно Тебе? Не хочу я, чтоб непременно мое желание исполнилось, хочу, чтоб Твоя святая воля сказалась, а я готов отречься от своей воли и исполнить то, что повелишь Ты. Скажи мне святую волю Твою чрез моего духовного отца, моего духовного друга, руководителя, к коему расположена душа моя. Если он одобрит мое начинание – слава Тебе: я приму его слово, как ответ на запрос души моей; если же подскажет мне другое доброе дело, паки – слава Тебе: готов исполнить сие, хотя бы оно и не по сердцу было моему ветхому человеку». Так молись, так ищи воли Божией, и верь: никогда Господь не откажет рабу Своему, вопрошающему Его о деле, Ему благоугодном! Ты увидишь, как станут располагаться самые обстоятельства, чтоб не твоя, а Божия воля исполнилась, увидишь, как и сердце твое какая-то дивная сила повлечет к исполнению Божией воли. И будет тогда, только тогда твое дело доброе – чистым златом в очах Божиих.

Аще же не тако – то можно еще сомневаться: действительно ли ты поступаешь, как истинный Христов ученик, как истинный христианин?

XI

Из городов пойдем в самую глушь деревенскую. Посмотрим, что там творится у православных христиан в праздники, например, или когда справляются свадьбы, похороны, крестины. Нужно ли много говорить о том пьянстве, которое разливается рекою, о том распутстве и драках, какими сопровождается это пьянство? У кого из людей, ревнующих о Церкви, о родине, о славе Божией, не сжималось сердце болью, не выступали слезы горькой обиды, стыда, унижения за родной народ при виде всех этих безобразий? Какой-то пьяница придумал складное слово: «Kто празднику рад, тот до свету пьян», а наша деревня приняла это глупое, богохульное слово как бы за заповедь, и вот храмы Божии в праздники пусты, в них только дети, старики да женщины, а мужички, домохозяева, эти «труженики», как они себя любят называть, они, с раннего утра, минуя храм Божий, пошли верст за пять и дальше – туда, где можно водки достать, где есть винная лавка, трактир, харчевня: там они будут справлять праздник. А к вечеру вернутся домой, принесут с собою живительной влаги, будут насильно поить детишек своих, несчастных жен, отцов стариков, матерей. Ведь все это – столь знакомые картины, что говорить о них, право же, не хочется! Но как и молчать? Ведь эти несчастные полагают, что они тоже «христиане», что они в Бога веруют и вот – праздники помнят. Помнят!.. О, если бы они знали и помнили грозное слово Господа против такого празднования, возгремевшее устами великого пророка Божия Исаии почти три тысячи лет назад: Слушайте слово Господне: праздничных собраний ваших не могу терпеть: беззаконие – и празднование! Праздники ваши ненавидит душа Моя… ваши руки полны крови: омойтесь, очиститесь, удалите злые деяния ваши от очей Моих, перестаньте делать зло, научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли. Если же отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас, ибо уста Господни сие говорят!.. (Ис. 1). О, если бы эти словеса Господни постоянно звучали в ушах современных христиан! Если бы пастыри повторяли их непрестанно и в храме, и в домах верующих, и на площадях при молебствиях, и в вагонах, и на пароходах, в пути! Но – увы! Редко слышится об этом голос пастырей наших: они, видно, уже отчаялись в возможности что-либо сделать для прекращения пьянства народного в праздники, не говорю уже о тех несчастных, которые сами не отказываются принимать участие в таком богопротивном праздновании. И вот, смотрите, что творится на Руси: давно видели весь ужас такого празднования народом дней святых люди умные, задумались и пришли к заключению: во всем повинны праздники, надо их уничтожить! И составили законопроект, и внесли в законосоставительное учреждение – Государственный Совет – сократить число праздников так, чтобы, с воскресными днями, их было не больше 66 или 67 в году. Не подумали эти люди умные, что ведь праздники-то сами по себе тут не причем, что виноваты люди, извращающие смысл праздников, искажающие порядок их празднования; что если бы православные люди праздновали святые дни свято, так как учит Церковь, то ни пьянства бы не было, ни беспутства, напротив: праздники вносили бы благодатную, оживляющую духовную струю в народную жизнь, облагораживали бы народ, умножали бы добро на родной земле, ибо в праздники делать добро Сам Бог повелевает! Праздник – день Божий, и требует Господь, чтоб он посвящался на дела Божии, на молитву, благотворения, дела милосердия. Уж если писать законы, то надо бы такие законы писать, чтоб они полагали пределы пьянству в дни праздничные, а не уничтожали бы самой идеи праздников. Но, увы! Наши законосоставители посмотрели на дело глазами сынов века сего, с точки зрения экономии, и смелою рукою хотят зачеркнуть 25 праздников из тех, которые отмечены в законе. Я спрашиваю: христиане ли это? Дерзнут ли истинные сыны Церкви вторгаться в ее порядки и законоположения? Позволят ли себе умничать в явное нарушение повелений своей матери-Церкви? И не выше ли их стоят вот эти простецы-пьяницы, которые все же не противоречат Церкви в том, что праздник – день Божий, что отдавать его на дела житейские грешно, – словом: не зачеркивают праздников, не равняют их с будними днями в идее. Да, они оскорбляют их, оскорбляют Бога недостойным их празднованием; но ведь и это – грех невежества, грех, который они все же добродетелью не назовут по совести. А эти люди умные, просвещенные, ставшие на высотах законодательных, они то что делают? И ведь не бессознательно: вопрошали власть церковную, получили ее мнение о своей затее, значит, нельзя сказать, что не ведают, что творят. Нет, они отлично знают, что нарушают уставы и каноны церковные, нарушают «скверного ради прибытка», а не ради духовной пользы народа, они с пренебрежением относятся к Церкви Христовой, скажите же: кто это – христиане? И кто лучше, ближе к понятию христианина: те ли пьяницы, оскорбители праздников Господних, или сии современные – пусть они простят нас за резкое слово, – оно из Евангелия, – современные фарисеи?.. Пусть судит сие совесть православная христианская! А нам, пастырям, невольно приходит скорбная мысль: ужели у людей просвещенных, считающих себя христианами, до такой степени вытравлено понимание сути христианских понятий о праздниках, что они готовы даже в некоторые двунадесятые праздники, например, в Сретение Господне и Введение во храм Матери Божией, идти с спокойной совестью в канцелярии, лишь предварительно вычеркнув из табели эти дни? Они говорят, что работа будет производиться не утром, а с 12 часов дня, следовательно, кому угодно, может и в церковь сходить. Но разве можно говорить это серьезно? Кто же не знает немощей человеческих? И – скажем откровенно: такой законопроект мог появиться только под влиянием людей, чуждых Церкви и ее благодатных веяний, по мысли или тайному подсказу врагов Церкви, масонов, коих бессознательными слугами и явились начинатели такого законопроекта. А для нас, служителей Церкви, несомненно, что масонами руководит сам князь тьмы чрез своих верных слуг – врагов Христовых.

XII

Так, вся наша жизнь полна лицемерия; самые добродетели наши часто под большим сомнением; невольно думается: а что если бы враги Христа стали нас подвергать пыткам, устояли бы мы или нет? Увы, на этот вопрос страшно даже отвечать. Судите сами: многие из нас боятся оградить себя крестным знамением в общественном месте: ну какие же мы христиане? Многие боятся сказать открыто, что не могут пойти на бал в субботу вечером, ибо это – святое время: какие же это христиане? Их еще не подвергают пыткам, им грозит много-много шутливое прозвище «святоши» или «ханжи» – гораздо меньшая опасность, чем та, пред которою устрашился Апостол Петр, когда отроковица некая осторожно спросила его: и ты был с Иисусом Галилеянином?.. (Мф.26:69). Мы боимся иудейской газеты больше, чем суда Божия! Это ли – ученики Христа?!

А что если бы среди нас вдруг явился пророк Божий Илия, этот беспощадный обличитель зла: что сказал бы он нам? Каким громом небесным прозвучало бы его грозное слово: доколе хромать вам на оба колена?! Если Ваал – мир – есть бог, то идите за ним; если же Христос, имя Которого вы носите еще на себе, то за Ним и следуйте! (3 Цар.18:21). Нельзя, никак нельзя служить и Богу и своей мамоне! Не обманывайте Господа Бога, а так как Бога не обманешь, то не обманывайте самих себя. Грядет Судия вселенной, и неумолим будет суд Его на лицемеров, прикрывавшихся Его святым именем. Опомнитесь, покайтесь!

А время пришествия сего грозного пророка близится. Слово Божие непреложно говорит, что он явится пред вторым пришествием Господа нашего Иисуса Христа, а время сие приближается. Мы не знаем ни дня, ни часа сего страшного, но своими грехами приближаем сей час. Ведь если грех покроет всю землю, как водный потоп, если благодати Божией не будет места среди людей, то чего ради Господь будет отлагать суд Свой праведный? Для чего существовать еще миру грешному, если среди него не останется людей, способных к восприятию спасающей благодати?..

Со страхом и трепетом повторим словеса Господа, Судии живых и мертвых: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный: знаю твои дела; ты ни холоден, не горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих! (Откр. 3:14–16).

Архиепископ Никон (Рождественский)
Источник: Мои дневники / архиеп. Никон. — Сергиев Посад : Тип. Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1914-. / Вып. 1. 1910 г. — 1914. — 174 с. — (Из «Троицкого Слова» : № 1-50)