col sm md lg xl (...)
Не любите мира, ни яже в мире...
(1 Ин. 2:15)
Ветрово

Илья Ничипоров. Песенно-поэтическое творчество иеромонаха Романа (Матюшина): духовное содержание и образный строй

Россия раскрывается в произведениях отца Романа и в неповторимой ауре ее природного Космоса. Более того, самые разнообразные лирические пейзажи можно рассматривать как особое жанровое образование в его поэзии.

Одним из ключевых свойств пейзажной образности отца Романа является органичное сопряжение земного и Вселенского, космически-бесконечного. В таких стихотворениях как «Блажен, кто, наполняясь тишиной…», «Село Рябчёвск!..» (1994), в «обыденных» проявлениях природной жизни («в любой букашке и любом листе, в мерцаньи звезд») угадывается «Дыханье созидающего Духа», пути к Богопознанию. Внутреннему зрению сосредоточенной на Божественном Творении души открывается образ Вечности: «Я усмотрел отверженную Вечность, // В заветной выси – Высшее постиг…». В образе души, родственной космической беспредельности, поэтике возвышенно-архаического слова («О небеса! Отверстые, без края»), тенденции к «овеществлению» отвлеченных образов («Из этих мест до Вечности – рукой. // Ее дыханье за ближайшим стогом…»), в значимом употреблении сложных лексических форм («жизнеликующая зелень и духоносная лазурь», «мир светоликует», «чудопревращенье», «отрешенно-чутки дерева») сказывается типологическая причастность не только лирике Ломоносова, Тютчева, но и процессам обновления образного языка, активизировавшимся в поэтической культуре Серебряного века. В самом сотворении природного и человеческого бытия «Первым Поэтом» герой поэзии отца Романа с благоговением отмечает непостижимую загадку мироздания, с чем связаны актуализация сказочных мотивов, рождающихся в тайных соответствиях между явлениями «подлунного мира» («Окошки от мороза поросли // Невиданною, сказочной ковылью»); отмеченная выше значимость заглавных букв («Свечение Немеркнущего Света»); частое преобладание коротких, назывных синтаксических конструкций, которые штрихами очерчивают приметы таинственного Божьего мира, не нарушая земным суесловием его безмолвия: «Луна и снег. И шорохи вдали, // Обилие и полногласность звезд. // Мерцание, созвучное хваленью…».

Смыслообразующими в пейзажной лирике отца Романа оказываются ассоциации природного бытия с жизнью Божьего храма, богослужебным действом. Подобные ассоциации встречались в предшествующей поэтической традиции – к примеру, в лирике Есенина («Запели тёсаные дроги…», «Я последний поэт деревни…» и др.), Пастернака («Август», «Когда разгуляется»), однако в поэзии отца Романа они разработаны более детально, с учетом тонкого видения изнутри таинства церковной службы. Присутствие же этих образов в песнях, ориентированных на самую широкую слушательскую аудиторию, выполняет важную проповедническую задачу: через эстетическое впечатление приводит к пониманию духовной красоты и внутренней соразмерности богослужения, его необходимости для человеческой души.

Церковная символика может проявляться здесь как в отдельных сравнениях («лампады звезд», «Рождественская фата дерев», «птицы-богомолки» и др.), так и в развернутых образах различных типов служб. В стихотворении «Я сегодня уже не усну…» (1993) это образ совершаемого во Вселенной и в обратившейся к Богу душе всенощного бденья, который детализирован упоминанием о «стихирах созвездий»: «Мокрый ясень глядит на луну, // Правит Богу всенощное бденье…». В «Сиреневом рассвете» (1996) радость предрассветной службы, которой с готовностью делится лирический герой, переносится и на образ мира, где «кадит рассвет премудрости Твоей»: «И птахи славословят антифонно // По знаку канонарха соловья». Образ земного и небесного мира увиден в стихотворении «Уже заря. Хотя еще не лето…» (2001) в виде модели храмового пространства – как с основными частями его внутреннего ансамбля («И облака расходятся Вратами…»), так и в неотъемлемых деталях церковной жизни:

Так чудно, так похоже на Служенье,
И здесь поют хоры, и здесь кадят,
И птицы-богомолки без движенья
На ветках, как на лавочках, сидят…

В стихотворении же «Ах, как птицы поют! Как в неволе не спеть!..» (1996) мерный «Акафист» птичьего пения призван напомнить в эпоху смуты и нестроений о неуничтожимом ядре духовности на русской земле:

Где ж вы, судьи мои? Я пред вами стою
И готов головой заручиться,
Что, покуда у нас так пред Богом поют,
Ничего на Руси не случится!

Образы природы в стихах отца Романа порой таят в себе притчевое иносказание. Например, в стихотворении «Я сегодня уже не усну…» образ ясеня, стремящегося отойти от земного ради сокровенного знания о «письменах Небосвода», воплощает жаждущую общения с Творцом душу, которой «нелегко на миру, отрешаясь, в молитве забыться». А в стихотворении «Величье рек – в покое вод…» в параллелизме «мелководных речушек» с людской поверхностной суетливостью раскрывается мудро-снисходительное священническое знание автором человеческих недугов и страстей:

И люди гонят тишину
И призывают безпогодье,
Боясь узреть не глубину,
А собственное мелководье.

Притчевость оказывается одним из ключевых свойств художественного мышления отца Романа. Обращение поэта-певца к данному жанру обусловлено как внутренними особенностями его творческой индивидуальности, так и стремлением посредством простых притчевых образов привести слушателя к знанию о Христе, найти отклик в значительном числе душ, каждая из которых на ей доступном уровне проникнет в существо поэтической притчи. При этом источники притч в поэзии отца Романа весьма разноплановы – от осмысления евангельских притчевых образов и сюжетов до обобщающе-символических прочтений преданий прошлого, а также собственных наблюдений над миром, человеческой душой и даже потаенными, «сновидческими» недрами своей личности («Гильотина», «И вижу сон…», 2001).

В основе стихотворения «А жатвы много. Делателей мало…» (1993) евангельское притчевое иносказание, возникающее в напутственном обращении Христа к ученикам-апостолам. У отца Романа образ невозделанной жатвы ассоциируется с родной землей и отчуждением от нее русского человека, к которому поэт обращается с дружеским увещеванием, где образы «жатвы» и «делателя» с «нравом неверного раба» получают художественное развитие:

А жатвы много. Делателей мало,
Но кто же ты, стоящий у межи?
Иль своего душа не принимала,
Что ищешь зёрна в терниях чужих?

Тебе своё давно уже не мило,
Забыл о том, что все на нас войной,
И к той земле, которая вскормила,
Оборотился гордою спиной…

Обращение к притчевым образам важно и в процессе покаянного самоосмысления героем стихов отца Романа. В стихотворении «Видать, до гробового вздоха…» (1995), обращаясь к своей погруженной в греховное состояние душе, герой с болью видит в ней недолговечные ростки духовности, что произрастают из семени, которое посеяно, согласно Христовой притче, при дороге:

Не сам ли сеял у дороги?
Что ж от кручины издыхать?
Чего глазеть на злак убогий?
Готовься жать.

Противоречивое переплетение в современной душе привязанности ко греховной страсти и жажды избавления от нее запечатлевается в произведениях отца Романа в евангельском образе Лотовой жены, которой в молитвенном самоуничижении уподобляет себя герой стихотворений «Изнемогая от потерь…» и «Я пойду, где стоят корабли…» (1995). Пронзительность обращения к Богу усиливается здесь сплошными мужскими рифмами (всюду с ударением на последнем слоге в строке), создающими повышенное интонационное напряжение, эффект отрывистости сокрушенной речи. Рефлексия о пути ко Творцу вбирает в себя и понимание своего маловерия, проступающего даже в молитвенном делании. Если же учесть, что в евангельских словах Христа напоминание о «жене Лотовой» звучит в контексте разговора о Судном дне, когда «Сын Человеческий явится» (Лк. 17:30-32), то в подтексте стихотворений отца Романа видится внутреннее приготовление осознающего свой грех человека к предстоянию на Страшном Суде:

Подобно Лотовой жене,
Пытаюсь кары избежать.
Спешу к желанной стороне,
Взирая, окаянный, вспять.

Прости меня, когда, молясь,
В земных поклонах бью челом,
Перебираю чёток вязь
И стыну соляным столпом.

Страницы ( 3 из 4 ): « Предыдущая12 3 4Следующая »

Уважаемые читатели, прежде чем оставить отзыв под любым материалом на сайте «Ветрово», обратите внимание на эпиграф на главной странице. Не нужно вопреки словам евангелиста Иоанна склонять других читателей к дружбе с мiром, которая есть вражда на Бога. Мы боремся с грехом и без­нрав­ствен­ностью, с тем, что ведёт к погибели души. Если для кого-то безобразие и безнравственность стали нормой, то он ошибся дверью.

Календарь на 2024 год

«Стихотворения иеромонаха Романа»

Сретенские строки

Новый поэтический сборник иеромонаха Романа

Не сообразуйтеся веку сему

Книга прозы иеромонаха Романа

Где найти новые книги отца Романа

Список магазинов и церковных лавок